А на юге, следует заметить, находится довольно много городов, имеется разветвленная система шоссейных и железных дорог и там же расположены крупные базы Флота Себерии и Сил Территориальной Обороны Земли Хабарова. Там ниппонцам закрепиться сходу не удалось, и они пытались сейчас подавить сопротивление обороняющихся силами своей действующей с Хокайдо авиации и трех тяжелых эскадр. Что же касается Тихоокеанского побережья от траверза пролива Лаперуза и до устья Туманной[91], то там развернулось настоящее воздушное сражение. Относительная близость острова Хоккайдо и северной оконечности острова Хонсю, позволяла ниппонцам задействовать против хабаровчан и себерцев свою ударную авиацию наземного базирования. Не остался в стороне и ниппонский флот. Против целей на побережье и в глубине внешней Манчжурии[92] действовали сейчас пять полноценных эскадр – 107 кораблей 1-го и 2-го класса.
Постоянным обстрелам и бомбардировке подвергались морской порт и аэрополе в поселке Терней в устье реки Серебрянки, база себерского Флота Пластун, прибрежные города Находка и Владивосток и материковые промышленные центры, находящиеся в некотором отдалении от побережья: Уссурийск, Мономахова Слободка[93], Кавалерово и даже далекий континентальный Харбин, куда ниппонцы летали из северной Кореи. Поначалу – в первые три дня боев, - досталось и Порт-Артуру, но атаковать малыми силами Ляодунский полуостров с его городами-крепостями Порт-Артуром, Дальним и Цзинь Чжоу – оказалось настоящим самоубийством, или как уж там это называется у супостата. Ниппонцы это осознали достаточно быстро, тем более, что себерский ВМФ сразу же бросил к побережью Кореи свои эскадры морского базирования, и сейчас в Порт-Артуре было тихо, зато «громко» от артиллерии главного калибра стало на западном побережье ниппонской Кореи. Вообще, обстановка во внутренней Маньчжурии, так и оставшейся в отличие от Земли Хабарова, себерским колониальным владением, была пока куда лучше, чем в Маньчжурии внешней. Но, скорее всего, ненадолго.
Крейсер «бросил якорь» на старом аэрополе Шаншигоу всего в паре километров к югу от Нового города, и, прихватив с собой Виктора и хазарскую миссию, Лиза сразу же направилась в штаб обороны Южного сектора. В городе действительно было тихо, но при этом ощущалось скрытое напряжение, поскольку было очевидно - долго это затишье не продлится. Если боевые действия не прекратятся, - а ниппонцы и не думали останавливаться, - в войну вступят еще и цинцы. Им давно не давали спокойно спать себерские колонии во внутренней и внешней Маньчжурии, но напасть на Себерию и Землю Хабарова в одиночку, они не рисковали. Сухопутная армия у цинцев была, допустим, большой, - или даже очень большой, - но оснащена она была на уровне едва ли не начала века, а морского и воздушного флотов у цинцев, почитай, что и вовсе не было. Во всяком случае, они не могли выставить ничего, с чем не справился бы себерский Флот. Другое дело – война на два фронта. Это всегда головная боль, причем для любого государства и в любую историческую эпоху, да и граница между Маньчжурией и Цинской империей была, что ни говори, очень уж длинной. Всю ее перекрыть было крайне сложно, но, если в мирное время это был всего лишь вопрос контрабанды и незаконной иммиграции, то в военное время – это могло стать по-настоящему серьезной проблемой. Единственное, что несколько утешало себерское командование - это полное отсутствие согласованности между двумя империями. Друг друга цинцы и ниппонцы ненавидели едва ли не больше, чем варваров с Запада.
Между тем, колонна представительских локомобилей и броневиков охраны покинула пределы аэрополя и понеслась по улицам города. Движение здесь было не настолько интенсивным, как где-нибудь в Новгороде, Ниене или Шлиссельбурге, но и улицы, если честно, узковаты, - все-таки дальняя провинция, - так что так на так и выходит. На тротуарах, как и следовало ожидать, оказалось много военных, в небе над городом барражируют фрегаты и корветы, заменяя собой отсутствующую систему зональной ПВО, а, когда выехали на набережную за Морским госпиталем, Лиза увидела низко зависшие над Западной бухтой тяжелые крейсера эскадры адмирала Минчакова. Впечатляющее зрелище, если честно. Огромные корабли, ощетинившиеся артиллерийскими орудиями в казематах и выносных башнях, стояли на якорях, как обычные крейсера ВМФ, снизившись почти до самой воды. Зазор там был минимальный: метров восемь-десять, если на глаз.
«Хороши! – оценила Лиза. – И расположены разумно. Погода хорошая, почему бы и не залечь в бухте?»
Сказать по правде, она испытывала странные и крайне смешанные чувства, когда озабоченность невеселым положением дел переплетается с удовлетворением оттого, что она снова в деле. В действительности, ей, как сенатору, нечего было сейчас делать в здешних местах, поскольку никаких реальных прав на вмешательство в ведение военных действий она не имела. Председатель сенатской комиссии по обороне – никак не боярин Адмиралтейства. Другие обязанности, да и права, соответственно, другие. И все-таки вице-адмирал, даже если это адмирал-резервист, многое может себе позволить, тем более, имея за спиной авторитет Сената республики Себерия. Оттого и сорвалась она с насиженного места, с боем выбив себе прерогативу сенатского наблюдателя за ходом боевых действий. Вмешиваться в командование войсками она, разумеется, не могла, - вернее, не должна, если исходить из писанных правил, - зато по умолчанию имела возможность «намекать», «рекомендовать» и «давать бесплатные советы», от принятия которых к сведению никто в здравом уме не стал бы уклоняться. Начальник или нет, а карьеру испортить может капитально, поскольку одна в двух лицах. Ну а для нее самой война с Ниппонией стала отличным поводом стряхнуть с себя кабинетную пыль и почувствовать себя снова живой.
Боже, сколько лет прошло с тех пор, как она участвовала в своей крайней военной компании! Трудно поверить, но ровно двадцать. Двадцать лет! Кто бы сказал ей тогда, перед боем над Мексиканским заливом, что наступит такое время, когда она позавидует сама себе. Позавидует адреналину в крови, холодной ярости изготовившегося к схватке хищника и боевому азарту, способному в мгновение вскипятить в жилах кровь! Однако так все и случилось. Сначала она завидовала той себе, которая была пилотом штурмовика, но не прошло и трех лет, как вполне оценила все преимущества командования крейсером в бою. А теперь, надо же, с умилением вспоминает те времена, когда «рулила» авианосными эскадрами. И вот, что любопытно. Вся ее флотская карьера, если иметь в виду нынешнюю Елизавету Браге, продлилась всего-ничего. Три года без малого, но по ощущениям, итог этих нескольких лет легко перевешивает опыт следующих двадцати. Впрочем, если не лукавить, все было просто зашибись! И замуж вышла, и детки народились, и в политике худо-бедно обжилась, став своей в кулуарах власти. И там не для красоты обреталась, а дело делала и, вроде бы, неплохо. Привыкла, приноровилась, нашла во «всем этом» нешуточный интерес. Но вот повеяло запахом пороха, уловила кожей лица «дуновение шрапнели», и, считай, не было этих двадцати лет.
«Черного кабеля, вернее, суку до бела не отмыть, - усмехнулась она мысленно, рассматривая незнакомый город из окна локомобиля. - Сколько ни старайся, а все равно, в конце концов, натура возьмет свое!»
И добро бы, она была такая одна. Так ведь – нет. Достаточно взглянуть на прохиндейку Варьку Бекетову. Заставила поволноваться – это так, но, если без истерики, до чего ж хороша! Ладненькая, веселая и пилот от бога. И не просто пилот. Истребитель, каких поискать, имея в виду, разумеется, прежде всего, мужиков. Женщин истребителей мало, хороших – еще меньше. А такая, как Варя, может быть, и вовсе одна. Мужчин истребителей высокого класса гораздо больше. Тот же Виктор, к слову сказать, невероятно хорош. Лиза видела, как он летает, и с первого же раза поняла – настоящий талант. Но суть в том, что Варвара Кокорева ему ни в чем, собственно, не уступает. Она играет в мужской лиге, и играет на равных даже при том, что не успела еще закончить Академию.
