По искал спасения от тягостной обыденности не в спиритическом трансе и не на просторах Дикого Запада, но все дальше углублялся в темные и таинственные лабиринты собственной фантазии. В 1849 году вспыхнула «золотая лихорадка» в Калифорнии. Это было новое Эльдорадо, неодолимо манившее искателей богатств и приключений. По откликнулся такими строками:

Средь гор и долин
Спешил паладин,
Ни солнце, ни тень не преграда.
И юн, и удал,
Он с песней искал
Таинственный край Эльдорадо.
Но тенью легла
На складки чела
Немых расстояний преграда.
Он в дальних краях
Ослаб и одрях,
Покуда искал Эльдорадо.
У сумрачных скал
Он тень повстречал:
«О тень, всем надеждам преграда,
Поведай ты мне,
В какой стороне
Смогу я найти Эльдорадо?»
«Ищи за несметным
сонмом планет,
Ни в чем я тебе не преграда.
Спускайся скорей
В долину теней,
И там ты найдешь Эльдорадо!»

По не забыл своей единственной встречи с миссис Уитмен, и воспоминания нахлынули на него с новой силой, когда в феврале 1848 года он прочел ее стихи, написанные в день св. Валентина и посвященные автору «Ворона». Проникнутые искренним чувством строки всколыхнули все его существо. Обращенные к нему, слова эти были произнесены женщиной, которая носила имя Елена, исполненное для По магического очарования. Таинственный круг замкнулся. Мысли о Хелен Уитмен стали преследовать его, как наваждение. Он был влюблен и с нетерпением ждал того момента, когда сможет вновь увидеть «Елену». Однако на пути к ней его ждала еще одна волнующая встреча.

В июле 1848 года По отправился с лекцией «Поэтический принцип» в Лоуэлл, небольшой городок в штате Массачусетс. Именно там он познакомился с миссис Энни Ричмонд. Первую встречу с ней он описал в рассказе «Домик Лэндоры»:

«Не обнаружив ничего похожего на звонок, я легонько постучал в полуоткрытую дверь тростью. И тотчас же на пороге появилась фигура — молодая женщина лет двадцати восьми — стройная или скорее даже хрупкая, немного выше среднего роста. Видя, как она приближается с какой-то не поддающейся описанию сдержанной решимостью, я сказал себе: „Вот поистине грация, чуждая всякого искусства, — напротив, совершенная самой своей естественностью“. Второе впечатление, произведенное ею на меня, но гораздо более глубокое, нежели первое, было впечатление одухотворенности. Столь ярко выраженная, я бы сказал, возвышенность чувств или неземная отрешенность, как та, что светилась в ее глубоких глазах, никогда еще не проникала в самые сокровенные уголки моей души. Не знаю почему, но это особенное выражение глаз, а порою и губ таит в себе самое сильное, если не единственное очарование, способное привлечь меня к женщине».

Если изображенная в рассказе женщина не кто иная, как Энни Ричмонд, то в описании домика, где она живет, нетрудно узнать «хижину» По в Фордхеме, ибо он часто мечтал, что Энни когда-нибудь сделается хозяйкой его дома, и такой рисовал ее в воображении. Именно она вдруг сделалась для него самым желанным существом на свете. К ней он испытывал в тот момент самое глубокое чувство, на какое был способен, и часы, проведенные в семье миссис Ричмонд, казались ему сладостным блаженством.

Унося с собой воспоминания об Энни, с которой он вскоре начал переписываться, По 13 июля возвратился в Нью-Йорк. Сбор от лекции, прочитанной в Лоуэлле, и два аванса, выплаченные ему Патнэмом в счет гонорара за «Эврику», составили сумму, достаточную для поездки на юг, где По рассчитывал найти подписчиков для «Стайлуса». 16 июля, оставив миссис Клемм в Фордхеме, По отправился в путь и спустя три дня прибыл в Ричмонд. Вновь оказавшись в знакомых с детства местах, среди старых друзей, он, не устояв перед многочисленными искушениями, запил и целых две недели пропадал в самых темных городских притонах. Затем По, помятый и обносившийся, сам явился с визитом к редактору «Сазери литерери мессенджер» Томпсону в сопровождении Джека Макензи.

Примерно в это же время его видел в городе некий Чарльз Уоллис, местный историк, который отмечает, что По, несмотря на пристрастие к спиртному, никогда не доходил до такого состояния, чтобы быть не в силах о себе позаботиться. Однажды Уоллиса подняли с постели, чтобы познакомить с По, который в тот момент весело проводил время в шумной, но весьма приличной компании в какой-то таверне. По читал друзьям «Ворона» и отрывки из «Эврики».

Придя туда, Уоллис застал своего прославленного земляка обсуждающим последние новости с собравшимся вокруг обществом. Представленный Уоллису, По учтиво и с достоинством поклонился; лицо его пылало от возбуждения, но пьян он не был. В ответ на просьбы присутствующих По продолжил свои рассуждения, и хотя мысли об атомарном строении вселенной он излагал никак не меньше часа, рассказ его был красноречив и увлекателен.

Самые подробные воспоминания об этом визите По в Ричмонд оставили Макензи — с ними он по-прежнему был очень дружен и часто встречался. В Ричмонде По был у себя дома. Лишь здесь он не чувствовал себя всем чужим и одиноким изгоем. Его окружали друзья детства, с которыми он мог быть самим собой, и славу свою он ощущал сейчас как благо, а не как досадное бремя. Впервые после смерти Вирджинии, стряхнув печаль и уныние, он отчасти обрел вновь душевное равновесие и способность радоваться, свойственные ему в ранней юности. Двухмесячное пребывание в Ричмонде, наверное, продлило его жизнь на целый год.

В саду у Макензи молодые люди часто затевали игру в чехарду. Некогда искусный в этом спорте, По, словно сбросив груз лет, мог часами, счастливый и радостный, как мальчишка, прыгать через спины приятелей на длинных тенистых дорожках сада, всякий раз ловко перелетая через очередное препятствие, в то время как его старый товарищ Джек Макензи то и дело растягивался на земле. Таким видели По в одном из немногих и, быть может, последнем веселом эпизоде его жизни.

К сентябрю По остался почти без денег, однако как-то поправить дела помог Томпсон, который согласился напечатать несколько его статей в «Мессенджере». Около этого времени у По вышла крупная ссора с Джоном Дэниэлем, редактором журнала «Экзаминер», из которой получилась весьма характерная для По история. Столкновение между ними назревало уже давно. Они придерживались очень несхожих взглядов на литературу и вдобавок не поладили из-за какого-то долга. Куда серьезнее было, однако, то, что Дэниэль, хорошо знавший кое-кого из родственников Уитменов, позволил себе публично высказать сомнение относительно бескорыстия чувств, которые По питал к миссис Уитмен. Слух об этом достиг По в редакции одной из ричмондских газет. Придя в ярость, он тотчас послал Дэниэлю вызов на дуэль, нацарапав его на оказавшемся под рукой клочке газетной бумаги. Однако обидчик не захотел принять дело всерьез. Друзьям По оно тоже показалось пустячным. Тем не менее отказать ему в сатисфакции значило бы нарушить кодекс чести.

Дэниэль, сославшись на желание избежать огласки, согласился встретиться с По наедине у себя в редакции. Когда По вошел в комнату, Дэниэль спокойно сидел за столом, на который были демонстративно выложены два больших, устрашающего вида пистолета. Надменно вскинув голову, По спросил, для чего Дэниэлю понадобилось его видеть. Тот объявил, что, дабы избежать неприятностей с властями, они могли бы к обоюдному удовлетворению решить свой спор, разойдясь в противоположные углы комнаты и по разу выстрелив друг в друга. По огляделся. Комната была достаточно велика. Дэниэль — очень спокоен, а пара пистолетов ставила скорее перед дилеммой, чем перед выбором. По был наделен достаточным чувством юмора, чтобы оценить нелепость ситуации; вид пистолетов несколько его отрезвил, и благоразумие возобладало. Джентльмены обменялись объяснениями, и дело, к всеобщему удовольствию, кончилось примирением. Вскоре бывшие противники уже смеялись над происшедшим недоразумением вместе с присоединившимися к ним друзьями, которые все это время прятались поблизости и, по правде говоря, не очень опасались услышать выстрелы.