Я поднимаю руку вверх и тут же замечаю: на запястье отсутствуют отцовские ролексы. Шевелю пальцами. Ни одного кольца… Аж непривычно.

– Арина Викторовна, вы как?

Передо мной появляется миловидная, светловолосая девушка. Она смотрит на меня с неподдельной тревогой. Я же в этот момент пытаюсь вспомнить, где могла видеть её раньше. Крутится что-то в голове, но сообразить не могу. Это как за назойливым комаром гоняться. Вот он пищит совсем рядом, но прихлопнуть его ты отчего-то не можешь. Мимо.

Но, вне всяких сомнений, мы с этой девушкой точно знакомы. Память на лица у меня отменная, чего не могу сказать про имена и даты.

– Ариш! – а это уже Захар. – Детка…

Спешит ко мне, присаживается рядом с диваном, на котором я лежу. А за его спиной появляется невесть откуда взявшийся медик.

– Так, молодые люди, пропустите. Доброй ночи, барышня, – сурово нахмурившись, здоровается со мной пышнотелая грузная тётка. – Ну-с, на что жалуемся?

Непроизвольно касаюсь пальцами затылка, но по-прежнему молчу.

Всё, вспомнила. Прежде, чем уйти, один из нападавших хорошенько приложил меня головой о каменную стену. Вот тогда-то я и поняла, что означает выражение «искры из глаз посыпались».

– Эй! Она у вас немая, что ли? – тётка светит мне мерзким фонариком прямо в глаз.

– Уберите это, – дёргаюсь и прищуриваюсь.

– А не, говорит, – хохотнув, замечает женщина. – Приподнимись-ка, душенька!

С какой радости она мне тыкает? Этика и воспитание отсутствуют напрочь.

– Ариш, давай немного подними голову, повернись, – уговаривает Захар.

На автомате делаю так, как он просит. Врач какое-то время осматривает и обрабатывает мой затылок.

Шишка небось будет размером с гранат!

– Тошнит?

– Немного, – пытаюсь сесть на постели, но внезапно ощущаю сильное головокружение.

– Куда ты собралась, дорогуша? Приляг быстро! – мужицким басом ругает меня она. – Так-с, наблюдаем небольшую дезориентацию в пространстве и заторможенность движений. Пальцев сколько? – раскидывает в воздухе пятерню.

– Вы издеваетесь? – начинаю раздражаться.

– Арин… – Захар поглаживает меня по плечу.

– Четыре.

– Ага, ну почти, – хмыкает та в ответ. – Как зовут? Возраст? Какое сегодня число?

– Что за глупые вопросы? – возмущаюсь я. – Вы Санту-Барбару пересмотрели?

Это ж там одна из героинь потеряла память и на полном серьёзе возомнила себя мужчиной. «Спасибо» Ренате за знакомство с этим «чудом» кинематографии. Лет пять назад мы отдыхали с друзьями на даче, и она, будучи не совсем трезвой, где-то нарыла это нечто, после чего заставила нас смотреть серию за серией. Это продолжалось каждые выходные. Меня надолго не хватило. Ну где это видано, чтобы персонаж двести серий лежал в коме! Уму непостижимо.

Кто-то издаёт смешок, и я поворачиваю голову влево.

А, ну теперь ясно, где я.

У окна, опираясь на костыли, стоит Громов. Рядом с ним его мать. Она обеспокоенно смотрит то на меня, то на врача.

– Девушка, я жду. Имя, возраст, число, – монотонно повторяет докучливая тётка и суёт при этом мне под мышку градусник. – Там люди умирают ежеминутно, а вы тут резину тянете.

– Арина Барских, двадцать пять лет. Сегодня… двенадцатое вроде, июль, – нехотя выдаю я ответы. Не отстанет ведь.

– А год? Девяностый?

– Очень смешно, – поджимаю губы. – Я тогда ещё не родилась даже.

– Спутанность сознания отсутствует, Валер. Сейчас давление проверим и температуру, – басит она.

Кошмар, ну и голос… Ей бы в тюрьме работать или в армии.

– Нормально со мной всё уже, – отмахиваюсь беззаботно.

Да, немного штормит, но я жива, а это главное.

– А ну-ка ещё раз глаза глянем. Смотрим налево. Направо, – продолжает она свою экзекуцию. – До конца до-конца вправо смотрим…

– Неприятно. Больно, – зажмуриваюсь, потому что изображение слегка движется, и это здорово напрягает.

– Реакция зрачков на свет нормальная. Наблюдается мелкий горизонтальный нистагм.

– Что?

– Непроизвольные дрожательные движения глазных яблок, – поясняет она. – Давай градусник.

Дрожательные движения. Естественно… Тычет в меня этим своим прожектором.

– Да уберите вы от меня этот фонарь! – отпихиваю её руку.

– Отмечается раздражительность и агрессия, – чеканит она.

– Это её нормальное состояние, видимо, – язвит второй лекарь, что-то фиксирующий на бумаге.

Я посылаю в него такой красноречивый взгляд, что он моментом заливается краской и стыдливо опускает глаза.

Пишешь? Вот и пиши молча. Идиот…

– Так, Валер, фиксируй, температуры нет, давление почти в норме, пульс немного скачет. Предполагаю лёгкое сотрясение мозга. В больницу едем?

– Нет, – тут же отказываюсь я.

Ненавижу больницы.

– И не вздумайте что-то сейчас колоть! – предупреждаю я. – Ещё занесёте мне какую-нибудь дрянь.

Тётка подкатывает глаза.

– Значит так, моя прекрасная, если симптомы к утру не пройдут – идёшь к врачу. Пока прописываю постельный режим и отдых. Можно что-то седативное, щас Валера выпишет.

– Она сознание там на улице потеряла, это не страшно? – интересуется Захар.

– Страшно – это когда ноги трамваем отрезало… вон как на днях было. Парень теперь на всю жизнь инвалид. А мог вообще умереть!

Боже…Стреляю глазами в сторону Громова. Ему это слышать – «самое то»…

– Я просто переживаю. Вдруг с Ариной не всё в порядке? – искренне беспокоится друг.

– Да в норме твоя принцесса, мой хороший. Острит, язвит нам на радость, – хмыкает тётка, собирая свой чемодан. – Кто ж её так по головоньке-то приложил? Не сама явно…

– На неё напали в тёмном переулке, – объясняет девушка, чью личность я усердно пыталась установить сразу после того, как пришла в себя. – Её ограбили.

– А на шее что у тебя, Арин? Царапина? – Захар осторожно поворачивает мой подбородок вправо.

– Ножом угрожали, – признаюсь я тихо.

Мы смотрим друг на друга.

– Твою мать… – гневается он. – Прости, что не дождался на месте. Кофе решил выпить, пока ты пошла сюда.

– Очень вовремя, молодец! – фыркает блондинка. – Её в нашем районе вообще одну отпускать нельзя. Это всё равно, что голодным уличным собакам кинуть кусок нежнейшего отборного мяса.

Ну и сравнение…

– Так, молодёжь, спасибо этому дому, но пойдём к другому, – протяжно охнув, поднимается с допотопной табуретки доктор, и в эту самую секунду пуговицы на её халате опасно трещат. Так и норовят отлететь в сторону. – В полицию сообщите, раз это не бытовуха, а грабёж. И вызов наш, будьте добры, оплатить.

– Я вас провожу, – хлопая себя по карману, произносит Захар.

Я внимательно разглядываю девушку, устроившуюся на ковре. Она снова поворачивается ко мне.

Эта родинка над губой…

Ну точно! Вот же ж... как это я дура сразу-то не сообразила!

Сейчас пазл за пазлом я мысленно собираю цельную картинку. И она мне не нравится.

– Уволите теперь? – смекнув, что я её узнала, спрашивает девчонка.

– Значит, это ты мне в ресторан проблем подкинула, – озвучиваю вслух свою догадку.

– Ну я, – признаётся она, гордо вскинув подбородок. – Чтобы вам жизнь малиной не казалась.

Умница, что сказать…

– О чём речь, Жень? – вмешивается Громов, который за всё это время не произнёс ни слова.

Точно. Женя. Одна из новых официанток. Дима сам принимал на работу её и ещё одну девочку.

– Значит, ты сестра Максима? – смею предположить я. Ведь невесту его я уже видела.

– Угу, систер.

– А я и думаю, что ж это моим рестораном ни с того, ни с сего заинтересовались все и сразу: роспотребнадзор, МЧС, налоговая. Критиков волной принесло, отзывы гневные с завидной регулярностью стали появляться.

– Ничего, вам полезно, – выдаёт Женя, немного стушевавшись под напряжённым взглядом брата. –  У вас в «Версале» не пойми что творится. Повара вместо того чтобы готовить, играют в покер. Жопят креветки и прочие деликатесы, экономят, – поясняет она. – Домой после закрытия, в субботу, ящиками таскают продукты. С вашей бухгалтершей у шеф-повара шуры-муры. В курсе?