Повелитель вампиров вышел в холл, но как только закрылась дверь, добродушная улыбка сменилась гримасой гнева.

— Почему ты мне не сказала, что появлялся мальчик?!

Децима неловко поежилась, уставясь на собственные сапоги, не желая встречаться взглядом с хозяином.

— Я... я не сочла это важным, милорд. Послала пару «звездников» разобраться.

— Кого именно?

— Кавалеру и Кро-Мана.

— И они это сделали?

— Н-нет. Кро-Мана нашли в канаве — без сознания, почти все зубы выбиты. Кавалера убит. Ударом ножа в сердце.

— Учитывая, что послали врожденного дебила и неграмотного дурака, я не удивлен таким жалким провалом! — Эшер с отвращением фыркнул. — Есть предположения, кто это сделал?

— Кро-Ман что-то сказал про какого-то старика, но не знаю, насколько можно полагаться на его слова. У него сильное сотрясение, мозг поврежден...

— Будто это кто-то заметил бы! Проследи, чтобы сегодня он стал Примером.

— Слушаюсь, милорд.

— И чтобы этого ребенка уничтожили раз и навсегда! Как я могу довести до кондиции новую невесту, если это ее мерзкое отродье путается у меня под ногами? Я ее почти уже обратил, только не там, где дело касается этого мальчишки. Пока он жив, он угрожает всему процессу в целом! Не для того я потратил на Никола столько сил и времени, чтобы мою работу погубила такая мелочь, как человеческое отродье. Я ясно выражаюсь, Децима?

— Совершенно ясно, милорд.

В прежние, если не лучшие времена «Данс макабр» был баром, куда часто заглядывали моторизованные банды и прочие антиобщественные элементы. Сейчас это был экзотический танцевальный клуб, обслуживающий вкусы более темные, чем могло присниться даже самым отмороженным из его прежней клиентуры.

Интерьер клуба был поделен на три яруса: просторный танцпол, где бледные Свои и люди тусовались за столами, комбинация пандуса и сцены, где выступали перед публикой танцоры, и верхний балкон, отведенный Эшеру и его свите. Был обычный бар, где подавали алкоголь, и куда более разработанная система для тех, чьи вкусы требовали жидкости погорячее вина.

С дюжину человек, мужчин и женщин, стояли прикованные у дальней стены, привязанные к кольцам толстой цепи из нержавейки, как для собак. На сгибе правой руки у каждого торчал внутривенный катетер, а в капельницу на левой руке накачивались антикоагулянты. Кто-то из них был напуган до безумия, другие будто не замечали, где находятся, а некоторые были поглощены экстазом. И все необычайно бледны.

Эшер остановился у перил балкона, глядя вниз. Вечер вроде бы начинался удачно. Возле приготовленных к еде людей он заметил пару новых лиц. «Данс макабр» привлекал Своих даже из Нью-Йорка и Атланты и очень был удобен для вербовки бесхозных вампиров. Вскоре анклав Эшера станет не меньше выводка Синьджона — если не больше.

Довольный ходом дел Эшер вернулся в кресло — трон красного дерева с алой бархатной обивкой, подаренный ему человеком-магом Кроули. Этот шарлатан рассчитывал узнать у Эшера пути Тавматургии, но быстро потерял интерес, узнав о цене такого знания. Хотя Эшер и сам не стал бы предлагать Объятие этому жадному до власти дилетанту.

Он щелкнул пальцами. Личная корова вышла вперед и встала у его ног на колени. Сегодня это была женщина, из-за бледного и изможденного лица казавшаяся старше своих девятнадцати лет. Не ожидая ни жеста, ни слова, она автоматически подняла правую руку. Эшер быстро снял крышечку с катетера и вставил в разъем иглу, от которой шла трубка внутривенной капельницы. Конец трубки он поднес ко рту и стал сосать. Личная корова закатила глаза под лоб и глубоко и шумно вздохнула. Голова закачалась взад-вперед.

Как только кровь коровы затемнила трубку, Эшер пережал ее наглухо и жестом велел Дециме подать ему бокал. Корова тяжело вздохнула, словно на грани оргазма, и обмякла, положив голову на сапоги Эшера. Повелитель вампиров недовольно хмыкнул и оттолкнул ее, как надоедливую собаку. Корова никак на это не отреагировала. Судя по слабой густоте крови, она была почти пуста. Надо будет напомнить Дециме, чтобы выбрала в погребе новый сосуд.

Попивая свежую кровь из бокала, Эшер устроился на троне мага поудобнее и позволил себе на миг расслабиться. Глаза его обежали ряд телевизионных мониторов под потолком. Один давал крупный план танцпола, другой показывал сцену, а еще два — вид улицы перед дверью. Эшер любил за всем присматривать. Эта черта и помогла ему стать одним из самых сильных повелителей Восточного побережья.

В свои сто девяносто один год Эшер по меркам Своих был почти юношей. Обычно Свои только к третьему веку существования успевали накопить такую власть, как он. Ну, он ведь во всем был исключителен, даже когда еще был смертным. Достаточно только посмотреть на впечатление, которое произвел он на своего неофициального «биографа».

Он родился в аристократической семье через тридцать лет после подписания Декларации независимости. Подпись его деда со стороны матери стояла под этим документом. Эшер, воспитываемый восхищенными черными няньками, не знал пределов своим желаниям. То любознательный, то жестокий, он проявил некоторые признаки интереса к профессии врача, а потому был отправлен в университет Виргинии продолжать образование. Оказавшись там, он пустился в разгул, который в конце концов и привел к исключению из университета.

Там он того поэта и встретил.

Они познакомились у игорных столов. Эшера молодой студент заинтересовал, потому что у них обоих был один и тот же болезненный склад ума. Хотя Эшер находил неспособность своего друга удержать в себе алкоголь то забавной, то отвратительной, они оставались приятелями и после того, как игорные долги поэта заставили его прервать учебу.

Из них двоих Эшер с самого начала был более сильной личностью. Чувствительного юного поэта и завораживало, и отталкивало хладнокровие его старшего друга. Эшер считал, что мир и чудеса его принадлежат тому, у кого хватит силы их взять. Нет пощады неумелому, слабому и тому, кто не желает или не умеет выжать максимальную выгоду из любой ситуации.

Хотя поэт горячо спорил с Эшером на эти темы снова и снова, заставить себя прервать эту дружбу он не мог. Как будто сила харизмы Эшера заставляла поэта искать его общества. Но были и другие, более прозаические причины таких отношений: не приходилось сомневаться, что поэт завидовал деньгам Эшера, его положению, его обаянию. Они вместе взрослели, общий интерес к смерти и умиранию продолжал их объединять, но одержимость поэта проявлялась причудливыми новеллами и стихами, а Эшер побрел по пути оккультизма. Шли годы, и они все реже и реже виделись. Поэт находил какие-то случайные редакторские заработки по всему Восточному побережью, иногда публикуя какой-нибудь томик готической поэзии. Эшера исключили из университета Виргинии, потом из медицинской школы Гарварда. В обоих случаях его обвинили в изъятии органов у трупов в оккультных целях.

После изгнания из Гарварда Эшер решил предпринять кругосветное путешествие для «расширения кругозора». В изолированной области Румынии, которая называется Трансильвания, он впервые узнал о кровавом культе Тремере. По слухам, это была группа бессмертных чародеев, практиковавших весьма темную, но исключительно мощную ветвь магии, известной как Тавматургия. Говорили, что ритуалы этой оккультной дисциплины требуют питья крови и игры с ней.

Заинтригованный Эшер почувствовал, что обязан узнать побольше об этих «вампирских колдунах». Поначалу его расспросы насчет культа Тремере встречали уклончивые, если не прямо враждебные ответы. Крестьяне, которые работали в полях, и важные бояре, которые ими правили, явно не желали помогать кому бы то ни было, кто интересуется Тремере. В некоторых деревнях было достаточно произнести это слово, чтобы все двери захлопнулись у него перед носом. Но Эшер был не из тех, кого могут обескуражить суеверные крестьяне.

Услышав рассказы о старом православном священнике по имени отец Магнус, о котором говорилось, что он эксперт по самым темным тайнам Румынии, Эшер решил найти его. Отец Магнус оказался стариком, кривым на один глаз, и предавался пьянству в местном трактире, но выяснилось, что древний клирик потрясающе сведущ насчет темных искусств. Вопреки физической слабости ум его был силен и являл собой практически энциклопедию оккультного.