И снова всем пришлось упрашивать Шамсали-мирзу не уходить с совета. Допрос продолжался.
– Ну так что же, Маш-Касем? Мы ждем ответа. В наступившей тишине присутствующие смотрели в рот Маш-Касему.
– Э-э, ага, зачем мне врать?! Да вроде бы так и было, как ваш братец сказали.
Шамсали-мирза облегченно вздохнул с видом следователя, сумевшего после нескольких часов допроса вытянуть признание из опасного преступника, и удовлетворенно улыбнулся.
– Итак, ответ на первый вопрос получен. Перейдем ко второму вопросу. Господин Маш-Касем, кто находился в том месте, откуда раздался подозрительный звук?
Маш-Касем задумался, потом ответил:
– Зачем мне врать?! До могилы-то… Я в ту минуту слушал агу, а он толковал про битву при Казеруне. И как раз, когда ага рассказывал, как он прицелился прямо в лоб Ходадад-хану и спустил курок, но первая пуля проскользнула у Ходадад-хана за ухом…
Дядя Полковник перебил его:
– Постой, постой, Маш-Касем. Ага до этого места не дошел. Он успел только рассказать, как прицелился в голову Ходадад-хана.
– Верно, ага, верно. Но я-то ведь все это собственными глазами видел, вот и рассказываю вам, что было дальше.
– Это от тебя не требуется. Ты просто отвечай на вопросы!
– Ну что ж. Зачем мне врать?! Когда раздался этот звук, я мыслями был вместе с моим агой… Ну, я, конечно, обернулся, смотрю: там вот этот ага и Гамар-ханум… А уж кто из них?.. Зачем мне врать? До мо…
– Мне в голову пришла одна мысль, – перебил его
Дядя Полковник. – Если, конечно, согласится ханум Азиз
ос-Салтане… Мы бы попросили ее ради сохранения священного семейного единства пойти на небольшую жертву…
– А что я должна сделать?
– Если бы вы согласились, мы сказали бы аге, что это маленькое недоразумение… в общем, что Гамар-ханум…
– Не понимаю, при чем здесь Гамар?
– Я хочу сказать, что если бы мы объяснили аге, что в тот вечер Гамар-ханум неважно себя чувствовала, тогда все бы обошлось и…
До ханум Азиз ос-Салтане наконец дошло, куда гнет дядя Полковник. Она поджала губы, секунду помолчала, а потом неожиданно обрушила на дядю Полковника и всю родню поток громкой брани:
– У вас совесть есть?! Постыдились бы такое при мне говорить! Не срамили бы пожилую женщину! Чтоб моя дочь… чтоб моя дочь такое себе позволила!!!
Она так вопила, что все растерялись. С большим трудом ее успокоили. Ханум Азиз ос-Салтане плакала и причитала, но уже без прежней злости:
– Вот, вырастила я дочку, чисто цветочек она у меня… А теперь, когда к ней уже и посватались, когда девочку счастье ждет, – ее же собственная родня хочет ей пакость учинить… Опозорить ее хотят, осрамить!.. Зачем я только до этого дня дожила?! Да пропади оно пропадом это ваше семейное единство!..
Последовавшая минута общего молчания была скорее выражением соболезнования будущему зятю ханум Азиз ос-Салтане, нежели свидетельством скорби в связи с невозможностью решить актуальную семейную проблему. Первым в воцарившейся тишине прозвучал голос Фаррохлеги-ханум. В нашей большой семье Фаррохлега-ханум славилась своим длинным языком и склонностью к злым сплетням. Она вмешивалась во все на свете, и ее толкование любого пустяка неизменно порождало ссоры и скандалы. И было просто удивительно, что она до сих пор вообще молчала. Воспользовавшись тишиной, наступившей после криков и рыданий ханум Азиз ос-Салтане, Фаррохлега-ханум открыла рот и заявила:
– Вы правы, Азиз-ханум. Они ведь и не думают, что могут девушку навсегда осрамить…
Азиз ос-Салтане, не дожидаясь, пока Фаррохлега-ханум закончит, воскликнула, утирая слезы платком:
– Воздай вам бог, милая!.. Разве ж они понимают, каких трудов стоит матери вырастить дочку и выдать ее замуж?!
Фаррохлега-ханум, всегда одевавшаяся только в черное и не ходившая почти никуда, кроме похорон, спросила своим ровным и бесстрастным тоном:
– А кстати, Азиз-ханум, почему это у Гамар ничего не вышло с ее первым женихом? Вроде бы даже и до свадьбы не дошло, так?
Азиз ос-Салтане снова расплакалась и, всхлипывая, сказала:
– Ах, милая, это все тоже из-за родни… Околдовали они ее жениха… Силу в нем заперли… Моя бедняжка целый год прождала… Он, бедолага, тоже души в ней не чаял… Но, сами посудите, милая, если у мужчины сила заперта, разве можно его в том винить?
Шапур, все это время молча сидевший в углу залы, пришепетывая спросил:
– Тетушка, а што жначит «сила жаперта»?
Дурацкий вопрос! Даже мы, дети, тысячу раз слышали это выражение от Азиз ос-Салтане, да и, кроме того, женщины так часто шушукались об этом, что мы давно поняли, что к чему. Но не успел еще никто из заинтересованных сторон ответить на вопрос Шапура, как вмешался Асадолла-мирза:
– Моменто! Неужто ты до сих пор не знаешь, что значит «у мужчины сила заперта»?
И Шапур, известный иначе как Светило Пури, с присущей ему гениальностью ответил:
– А откуда мне знать?!
Асадолла-мирза подмигнул и ухмыльнулся:
– Это значит, у него не получается Сан-Франциско.
Тут уж все поняли, даже малыши, собравшиеся за дверью залы, потому что когда Асадолла-мирза или кто-нибудь другой рассказывал любовную историю, и речь заходила о том, что парень с девушкой остались наедине, Асадолла-мирза неизменно восклицал: «И тут у них получилось… Сан-Франциско!», или: «И они отправились… в Сан-Франциско!»
Сопроводив свое объяснение раскатистым хохотом, Асадолла-мирза добавил:
– Если бы мне об этом раньше сказали, я бы что-нибудь придумал. Как – никак у нас в семье найдется целая связка ключей – что хочешь отопрем. Да ведь ради своих родичей на любую жертву пойдешь!
Его шутка заставила рассмеяться всех, даже угрюмого Шамсали-мирзу, Ханум Азиз ос-Салтане стиснула зубы, на секунду замерла и вдруг, схватив блюдо с нарезанной ломтиками дыней, грохнула его об пол:
– У вас стыд и совесть есть?! Не срамили бы пожилую женщину! Да чтоб ты сдох вместе со своими ключами!
Стремительно поднявшись, она направилась к двери. Дверь распахнулась, и нам, стоявшим в коридоре, было хорошо видно все, что за этим последовало. Дядя Полковник попробовал было вмешаться, но разъяренная Азиз ос-Салтане оттолкнула его и покинула семейный совет.
Родственники, сердито поглядывая на Асадолла-мирзу, начали его ругать, но он, нисколько не смущаясь, заявил:
– Моменто, моменто! Чего вы меня зря ругаете?.. Я это сказал с самыми добрыми намерениями, чтобы знала, что, если следующего жениха тоже вдруг «запрет», мы по-родственному готовы за него поработать. – И он снова раскатисто захохотал, но, поймав на себе злой взгляд дяди Полковника, осекся.
– Сейчас нам не до шуток!.. Прошу всех подумать, как уговорить моего брата не упрямиться. Во всех случаях мы обязаны прекратить раскол и вражду в нашей семье.
Асадолла-мирза, стараясь загладить свой легкомысленный поступок, заговорил очень серьезно:
– Давайте вернёмся к проблеме подозрительного звука. Я хотел бы знать, откуда вообще нам известно, что он раздался не по вине Гамар?.. Такая толстая девушка… Ест-то она – дай ей бог здоровья! – в десять раз больше вашего покорного слуги. Разве нельзя допустить, что она… случайно…
Шамсали-мирза, снова закипая, злобно сказал:
– Как я погляжу, здесь все сводится к шуточкам… В таком случае, дорогие друзья, я, с вашего разрешения, откланяюсь…
– Моменто, моменто! Прошу тебя, братец, не сердись. Я совершенно серьезно пытаюсь найти выход из положения… Позвольте спросить вас, господин Полковник, зачем нам вообще нужно разрешение ханум Азиз ос-Салтане? Вы же сами можете сказать аге, что виновата Гамар…
Предложение Асадолла-мирзы заставило присутствующих задуматься. А действительно, зачем вообще было ставить в известность Азиз ос-Салтане?
Немного помолчав, дядя Полковник сказал:
– Я так старался помирить брата с шурином, что теперь он мне не поверит. А что, если мы попросим доктора Насера оль-Хокама сделать это вместо меня?
Все одобрили его идею и послали Маш-Касема за доктором Насером оль-Хокама, нашим семейным врачом, жившим через улицу.
