…Попову и Константинову и в голову не могло прийти, что предшествовало их приглашению в наркомат, почему их попросили вновь активно разыскивать Малявкина. А произошло следующее.

В ночь после допроса Малявкина Скворецкий с Горюновым допоздна засиделись у комиссара: сообща искали пути дальнейших действий. Подводя итоги событиям минувших дней, Кирилл Петрович, заметно волнуясь, говорил:

— С чего мы начали? С розыска Малявкина: то ли агента германской разведки, то ли просто дезертира. Что случилось дальше: бегство Варламова, убийство Евстафьева — лаборанта, исчезновение секретнейших документов, звонок на квартиру Варламовых. Это уже не пустяк. Теперь мы вышли на тайную фашистскую резидентуру: перед нами резидент, свирепый и изощренный враг. Диверсант. Убийца. Появился дантист. Явка. Связник. Этого ли резидента, какого ли другого, пока неизвестно. Похоже, что между всеми; этими звеньями: «Музыкант» с «Быстрым» — профессор Варламов и Ева Евгеньевна — резидент — связник, есть что-то объединяющее, какая-то связь. Мы словно разворошили муравейник, и одно посыпалось за другим. Мы должны действовать, быстро, решительно, энергично.

— Красивые слова, — поморщился комиссар. — Слова и… прописные истины. «Быстро», «решительно»… А как же иначе может действовать чекист, если он воистину является чекистом? Что вы конкретно предлагаете, к чему слова?

— Слова, товарищ комиссар? — сказал Скворецкий. — Да, вы правы, я это отлично знаю, но говорю неспроста. Есть два пути дальнейших действий: путь пассивный и путь активный. Одно: усилить внимание к Зайцевой — может быть, она выведет нас на Варламовых; держать засаду на квартире профессора и ждать, не придет ли кто, не позвонит ли; изыскивать меры к установлению личности «Зеро»; выяснить, пользуясь данными, которые сообщил «Быстрый», что за связник, — быть может, взять его, начать допрашивать. Это — один путь. Путь, я бы сказал, пассивных действий…

— Вы что же, — перебил комиссар, — намерены оставить Зайцеву вне поля зрения?' Снять засаду? «Пассивные действия»!

— Нет, зачем же, — быстро возразил майор. — Все это надо делать, надо, и все же — это путь пассивный. Надеяться! Ждать! Сейчас этого мало, мало, когда рядом затаился опаснейший враг, резидент, когда исчезают документы, гибнут люди… Да, сразу оговорюсь насчет засады. Засаду у профессора Варламова я бы снял. После того звонка, когда Ната проговорилась… имеет ли смысл?

— Засада? — задумался комиссар. — Не знаю. Боюсь, снимать рановато. Но не в этом суть. Что вы предлагаете? Каков, по-вашему, другой путь?

Ответ у Кирилла Петровича был готов:

— Я за другой путь — путь активный. Предлагаю переходить в наступление, пойти с козыря.

— И этот козырь?

— Малявкин, — твердо сказал майор. — Борис Малявкин. «Быстрый».

Комиссар ответил не сразу. Он облокотился о стол, долго молча смотрел мимо Скворецкого. мимо Горюнова.

Потом откинулся на спинку кресла, закурил и неторопливо сказал:

— Да-а, мелькнула и у меня такая мысль, когда я знакомился с его показаниями. Только дело-то ведь это тонкое, тут каждую деталь надо учитывать. Что вы предлагаете конкретно? Послать «Быстрого» на явку? Так? С чем?

Кирилл Петрович все продумал заранее. Он считал, что Малявкин должен пойти на явку и сообщить связному правду. Вернее, часть правды. Рассказать, как их с «Музыкантом» схватили в продовольственном складе и отвели в прокуратуру, как они бежали и «Музыканта» не то убили, не то взяли, а он, «Быстрый», ушел. Нашел надежное пристанище. Рация — у него. Теперь он ищет связи, ждет указаний.

— Иначе действовать нельзя, — говорил Скворецкий. — Что мы выигрываем? — продолжал майор. — Первое: связник обо всем доложит своим шефам, и не исключено, что с «Быстрым» пожелает встретиться сам резидент. (В этом месте комиссар скептически усмехнулся.) Второе: мы, после встречи «Быстрого», узнаем связника, и уж он-то нас куда-нибудь выведет.

Кирилл Петрович кончил. Комиссар, слушавший его не перебивая, спросил:

— И вы думаете, резидент или кто там еще вам поверит? «Клюнет» на Малявкина?

— А куда им деваться? «Быстрый» им очень нужен, — рация! Да и чего им сомневаться в Малявкине? Он же расскажет чистую правду. Пусть проверяют! Сбойчакова, судя по нашим данным да и по всему, вне поля зрения немцев; значит, об аресте «Быстрого» знать никто не может. В Нате сомневаться нечего. Вот только убежище нужно будет ему подобрать понадежнее. Но это не страшно, подберем.

Комиссар повернулся к Горюнову, который за все это время не проронил ни слова, только лицо его выражало явное неодобрение.

— Ваше мнение, Виктор Иванович?

Горюнов встал, выпрямился.

— Да вы садитесь, — махнул рукой комиссар. — Садитесь!..

— Я — против, — отрубил Виктор. — Решительно против. То есть, товарищ майор, Кирилл Петрович, конечно, прав, когда говорит, что надо переходить к активным действиям. И на явку надо идти, тут я согласен, только НЕ Малявкину…

— Так, так, — улыбнулся комиссар. — Кто же пойдет на явку?

— Я, — сказал Горюнов. — Я пойду…

— Чушь! — не утерпел Скворецкий. — Чушь и чушь. Вы извините, товарищ комиссар, но, прежде чем идти к вам, я битый час втолковывал ему, что это чушь. Как он пойдет? Под видом кого? Неизвестный? Дурак будет тот разведчик, который доверится неизвестному, а это самое «Зеро» не дурак или не дура, судя по всему. Будьте уверены.

— Я… Я пойду вместо Малявкина, — неуверенно продолжал Горюнов. — Возьму на себя роль «Быстрого». Я же вам говорил, Кирилл Петрович.

Но Скворецкий продолжал возмущаться:

— Нет, товарищ комиссар, вы только его послушайте! Он пойдет под видом «Быстрого»! А если этот связник или резидент знает Малявкина в лицо? Тогда как? Тогда верный провал. И не только провал, хуже. Голову, Виктор, можешь потерять. Это ты учел?

— Я не боюсь, — спокойно отвечал Горюнов. — Риск есть во всяком деле. Вы, Кирилл Петрович, сами не против риска. Такая уж наша профессия.

— Профессия! — рассердился комиссар. — Долг чекиста состоит совсем не в том, чтобы вслепую лезть под пулю, под нож. Ну, когда надо, я понимаю, а тут что? Выстрелят из-за угла или пырнут финкой — и концы в воду. Нет, ты уж извини меня, но — дурак! И дело наверняка провалишь. Прав Кирилл Петрович, вам (в запальчивости комиссар называл Горюнова то на «ты», то на «вы») идти нельзя. Никак нельзя. Ты что на меня так уставился? Еще что-нибудь хочешь сказать?

— Да, хочу, — упрямо ответил Виктор.

— Ну что же, это твое право, особенно если скажешь что новое.

— Новое. Есть у меня и другое предложение: если мне нельзя, так послать Нату.

— Нату? — удивился комиссар. — Ишь ты!

— А что? — с горячностью сказал Горюнов. — У Зайцевой она была. Справилась. Еще как! Справится и тут, на нее можно положиться.

Скворецкий всплеснул руками:

— Вот упрямая голова, ну что ты будешь с ним делать! Ведь и о посылке Наты говорено-переговорено. Сравнил: то Зайцева, простая обывательница, старинная знакомая, а тут — зверь. Хищник. Матерый хищник. Как же можно девушку посылать на такое? Она и у Зайцевой растерялась, ребенок ведь совсем, а здесь… Не понимаю тебя, Виктор. Да и не серьезно все это. Как она пойдет на явку, почему, с чем? Кто ее послал? «Музыкант»? Из потустороннего мира? Разве есть гарантия, что им о его гибели не известно? «Быстрый»? А этот зачем? Сам почему не пошел? Кроме того, надо полагать, что о засаде на квартире Варламовых, у Наты, они знают. Об этом мы уже говорили. И после этого посылать Нату?.. Бред какой-то! Да и где у тебя логика? То ты был против того, чтобы посылать ее к Зайцевой, не верил, сомневался. А теперь… Нет, уволь. Никакой логики!

— Н-да, Виктор Иванович, — подвел итог комиссар. — Майор-то прав. Логика у вас хромает. Да и никак я не пойму, почему вы так сопротивляетесь, чтобы пошел Малявкин? Что за причина?

— Не верю я Малявкину, — сказал Горюнов. — Не верю, — упрямо повторил он. — Гад он, предатель! Нет таким веры.