Уснул наш герой довольно поздно, на этот раз история его жизни сморила любопытную барышню к трем часам ночи. А по сему, рано просыпаться он и не собирался. Теперь он был вольным человеком и мог самостоятельно решать, сколько спать и когда трубить подъем. Вот только скромному желанию вольного человека не суждено было сбыться. Для начала Макса растолкала Любаша:

— Максим, там тебя в коридоре Гриня дожидается, говорит, что вы вчера с ним о чем-то договаривались.

— Угу, — ответил Макс и натянул одеяло на голову.

Минут через пять в спальню зашел и сам Гриня. Он довольно вежливо растолкал Макса, словно старый приятель, приговаривая:

— Ну ты чего дружище, ты же вчера пообещал нашей начальнице что во избежание, побудешь в нашей мужской компании.

Мужской голос слегка напряг. Макс приоткрыл глаза и внимательно посмотрел на мило улыбающегося Гриню, рядом с которым в пижаме с котятами стояла и сама Люба. Тон и манеры у Григория Сидельникова были весьма учтивы, а глазки как-то совсем не добро глядели на Макса. Люба, стоя за спиной здоровяка этого самого взгляда видеть не могла, зато Макс ощутил какое-то тревожное чувство. Вот только Гриня в присутствии Любы вел себя более чем учтиво, он не хамил и даже торопить Макса не стал, чем собственно Макс и воспользовался в полной мере. Он не спеша поднялся, сходил в туалет, после в ванную. Затем Максимилиан, одетый в теплый халат, присоединился к мирно завтракающим Грине и Любе. Они беседовали на какие-то общие темы, о вчерашнем недопонимании не было и воспоминаний. Как только Макс появился на кухне, девушка шустро усадила его на свое место, поставила перед ним тарелку с яичницей и бутеры.

— Гринь, может тебе еще пару яичек пожарить? — вежливо поинтересовалась Люба.

— Не стоит, Люб, боюсь лопнуть. Спасибо, все было очень вкусно.

— Ладно, мальчики, тогда я собираться и на работу, — Люба поглядела на часики, стоящие на холодильнике, — блин, уже опаздываю.

Женщина живо исчезла из виду собираться, а Максимилиан с ленцой поднялся с места и долил воды в чайник, после, поставил его на газовую плиту подпалив конфорку. Все это время Гриня молча глядел на Макса, не сводя с него взгляда ни на секунду. Макс вернулся за стол и поковырявшись в тарелке вилкой, отложил ее в сторону:

— Григорий, тебе не говорили, что пялиться на незнакомых людей считается дурным тоном в цивилизованном обществе?

— Говорили, — как-то особенно зло улыбаясь ответил Гриня, продолжая нагло пялиться.

— Григорий, ты же помнишь, что твоя начальница запретила тебе распускать руки?

— Помню, — ответил Гриня продолжая буравить взглядом Макса, — а еще она говорила глаз с тебя не спускать.

Эта игра в гляделки продолжалась минут пять, Макс пытался покушать. Идиллию молчания нарушила Люба, она зашла в кухоньку и положила на стол ключ от квартиры:

— Как освободишься, дуй домой, я буду поздно. Веселитесь мальчики.

Люба задорно помахала ручкой и скрылась за входной дверью. Два мужчины так и продолжали сидеть за одним небольшим столом. Макс горько вздохнул:

— С тобой нормально не поешь.

Макс отставил тарелку с практически не тронутой яичницей и подошел к плите, налить себе чаю. В этот момент его что-то неприятно ткнуло под ребра, и он обмяк, рухнул на пол. Этот удар, ну или тычок, уже был Максу знаком, его точно также вчера вечером ткнул под ребра Гриня. Макс корчился возле газовой плиты, а Гриша Сидельников усевшись на свое прежнее место и пододвинув тарелку, принялся доедать завтрак, приготовленный Максу.

— За что, гнида? — прохрипел Максимилиан, тяжело хватая воздух ртом.

— Это за то, что ты меня не слушаешь. Я ведь тебе вчера сказал, будь готов к девяти. Это значит, что ты одетый, обутый и настроенный на приятное времяпрепровождение должен стоять возле входной двери. По твоей милости я опоздал на планерку. А наша тигра очень не любит нарушения порядка, — Гриня бодро закидывал яишенку, одновременно жуя и общаясь, — кстати, спасибо тебе большое, за то, что Любке все правильно объяснил. Я думал она мне с утречка истерику закатит, а она даже извинилась.

— Кушай не обляпайся, — зло прошипел Макс.

— Ну и чего ты расселся? — опер продолжал налегать на Максов завтрак, — у тебя времени на то, чтоб одеться ровно столько, сколько я завтракать буду, после мы выходим. Я очень советую тебе одеться потеплее, на улице сегодня минус тридцать два. И кстати, если ты не успеешь, пойдёшь в таком виде, в каком будешь на тот момент.

Сейчас, когда в квартире не было Любы, протесты были бессмысленны. Гриня больше не играл в своего парня, а команды ставил четко и конкретно. Макс даже на секунду не усомнился в его словах, а по сему, не смотря на боль и неприятные ощущения, пришлось живо подняться и бегом двинуться одеваться. Когда Гриня доел бутеры и допил чай, Макс уже сидел на пуфике в коридоре собранный, осталось только завязать шнурки на ботинках.

— Ну вот видишь, можешь же, когда захочешь, — довольно произнес Гриня, глядя на суетящегося Макса, — Ладно, погнали, нас в низу такси ждет.

С этими словами Гриша Сидельников вытолкал за дверь Максимилиана и захлопнул дверь. И тот факт, что ключи от этой самой двери остались лежать на кухонном столе, его совсем не смутил. У входа в подъезд ждала задрипанная, еле живая машинка — жигули четырнадцатой модели. Четырка была обклеена по всей форме полицейских устоев и даже люстра мигалки была на своем месте. Стекла колымаги были подморожены, печка машины с большим трудом справлялась с сильным морозом. За рулем четырки сидел Александр. Гриня открыл заднюю дверь и жестом указал Максу, чтоб тот залезал. Макс нехотя залез и дверца захлопнулась. В очередной раз наш главный герой оказался за решеткой, задняя часть машинки была отгорожена от передней металлической решеткой, дверных ручек с внутренней стороны не имелось, а боковые и заднее стекло, были предусмотрительно закрыты металлической решеткой. Передняя дверь хлопнула и на переднее место пассажира уселся Гриня.

— Ты чего так долго? Мы планерку пропустили, теперь если Сергеевна узнает, она нас порвет.

— Этого ждал, — сухо пояснил Гриня, — наш маньяк очень долго собирается.

— Гришань, я тебя не узнаю, тряханул бы его разок, — Саня довольно ухмыльнулся, — помог бы ему одеться.

— Там Любаша была, пришлось соблюдать приличия.

— Долго она на тебя орала? — живо, с ухмылкой поинтересовался Александр.

— Прикинь, вообще не орала. Я аж сам офигел. Даже извинилась. Мол, прости Гришаня, была не права. Этот ей напел, мол, вчера споткнулся, а я ему встать помогал и типа, она неправильно все поняла.

Слегка удивленный Александр повернул голову и внимательно глянул на Макса:

— Нифига себе, маньячила, а ты у нас оказывается полон благородства!

Маньячила в свою очередь угрюмо глядел на оперов и помалкивал в тряпочку, шестое чувство с прискорбием подсказывало, что его беды сегодня только начинаются.

— Гришань, а с твоей-то как все прошло? — переключил внимание опер на коллегу, — ты так с утра и не рассказал.

— Ты не поверишь Сань, я своей вчера такой разнос учинить собирался. Думал, пошлю ее ко всем чертям со всеми ее закидонами. Она значит спустилась от Любки, молчит, глазки в пол. Короче, почувствовала что ей хана. Я на нее прям там орать собрался и тут баба Нюра из подъезда выходит. Ты же знаешь эту старую сплетницу?

— Ага. Занятная старушка, — подтвердил Санек, — у нее язык без костей и фантазия буйная.

— Сдержался я короче, — продолжил Гриня, — идем домой, я как черт злобный иду спереди, думаю, ну сейчас доберемся до дому, ты у меня узнаешь почем орешки для белочки. Подходим к дому, а она носом начала шмыгать. Домой зашли, я и рта открыть не успел, она стоит рыдает, мол, прости меня Гришаня, я такая дура! Я просто в осадок выпал. Орать на нее не могу, а так хочется, блин. Короче успокоил ее кое как, а там и злость, как-то сама собой, прошла. Правда ей потом пришлось искупать свой проступок немного по-другому, — довольный, словно обожравшийся кот сметаны, поделился сокровенным Гриня.