Через несколько кварталов показался отель «Беверли-Хиллз», окруженный вереницей белых лимузинов. Кто-то празднует свадьбу или продвигает новый фильм.

Добравшись до Виттиер-драйв, я решил проехать чуть дальше. Но, когда название улицы дошло до моего сознания, я обнаружил, что неизвестно зачем повернул направо и теперь еду по улице, обсаженной палисандром.

Дом Лоренса Эшмора находился в конце квартала – сооружение из известняка в три этажа в стиле короля Георга. Он располагался на двойном участке шириной, по крайней мере, двести футов. Здание казалось несколько тяжеловатым, но содержалось в безукоризненном состоянии. Вымощенная кирпичом круглая подъездная дорога прорезала превосходный ровный газон. Планировка участка была скромной, но приятной, предпочтение отдавалось азалиям, камелиям и гавайским папоротниковым деревьям – стиль короля Георга сменялся тропическим. Плакучее оливковое дерево давало тень половине газона. Другая половина была отдана солнцу.

С левой стороны от дома находился порт-кошер[25], способный вместить одну из тех процессий, которые я видел только что у отеля. По ту сторону деревянных ворот виднелись верхушки деревьев и пылающие красные облака буганвилеи.

Высший класс. Даже учитывая спад на рынке недвижимости, стоит не меньше четырех миллионов.

На подъездной дороге стоял только один автомобиль. Белый «олдсмобил-катласс», модель пяти– или шестилетней давности. На сотню ярдов в обе стороны – ни души. Никого одетого в траур, ни букета на крыльце. Окна закрыты ставнями, никаких следов чьего-либо присутствия. На прекрасном подстриженном газоне пристроено рекламное объявление охранной фирмы.

Я проехал чуть дальше, повернул в обратном направлении, вновь миновал особняк и направился домой.

Обычные вызовы, записанные на коммутаторе; из Форт-Джексона – ничего. Но я все-таки позвонил на базу и вызвал капитана Катца. Он ответил быстро.

Я напомнил ему, кто я такой, и выразил надежду, что не мешаю ему обедать.

– Нет, все нормально, – ответил он. – Я собирался позвонить вам. Думаю, я нашел то, что вам нужно.

– Чудесно.

– Одну секундочку – а, вот оно. По поводу эпидемий гриппа и пневмонии за последние десять лет, правильно?

– Совершенно верно.

– Ну так вот, насколько я могу судить, у нас была только одна эпидемия гриппа восточного происхождения – еще в семьдесят третьем году. Но это раньше интересующего вас периода.

– И с тех пор больше ничего?

– Не похоже. И никакой пневмонии за этот период. То есть я хочу сказать, что отдельные случаи гриппа, конечно, имели место, но ничего, что можно было бы назвать эпидемией. А мы очень тщательно ведем учет подобных заболеваний. Единственное, из-за чего нам приходится беспокоиться, – это бактериальный менингит. Вы понимаете, как это может быть опасно в сравнительно замкнутых коллективах.

– Конечно, – согласился я. – А были эпидемии менингита?

– Несколько раз. Самая последняя – два года назад. Перед этим в восемьдесят третьем, затем в семьдесят восьмом и семьдесят пятом – если задуматься, выглядит почти циклично. Может, даже стоит это проверить, посмотреть, не откроет ли кто-нибудь закономерность.

– Насколько серьезны были вспышки?

– Единственная, которую я наблюдал лично, случилась два года назад. Довольно серьезная – были даже смертельные случаи.

– А каковы последствия – осложнения на мозг, припадки?

– Весьма вероятны. У меня под рукой нет данных, но я могу их разыскать. Вы подумываете об изменении темы ваших исследований?

– Еще не совсем, – ответил я. – Просто любопытно.

– Ну что ж, – проговорил он. – Любопытство – вещь хорошая. Иногда. Особенно у вас там, на гражданке.

У Стефани появились конкретные данные. Теперь они появились и у меня.

Синди солгала по поводу увольнения из армии.

Может быть, Лоренс Эшмор тоже раскопал кое-какие сведения. Увидел имя Кэсси в списке поступающих и выписывающихся и заинтересовался.

Что же еще заставило его вновь просмотреть историю болезни Чэда Джонса?

Он никогда не сможет сказать мне об этом, но, возможно, это в состоянии будет сделать его ассистент.

Я позвонил в справочные бюро 213, 310 и 818, интересуясь, нет ли в их списках Дон Кент Херберт. Безрезультатно. Расширил свои поиски до 805, 714 и 619. То же самое. Тогда я позвонил Майло в Центр Паркера.

– Слышал о вчерашнем убийстве в вашей больнице, – начал он.

– Я был в клинике, когда это случилось. – И я рассказал ему о событиях в вестибюле и о допросе. И о чувстве, что за мной следили, когда я выходил с автостоянки.

– Будь осторожен, приятель. Я получил твое послание о муже Боттомли, но у нас не зафиксированы вызовы по этому адресу по поводу домашних скандалов. И в Национальном центре информации о преступности нет никого, кого бы можно было назвать ее мужем. Но с ней живет другой человек, который действительно доставляет неприятности. Реджинальд Дуглас Боттомли, семидесятого года рождения. Судя по дате – или ее сын, или приблудный племянник.

– Что он натворил?

– Много чего. Список довольно длинный – хватит застелить постель Абдул-Джаббару[26]. Целая папка нарушений в несовершеннолетнем возрасте, затем наркотики, вождение автомобиля в нетрезвом состоянии, кражи в магазинах, мелкое воровство, кражи со взломом, грабежи, нападения. Куча арестов, несколько раз осужден, небольшие сроки тюремного заключения, главным образом в окружной тюрьме. Я заказал телефонный разговор с детективом в отделении Футхилл – выяснить, что ему известно. Но какая связь между домашними делами Боттомли и малышкой?

– Не знаю. Просто отыскиваю стрессовые факторы, которые могут заставить ее проявить себя. Возможно, потому, что она действует мне на нервы. Конечно, если предположить, что Реджи вырос таким плохим мальчиком из-за того, что Вики жестоко обращалась с ним, это даст нам пищу для размышлений. А пока у меня есть то, что имеет прямое отношение к делу. Синди Джонс лгала, когда говорила об увольнении из армии. Я только что разговаривал с Форт-Джексоном – в восемьдесят третьем году там не было никакой эпидемии пневмонии.

– Да?

– Она могла болеть пневмонией, но не во время эпидемии. А она подчеркивала, что заболевание было эпидемического характера.

– Мне кажется, смешно лгать по такому поводу.

– Игры Мюнхгаузенов, – ответил я. – Или, может быть, она что-то прикрывала этим. Помнишь, я говорил тебе, что разговор об увольнении был для нее очень болезненным – она покраснела и затеребила косу. Офицер медслужбы базы сказал, что в восемьдесят третьем действительно вспыхнула эпидемия – как раз приблизительно в то время, когда там находилась Синди. Но это был бактериальный менингит. Он может привести к припадкам. Это дает нам связь с другой системой, в которой у Кэсси были проблемы. В общем, сегодня ночью с девочкой случился эпилептический припадок. В больнице.

– Это впервые?

– Ага. Впервые, когда его видел кто-то, кроме Синди.

– Кто еще?

– Боттомли и секретарь отделения. И что интересно, только вчера Синди говорила мне: так получается, что Кэсси всегда заболевает дома и сразу же выздоравливает в больнице. Поэтому люди, возможно, начинают считать Синди сумасшедшей. И вот пожалуйста: через несколько часов после этого разговора, в присутствии очевидцев и с подтверждением химических анализов. Лабораторные исследования выявили гипогликемию, и теперь Стефани убеждена, что Кэсси больна по-настоящему. Но, Майло, и гипогликемия может быть вызвана искусственно при помощи чего угодно, что изменяет содержание сахара в крови, например при помощи инъекции инсулина. Я напомнил об этом Стефани, но не уверен, что теперь она прислушается. Она воспряла духом, отыскивая редкую болезнь в системе обмена веществ.

– Довольно резкий поворот, – проговорил Майло.