– И что же ты ему ответил?

– Напомнил ему, что мой народ работал сверхурочно еще в те времена, когда Италии и на свете не было.

– Понятно, – кивнул Джуниор, но я видел, он не понял ничего из того, что я говорил. – А что было потом?

– Просто велел мне убираться и даже не мечтать о возвращении. Ему, мол, нужны рабочие, которые хотят работать. И я ушел.

– Да-а. – Джуниор Форни покачал головой. – Они всегда именно так и поступают.

– Ты прав. Хочешь пива?

– Хочу. – Он нахмурился. – Но на какие шиши ты можешь угощать, если лишился работы?

– На пару кружек пива у меня всегда найдется.

– Ну ладно, а я всегда готов эту пару выпить.

Я подошел к стойке и заказал две кружки эля[1]. Похоже, здесь сегодня собралась добрая половина Хьюстона, за столиками сидели по пять-шесть человек. Они громко спорили, беседовали, целовались и смеялись. Приятно было посидеть у Джона после тяжелого рабочего дня. А то, что он не всегда в ладах с законом, – сущие пустяки. Сюда приходили известные негритянские артисты, потому что они знали Джона еще в прежние времена, когда он давал им работу и не скупился на оплату. У Джона было более двухсот постоянных посетителей, и все мы знали друг друга, поэтому здесь не только отдыхали и встречались с друзьями, но и вели деловые беседы и заключали сделки. Как всегда, здесь находились Альфонсо Дженкинс в черной рубашке и с прической а-ля Помпадур в тридцать сантиметров высотой и Йокамо Йоханас в шерстяном коричневом костюме и ярко-синих ботинках. Тощая Рита Кук сидела в окружении сразу пятерых поклонников. Я никогда не понимал, чем уродливая тощая женщина привлекает к себе мужчин. Однажды я спросил, как это ей удается, и она ответила своим тонким заунывным голоском: «Знаешь, Изи, далеко не всех мужчин интересует женская внешность. Большинство цветных ищут женщину, которая любит их с таким пылом, что они забывают о своей тяжелой дневной работе».

Я заметил в баре также Фрэнка Грина. Мы называли его "Человек-нож". Нож как будто сам собой выскакивал у него из кармана. Я старался держаться от него подальше, потому что Фрэнк был гангстер. Он грабил грузовики со спиртным и сигаретами по всей Калифорнии, а также в Неваде. Фрэнк не понимал шуток, был болезненно самолюбив и по всякому поводу бросался в драку, готовый зарезать первого встречного.

Нынче Фрэнк облачился во все черное. Это был как бы знак: он идет "на дело" – грабеж, а то и что-нибудь похуже.

Посетители заполонили бар, почти не оставив места для танцев. Но дюжина танцующих парочек все же топталась в проходах между столиками. Я принес две кружки эля и протянул одну из них Форни. Самый лучший способ осчастливить батрака с дурным характером – угостить его пивом и послушать его болтовню. Я уселся напротив него и потягивал пиво, пока мой собеседник докладывал о последних событиях, имевших место в забегаловке Джона.

Он в который раз поведал про Говарда Грина и добавил, что тот долгое время проворачивал незаконные дела для своих нанимателей. По его мнению, Грина убили белые. Джуниор был большой мастер приврать. Я знал об этом, но в тот день слушал его с любопытством: на моем жизненном пути попадалось слишком много белых, чтобы я мог чувствовать себя спокойно.

– На кого он работал?

– Ты знаешь кандидата в мэры? Того типа, который вдруг сошел с гонки?

– Мэтью Терена?

У Терена были неплохие шансы выиграть гонку за пост мэра в Лос-Анджелесе, но он вдруг снял свою кандидатуру несколько недель назад. И никто не знал почему.

– Вот-вот, он самый и есть. Все эти политики – чистые разбойники. Я помню, как в первый раз избрали Хью Лонга в Луизиане...

– Как долго Липс собирается торчать здесь? – спросил я, чтобы его отвлечь.

– С неделю. – Парню было все равно, о чем говорить. – С ними связаны некоторые воспоминания, правда? Черт побери, они играли и в тот вечер, когда Крыса оттащил меня от тебя.

– Да, было дело, – вздохнул я: стоит мне неловко повернуться, и сразу же моя почка отзывается острой болью.

– Я его должник. Знаешь, я был так пьян и взбешен, что вполне мог бы тебя убить, и по сей день отбывал бы каторгу.

Тут Джуниор в первый раз за все время широко улыбнулся, и я увидел, что у него не хватает двух зубов наверху и одного внизу.

– Его еще не пристрелили? – спросил он. Ясно, что ему этого очень бы хотелось.

– Не знаю. Сегодня вспомнил о нем впервые за много лет.

– Он все еще в Хьюстоне?

– Насколько мне известно, да. Женился на Этте-Мэй.

– Чем он занимался, когда ты видел его в последний раз?

– Это было давно. Понятия не имею, – солгал я.

Джуниор ухмыльнулся:

– Помнишь, как он убил Джо, этого гада? Джо истекал кровью, а Крыса стоял рядом в своем светло-синем костюме, и хоть бы капелька попала на него! Фараонам даже в голову не пришло, что это его рук дело. На нем не было ни пятнышка.

Я вспомнил последнюю встречу с Реймондом, и это воспоминание отнюдь не доставило мне удовольствия.

Я не видел его целых четыре года, и вот однажды вечером мы столкнулись возле салуна Миртл, в пятом районе Хьюстона. Он щеголял в костюме цвета спелой сливы и коричневом фетровом котелке. А я все еще донашивал свою защитную гимнастерку.

– Как дела, Изи? – спросил он, окинув меня взглядом снизу вверх, низкорослый, с физиономией, похожей на крысиную мордочку.

– Да ничего особенного, – ответил я. – А ты почти не изменился.

Крыса сверкнул на меня золотыми коронками:

– У меня дела не так уж плохи. Все улицы у меня под пятой.

Мы посмеялись и похлопали друг друга по плечу. Крыса угостил меня, потом я угостил его. И это продолжалось до тех пор, пока Миртл не заперла нас в салуне, а сама отправилась спать.

– Оставьте деньги за выпивку под прилавком и захлопните за собой дверь, когда будете уходить, – велела она на прощанье.

– Помнишь историю с моим отчимом, Изи? – спросил Крыса, когда мы остались одни.

– Да, – тихо ответил я.

В это раннее утро бар был пуст, но я все-таки тревожно огляделся вокруг. Об убийстве не стоило говорить вслух, но Крыса не очень-то осторожничал. Он убил отчима пять лет назад и свалил вину на другого. Если бы это дело раскрутили тогда, Крыса уже через пару недель болтался бы на веревке.

– В прошлом году ко мне зашел его родной сын, Наврошет. Он не верил, что виноват тот парень, Клифтон, хотя суд так решил.

Крыса наполнил стакан, опрокинул его и сразу же наполнил снова.

– У тебя была какая-нибудь белая баба во время войны? – вдруг спросил он.

– Там все женщины были белые. Ты о чем?

Крыса ухмыльнулся и откинулся на стуле, почесывая промежность.

– Да так, – сказал он. – Может, стоило бы пару раз, а?

И он шлепнул меня по колену, как в старые времена, когда мы были неразлучны. Мы пили целый час, прежде чем разговор вернулся к Наврошету.

– Он явился сюда, прямо в этот салун, и направился ко мне. Пришлось задрать голову, чтобы взглянуть на этого парня. На нем был роскошный костюм и высокие сапоги. А я, как только он вошел, расстегнул "молнию" на ширинке. Он заявил, что хочет со мной потолковать. "Давай выйдем", – говорит. И я вышел. Можешь назвать меня дураком, но я вышел. И не успел я глазом моргнуть, как он приставил пистолет мне к виску. Ты представляешь? Я притворился испуганным. Тогда старик Навро спросил, где он может найти тебя...

– Меня?

– Да, Изи. Он слышал, что ты был со мной, и решил убить заодно и тебя. А я тем временем подзуживал мой мочевой пузырь. А пива внутри у меня было предостаточно. Я притворился, что до смерти напуган, и заставил Навро поверить, что он очень страшный. Я весь трясся не знаю как. А затем вынул свой шланг и открыл кран. Хе-хе. Я оросил его сапоги снизу доверху. Наврошет отскочил на метр. – И, все еще усмехаясь, он добавил: – Прежде чем он свалился, я всадил в него четыре пули. Столько же, сколько в сукина сына, его отца.