В ужасе распахиваю глаза, когда понимаю: мне конец. Потому что головорез, не мешкая, резко выбрасывает руку вперёд и направляет свой пистолет на меня. Между нами от силы метр – полтора, и я прекрасно понимаю, чем это грозит.

Темно, но в свете Луны я всё равно вижу его лицо, искажённое гримасой злости и гнева. Вне всяких сомнений он собирается пустить мне пулю в лоб. И что-то подсказывает – осечки здесь не будет.

Момент.

Мой судорожный вдох. И холодный воздух, втянутый сквозь приоткрытые губы, кажется сейчас особенно необходимым...

Сердце… бум-бум-бум. И даже в глотке ощущается сильная, ритмичная пульсация.

Как громко поют сверчки! Давно я их не слышала…

– Арина!

Испуганный крик Захара. Его движение. Выстрел.

И пистолет явно боевой, в отличие от моей осы…

Дёргаюсь назад. Словно получив короткий разряд тока. Будто вдруг коснулась пальцами оголённых проводов…

Онемение. Ничего не чувствую абсолютно.

В меня ведь выстрелили, верно? Тогда почему я не ощущаю… Это шок или что?

Не понимаю. Ничего не понимаю.

Прислонившись спиной к капоту внедорожника, растерянно моргаю, а уже пару секунд спустя – боль: острая, режущая, прямо-таки адская, резко пронзает левое плечо. Оно просто огнём гореть начинает, полыхать неистово. Боже! Это как если бы вдруг чайник кипятка выплеснули на кожу. Печёт так сильно, что я даже ориентацию в пространстве теряю на какое-то время.

Но я ведь не умерла? По крайней мере пока. Если бы Троицкий не бросился на стрелявшего, траектория пули была бы совершенно иной… Боюсь в этом случае я уже не была бы способна на рассуждения и мыслительные процессы.

Пытаюсь сфокусироваться на том, что происходит. Неосознанно выпускаю проклятую осу из пальцев и прижимаю дрожащую ладонь к плечу. Взгляд цепляется за две фигуры, катающиеся по земле. Они отдаляются от меня... Вот мелькает куртка Захара, но он тут же оказывается внизу. Дерутся. Сцепились насмерть... Тихий, но в то же время разрывающий душу стон Захара слышать просто невыносимо.

Нет.

Бугай машет руками так, что страшно смотреть. Я должна помочь другу. Должна попробовать ещё раз...

Делаю шаг вперёд, но голова начинает кружиться, и меня ведёт в сторону. Словно я очень и очень пьяна.

Когда-то давно на уроке ОБЖ в старшей школе нам рассказывали о том, что ранение в артерию, будь то плечевая или бедренная, может с лёгкостью привести к быстрому, летальному исходу.

Сколько времени у меня в запасе, если всё настолько плохо?

– За-хар, – шепчу одними губами, теряя из вида внезапно поплывшую картинку.

Тяжёлое прерывистое дыхание, звуки борьбы, нецензурная брань. А потом это… Выстрел. Первый, а затем и второй. Он оглушает, свистом проносится в голове, и я застываю в ужасе. Колючий, всепоглощающий страх сковывает тисками каждую клеточку, каждый нерв. Потому что глаза, привыкшие к темноте, различают: нападавший сидит сверху, на Захаре.

Пожалуйста, только не это!

Крики людей совсем рядом. Отчётливо слышу мужские голоса. И снова выстрелы. Другие.

Шумно. Всё сливается в единый гул, безжалостно давящий на барабанные перепонки.

По руке стекает что-то горячее. Или мне лишь кажется, что она (моя кровь) горяча… Пересохшие губы дрожат, часто-часто дышу через рот и сейчас есть большая вероятность того, что я вот-вот потеряю сознание.

Нельзя. Мне надо к Захару.

– Лежать на земле, сука! Лежать я сказал! – командует кто-то совсем рядом.

– Крути его!

Значит…

– Руки за голову!

Это вроде Крылов. Ругается отборным матом. Что-то кричит, но я уже не улавливаю. Не могу. Мне до одури больно. Невыносимое, мучительное жжение даже сравнить по силе не с чем. Никогда такого не испытывала, клянусь. Плечо будто сверлят непрерывно. Его будто одномоментно жалят десятки ос.

– Захар… – мой голос чужероден. Я словно со стороны его слышу. Такой тихий, но в то же время пропитанный острым, горьким отчаянием…

– Первый, я второй… у меня здесь парень и девушка.

Силюсь открыть глаза. На поляне люди. Трое? Четверо? Я различаю их силуэты. Они суетятся, громко переговариваются. А я, находясь в каком-то полуобморочном состоянии, отползаю к дереву. Даже и не помню, как на землю осела. Только чувствую мягкие травинки под ладонями.

– Живой, нет? – взволнованно спрашивает кто-то. – Пульс потрогай. Ну?

Но я не хочу знать ответ, прекрасно понимая, о ком идёт речь. Мне страшно. Страшно услышать то, что раздавит меня. Уничтожит. Убьёт. Ведь если этого пока не сделала пуля, то новость о том, что мои друзья мертвы, сделает это за неё…

Зачем, зачем? Какое глупое безрассудство! Какая бессмысленная неосторожность!

Ресницы трепещут, изображение рябит и плывёт волной. Уши заложило, тело вдруг начинает лихорадить как при высокой температуре. Но несмотря на отвратительное физическое состояние, в голове кружит хоровод чёрных, беспокойных мыслей.

– Захар... Рената… – роняю голову на прижатые к груди колени.

Пожалуйста, прошу тебя, Боже... Не делай этого! Не забирай их у меня… Не забирай! Прости, что вспоминаю о тебе лишь в редкие минуты крайней безысходности. Прости, что не знаю ни одной молитвы… Прости, что в церкви не была очень давно.

Оставь их со мной, пожалуйста! Я не могу их потерять, не могу. Не так…

Поднимаю голову. Ощущаю затылком шершавую древесную кору ствола дерева.

– Ребята… – беспомощно зову их в бреду.

По щекам катятся жгучие слёзы, и я вдруг так отчётливо вижу одну картинку из прошлого. Счастливый кусочек лета... Незабываемый. Неповторимый.

Белоснежная яхта. Летний вечер, предзакатное красное солнце тонет в играющем волнами море. Оно тёплое и даже помню, какое солёное на вкус. Так не хочется вылезать… но уже пора бы. Поднимаюсь наверх. Босые ноги касаются корпуса яхты. Прищуриваюсь, прикрывая глаза ребром ладони. Лучи ласкают влажную кожу. Капли на теле высыхают почти моментально, что неудивительно, ведь несмотря на вечерние часы, всё ещё жарко и душно.

Хватаю полотенце с бортика и направляюсь к ребятам. Вскидываю бровь, глядя на подругу. Юная Рената, уязвлённая тем, что Захар увлечённо смотрит в экран своего смартфона, а не на неё, стоящую рядом с ним в откровенном, сексапильном купальнике, выливает ледяную воду из бутылки… Прямо ему на голову.

Ошарашенный её выходкой Захар выдаёт пару непечатных слов (что в общем-то для него большая редкость), вскакивает со своего места, бросает телефон и спешит догнать удирающую от него хулиганку.

– Ариш, помоги! – громко кричит мне Рената, и её звонкий, девичий смех сливается с криком мимо пролетающих чаек.

Улыбаюсь, глядя на этих двоих. Они такие разные… Как огонь и вода. Как сладкое и солёное. Как тихое утро и шумная, яркая ночь… Ничего у них не выйдет, разумеется, хоть они и смотрятся вместе просто невероятно. Зря она так старается и мучается... Его сердце уже занято.

Корецкая истошно визжит, когда Троицкий, порядком уставший от издевательств, решает её проучить. Его цель мне предельно ясна. Однако хитрая Рената, как обычно, цепляется за него мёртвой хваткой, и по итогу в воду падают оба, оставляя после себя целый фонтан брызг, долетающих до нас.

– Придурки! – Ксюша цокает языком, поправляя широкополую соломенную шляпу. Бросает в сторону ребят осуждающе-недовольный взгляд и возвращается к чтению своей книги.

Ксюша… И ведь вся эта каша из-за тебя заварилась…

Меня берут за руку, касаются шеи.

– Арина!

Противный фонарь светит в лицо, вырывая из плена цветных воспоминаний.

Не хочу, мне и здесь хорошо…

– Эй, – чьи-то пальцы на моих щеках. – Арина! Арин!

– Огнестрельное ранение верхней конечности. Плечо, – чеканит второй голос.

– Ты в сознании? Арина, слышишь меня?

Вроде это Крылов, но отвечать так не хочется…

Мне бы уснуть и вернуться туда, где правит бесшабашная юность.