Такой дикий энтузиазм у друга проявлялся нечасто, так что Василий лишних вопросов не задавал, чтобы самому себе не испортить сюрприз. На даче Малыш зашел в сарай и начал копаться в ящиках, доставать оттуда старые шмотки. Тут-то все и стало понятно.
Они слонялись по центральным улицам, распугивая народ своим видом – драная одежда, взлохмаченные волосы, грязные руки (хорошенько потерли их землей). Для пущей правдоподобности подбирали стоявшие возле лавок и мусорных баков бутылки, еле сдерживаясь, чтобы не заржать. Одна сердобольная румяная баба, расчувствовавшись, даже полтинник всучила, чтоб беляшей поели. Они уже направлялись к пункту сдачи стеклотары, когда повстречали директора школы. Тот сразу всполошился: мол, как же так, почему не говорили, что в семье проблемы?
Они тогда хохотали так, что чуть животы не надорвали. А директор думал, что это нервное, даже в поликлинику предлагал сводить. Добрейший человек.
Все считали, что в их паре лидер Малыш, а Васька – ведомый. Даже прицепом его называли. Но он не обижался. Он-то знал, как было на самом деле. Без его поддержки Дима действовал редко. Товарищ был способен на многое, если его регулярно пинать под зад.
Василий улыбнулся, вспомнив, каким нерешительным бывал его друг. Если нравилась какая-то девчонка – сразу впадал в ступор и вел себя как ботаник. Прицеп частенько брал инициативу в свои руки, помогал познакомиться. Обычно все заканчивалось удачно. Разве что с Анжелой у Малыша никак не складывалось. Упертая тетка.
Улыбка исчезла с его губ. В памяти всплыл их последний вечер в «Норе», когда Димка едва не подрался с чужаком. Тот вел себя достойно, но друг словно с цепи сорвался – все его раздражало.
– Не знаю, что за хрень происходит, – признался ему тогда Малыш, косясь в сторону барной стойки, у которой восседал незнакомец. – Бесит он меня. Не могу спокойно находиться рядом.
Тогда Василий не придал этому значения. Списал все на банальную ревность. Чужак подкатывал к Анжелике, понятно, почему Малыш негодовал. Но пару дней назад Прицеп снова вспомнил слова товарища. И теперь они воспринимались уже иначе.
Иваныч сильно заинтересовался незнакомцем и даже навел о нем какие-то справки. Ему же велел приглядывать за чужаком. Шпионить за ним круглые сутки у Василия возможности не было, но все-таки он находил пару часов в день, чтобы проследить за его передвижениями. И чем больше он сосредотачивался на объекте слежки, тем острее проникался навязчивым, неприязненным ощущением. Что-то неуловимо выделяло чужака из толпы. Но что именно?
Иваныч не говорил прямо, хотя, очевидно, подозревал его в убийстве Малыша. Сначала эта мысль показалась Василию дикой, как, впрочем, и сам факт гибели друга. Но какая-то идея настойчиво пробивалась сквозь подсознание. И сегодня Василий наконец смог внятно растолковать ее.
А что, если Малышу не просто не нравился чужак? Что, если он предчувствовал смерть от его руки? Попахивало мистикой, и все же Прицеп не спешил отказываться от этого предположения. Мозг человека до сих пор толком не изучен. Иногда он способен проецировать невероятные вещи. Возможно ли, что каким-то образом, по неуловимым деталям, мозг Малыша рассчитал грозящую опасность и старался предупредить об этом единственно возможным способом – интуицией?
Есть шутка, что боксер – это человек, у которого правая рука срабатывает намного быстрее, чем мысли. Только Малыш не был обычным боксером. Да и никто в секции не был. Иваныч учил их большему, чем просто махать кулаками. Он учил их соображать, жить осознанно. А еще не проходить мимо несправедливости, не оставлять негодяев безнаказанными.
Если чужак виновен в смерти Малыша, они это выяснят. И тогда ничто не спасет убийцу от заслуженной кары.
Тем вечером Василий покинул бар спустя пять минут после Малыша. Они пересеклись в условленном месте, переоделись, сели в машину и поехали на задание. Информация была проверенная – вечеринка окончилась, сигнализация и камеры отключены. Они с легкостью пробрались на территорию особняка. Все сделали быстро и чисто. Малыш слишком высокий и заметный, поэтому выполнял теневую работу – держал в захвате. А Василий осуществлял непосредственный процесс.
Артурчика в городе знали хорошо. Проблемы начались около года назад. Сперва одна девушка принесла в полицию заявление об изнасиловании. Якобы сын известного предпринимателя напоил ее и воспользовался моментом без ее согласия. Тогда уголовное дело не завели – девушка отказалась от претензий. Затем еще одна девчонка обвинила Артурчика в изнасиловании. Поднялась шумиха, подключилась пресса. Но неожиданно пострадавшая забрала заявление и от комментариев отказалась. То, что девушкам предложили щедрый откуп, понимали все. Но доказать не могли.
А затем поползли слухи, что насилию подверглась третья девочка, на сей раз несовершеннолетняя. Родителям она не признавалась, жаловалась подружкам. Сашка с ней разговаривала, и та с готовностью показывала синяки и, давясь слезами, рассказывала подробности. Дальше оставлять без внимания подобное беззаконие не представлялось возможным. Преступник заслуживал наказания. Они с Малышом обошлись с Артурчиком довольно мягко, скорее предупредили, чем наказали по-настоящему. Но почему-то не вызывало сомнений, что тот откажется от дальнейших непотребств. Они ему популярно объяснили, что кое в чем деньги бессильны.
С задания они возвращались в приподнятом настроении. Хорошие поступки воодушевляют. Ты кажешься себе лучше, честнее, а на окружающий мир глядишь снисходительно и без претензий. На это состояние подсаживаешься, как на наркотик. Хочешь испытать его снова, почувствовать пружинящую энергию, от которой тело становится невесомым, а голова легкой. И проблемы отступают на задний план, и будущее не пугает, и прошлое не тревожит. Есть только упоительное мгновение настоящего, в котором ты поступаешь правильно.
Они попрощались с Малышом и разошлись по домам. На следующий день созвонились, потрепались ни о чем. А еще через день Василию сообщили ужасное известие. Никогда в своей жизни он не слышал ничего страшнее этих трех слов: «Димку, Малыша, убили!»
– Отрабатываем десять минут, затем меняемся местами! – крикнул Иваныч, подходя к Василию и усаживаясь рядом.
Сомов молчал и наблюдал за тренировкой, изредка комментируя и поправляя ошибки, и со стороны могло показаться, что он полностью поглощен этим занятием. Но Прицеп знал, что это не так. Тренер поддерживал его, избегая лишних слов, а именно это сейчас и требовалось. Пульс выровнялся, дышать стало легче.
Иваныч словно почувствовал перемену, встал.
– Давай ОФП поделай, – хлопнул его по плечу и вернулся в зал. – Самсонов! Не крути башкой по сторонам, пропустишь самое интересное!
Василий размотал испачканные кровью эластичные бинты, оставил их на скамейке и направился к перекладине, чтобы начать с подтягиваний. В этот момент в дверях появился чужак. Потоптался в нерешительности, изучая обстановку, и несмело шагнул внутрь. Встал у стены, не решаясь к кому-либо обратиться – тренировка была в полном разгаре. Иваныч заметил его сразу, но подошел лишь спустя пять минут. Прицеп успел сделать несколько подходов на подтягивания и теперь напряженно вслушивался в их беседу, пытаясь хоть что-нибудь разобрать.
– Словом, группа довольно продвинутая, – подвел итог Сомов. – Но, судя по твоим рассказам, кое-какая подготовка у тебя имеется, так?
Бажин кивнул.
– Тогда переодевайся, вон комната. – Он указал рукой. – И выходи, прикидку сделаем.
Парень снова кивнул, подхватил с пола спортивную сумку и исчез за дверью раздевалки. Сомов постоял, раздумывая, затем повернулся к залу и окликнул русоволосого парня с веснушчатым лицом:
– Патрикеев, подойди!
Иваныч был единственным, кто звал его по фамилии. Остальные уже давно использовали сокращенную версию – Патрик. А некоторые считали, что это его настоящее имя. Хотя на самом деле Патрикеева звали Петя.