Будущее не виделось слишком мрачным. Мне понравилась Россия, и возвращаться в Париж я не собирался. Там я кто был? Студент без денег и перспектив, а здесь — настоящий дворянин и редкий специалист. Сами знаете, деланные маги на дороге не валяются. И пристроить себя к делу будет очень легко.

Могу поехать в Москву и прибиться к Голицыным. Или в Петербург и поступить на императорскую службу. Или прямо здесь, в Муроме, организовать своё дело. Думаете, не смогу? Ещё как смогу. Я пока ехал и в окошко смотрел, увидел тысячу возможностей.

Котёнок на плече завозился и мявкнул.

— Что, Мурзилка?

Далеко за спиной послышался шум. Так-с, на зверя непохоже, больше на цокот копыт. Едет кто-то? Я остановился и поставил саквояж на землю. Может, этот кто-то меня подвезёт?

Надежда не оправдалась — ко мне на хорошей скорости приближался экипаж дяди. Тьфу на него ещё раз! Небось послал за Бобровым, чтобы следующего наследника вёз.

Я подхватил багаж и двинулся по дороге дальше. К моему величайшему удивлению, экипаж затормозил и остановился, перегораживая мне дорогу. Тут же с козел спрыгнул Дворецкий и низко поклонился.

— Константин Платонович, — он отбил второй поклон, — Василий Фёдорович просит вас вернуться.

— Ага, уже бегу и падаю.

— Константин Платонович, не сердитесь. Человек болеет, не в духе, мало ли что сказать может в сердцах.

Дворецкий поклонился в третий раз.

— Прошу вас, садитесь в экипаж. Василий Фёдорович ждёт вас.

Раздражённо фыркнув, я обошёл его.

— Константин Платонович!

Дворецкий нагнал меня и бухнулся передо мной на колени.

— Константин Платонович! Умоляю! Съездите, поговорите с дядей. Если после разговора ваше решение не изменится, я лично отвезу вас в Муром.

Мне надоело обходить его раз за разом, и я дал себя уговорить. Так и быть, поговорю со вздорным стариком, и в Муром не придётся идти пешком.

Через час я снова входил в комнату дяди. Старик уже выглядел не мумией, а просто старым и дряхлым человеком. Держа двумя руками чашку, он, причмокивая, отхлёбывал чай и смотрел на меня усталыми глазами.

— Гордый, да?

Я пожал плечами.

— В наследники к вам я не напрашивался и оскорбления терпеть не намерен.

— Остынь.

Старик указал на кресло.

— Садись, говорить будем.

Тяжёлый взгляд дяди сверлил меня, вызывая холодок под ложечкой.

— Проверял я тебя, дружок, — старик ухмыльнулся, — без этого нельзя, сам понимать должен. Наследство абы кому не оставишь.

— И что, я прошёл проверку?

— А сам как думаешь? — дядя хихикнул совершенно по-детски. — Годишься, не беспокойся. Только молодой и горячий слишком, как бы не обжёгся.

Он откинулся на подушку.

— Вон там книга на столике, возьми да почитай мне. Развлеки старика, наследничек.

Я протянул руку и взял томик в кожаном переплёте. Серьёзно? “Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка”? Да ещё и на французском языке? Всё что угодно мог ожидать, но только не такую книгу.

— Осторожней, — буркнул старик, — закладку не вырони. Там Настька мне читала, вот с той страницы и продолжай.

Ключница-орка читает на французском? Чего ещё я не знаю о странных обитателях этой усадьбы?

Я не прочитал даже страницу, как дядя перебил меня:

— Думаешь, я старый самодур-помещик? Сижу в муромских лесах, тискаю крестьянок, пью запоем и ничего не знаю, что в мире делается?

— Нет.

— Думал-думал, по глазам вижу.

Старик хрипло заржал. Но глаза у него оставались серьёзными.

— В ссылке я, — он резко прекратил смеяться, — по высочайшему повелению матушки нашей императрицы. Не должен покидать усадьбу под страхом смерти.

— За что?

Он криво ухмыльнулся.

— Слышал, как Елизавета Петровна на престол всходила? Полки императорские подняла, Анну Леопольдовну с мужем арестовала, императора малолетнего Ивана Антоновича… — Старик сбился и закашлялся.

— Так что там с императором?

Дядя покачал головой.

— Если хочешь жить, а не гнить в остроге, даже думать об этом не смей. Не было никакого императора. Никаких Иванов Антоновичей на престол не садилось. Понял? Даже не заикайся об этом.

— Понял, не дурак. Вы на этом погорели?

— Если бы на этом, то в Сибирь бы поехал, в кандалах, — он тяжело вздохнул, — как Остерман с Минихом.

Помолчав немного, дядя кивнул на столик:

— Налей мне чаю, в горле першит.

Поухаживать за стариком было несложно. Я подал ему чашку, и он долго пил, громко прихлёбывая и шлёпая губами.

— В стороне хотел остаться, — вздохнул он, — с одной стороны, за младенца на троне драться не хотел. С другой — не побежал Елизаветке в ножки кланяться. Думал, пройдёт гроза по верхам, не заденет мою норку.

По губам дяди пробежала горькая усмешка.

— Не вышло. Те, кто Елизаветку на трон поднимал, на меня зуб имели. Всё припомнили, перед императрицей змеюкой выставили. Но голову снимать побоялись, слабовато мажьё оказалось. Вот и сижу здесь, как жаба на болоте. Эх, вернуться бы туда, выйти со всей силой, когда они на дворец шли, может, и по-другому всё вышло.

Он протянул руку и крепко схватил меня за ладонь.

— Если в смутные времена будешь рядом с троном — не повторяй моей ошибки. Держись за свою сторону до конца, даже если безнадёжным кажется. Уж лучше на плаху за дело, чем от тоски дохнуть за безделье. Понял?

Я кивнул.

— А то, что я говорил, — забудь. Матушка наша императрица злопамятна, как сам чёрт. Скажешь слово неосторожное — она тебя в бараний рог согнёт.

— Понял, уже забыл.

— Тогда иди, завтра поговорим. И Настьку мне позови. Пусть лекарство несёт, а то худо мне сделалось.

Но ни завтра, ни послезавтра дядя меня не звал. Дворецкий с печальным лицом заявил, что Василию Фёдоровичу нездоровится, и в ближайшие дни я могу заниматься чем угодно. Да хоть в Муром съездить развлечься.

Нет, в город я не собирался, нечего там пока делать. А вот проехаться по имению, посмотреть деревни, взглянуть, как живут крепостные, — было бы неплохо.

К моему удивлению, Лаврентий Павлович горячо поддержал мою затею:

— Доброе дело, доброе. Земле хозяйский пригляд обязательно нужен. Я сейчас прикажу заложить drojshky, и поедем.

Дрожки? Что за дрожки такие? Оказалось — открытая коляска, запряжённая парой механических лошадей. По хорошей погоде самое то ездить, а в дождь будет неприятно.

Только мы уселись в этот кабриолет, как появилась Настасья Филипповна и бодро полезла за нами.

— С вами поеду, — заявила она и погрозила управляющему пальцем. — Знаю я тебя, Лаврентий. Тебе в каждой деревне наливать будут чарку, обратно приедешь накушавшийся так, что тебя нести придётся.

— Да ты что, Настасьюшка!

— Вот то самое. Что я, не видела, что ли? Кузьма, — скомандовала ключница, — поехали!

Так мы вчетвером и двинулись объезжать имение.

В деревне нас ждали. Целая делегация крепостных орков выстроилась на околице деревни: старики в праздничных рубахах, несколько мужчин с напряжёнными лицами и девица в красном сарафане и кокошнике. В руках она держала каравай на вышитом полотенце, который подала мне с поклоном.

— Здравствуйте, барин Константин Платонович!

Я отломил кусочек хлеба, макнул в соль и демонстративно съел. Ёшки-матрёшки, до чего хороша! Не каравай, естественно, а девица. Тонкие черты лица, голубые глаза, чётко очерченные губы, фигура под сарафаном святого с ума сведёт. Только кожа зелёная, как полагается оркам. С другой стороны, говорят, у короля Франции есть фаворитка — так та вообще чернокожая ифритка из Египта.

— Прошу, барин, — поклонились мне старики, — не побрезгуйте нашей трапезой.

Есть мне не хотелось, но за стол я сел. Сделал вид, что пробую, а затем стал расспрашивать. О погоде, об урожае, о проблемах и нуждах. Старикам такое внимание льстило, они стеснялись и поначалу мямлили. Но я переспрашивал, вдавался в детали, и постепенно они разговорились. Однако, жизнь крепостных совсем не сахар.