Лейтис судорожно вздохнула, и он почувствовал, что она вот-вот разрыдается. Казалось, в груди у нее образовалась пустота, в которой гулко и быстро билось растревоженное сердце.

– Я пыталась тебя не любить, – призналась она. – Говорила себе, что для меня так было бы спокойнее и безопаснее. Какое-то время я даже верила, что это возможно, но потом мне показалось, что я тешу себя иллюзиями, что это самообман.

Медленно, давая ей время и возможность отстраниться, он робко и нерешительно поцеловал ее, как когда-то в детстве. Она погладила его по щеке, и отросшая за день щетина легко уколола ее ладонь.

Она взглянула на крестообразный шрам на своей ладони. Мужская с точно такой же отметиной рука легла поверх ее ладони. Это соприкосновение словно означало единение их мыслей. И сердец, подумала Лейтис. Она покачала головой, смущенная, нерешительная, побежденная. В это мгновение она осознала, что любовь существует наперекор всему. Она может расцвести в неожиданном месте, как колокольчики, которые она так любила. Любовь, сильная и дерзкая, как нежные цветы, пробивавшиеся из расселин в скалах на скудной земле.

– Я бедная шотландская девушка, – признала она, – и так безропотно и быстро сдаюсь на милость англичанина. Но я, – она сделала паузу, – люблю тебя, полковник ты или Ворон, Йен или Алек.

– Возможно, тебя утешит мысль о том, что ты повергла меня во прах, заставила опуститься на колени у твоих ног.

Она отстранилась и с улыбкой посмотрела на него.

– Прежде я думал, что если я буду смотреть в твои глаза долго-долго, – признался он, – то смогу увидеть твою душу.

– И это тебе удалось? – спросила она, околдованная его признанием.

– Я вижу твое сердце, – сказал он нежно. – И твою отвагу. Она тебе потребуется впредь, потому что может произойти всякое.

Ее охватил ужас, сильный и всепоглощающий, и ее замутило.

– А теперь тебе надо скрыться, Лейтис, – тихо сказал он.

– А что будешь делать ты? – спросила она, стараясь подавить страх.

– Собираюсь вернуться в форт Уильям, – сказал он.

Она не тешила себя надеждой на то, что генерал окажется участливым, мягким, понимающим. Англичане накажут Алека за его поведение. Он более чем ослушался приказов герцога Камберленда. Он позволил себе быть добрым.

– Тебя могут повесить, – сказала она.

Он потянулся к ней и провел рукой по ее лицу от мочки уха до подбородка. Казалось, он старался навсегда запечатлеть в памяти эту минуту и все, что их окружало.

– Откровенно говоря, я в это не верю, – ответил он. – У меня другие планы на дальнейшую жизнь.

– Не заставляй меня тебя покинуть, – попросила она, сдерживая слезы. – Пожалуйста!

Он медленно покачал головой.

– Разве ты не понимаешь, что они не причинят мне вреда, если не доберутся до тебя? Я не вынес бы, случись что-нибудь с тобой. Я приду, когда смогу. Обещаю!

– Мне уже доводилось слышать такие обещания и прежде, – сказала она. – «Я вернусь, Лейтис. Со мной ничего не случится, тебе не о чем беспокоиться. Это будет всего лишь приключением, Лейтис, и ты просто изойдешь слюной от зависти, когда я расскажу тебе об этом». Я уже слышала эти обещания, – сказала она с яростью. – Я слышала это от отца, от Фергуса, Джеймса и Маркуса.

– Клянусь всем святым для Макреев, что вернусь, как только смогу, Лейтис.

Он наклонился и нежно поцеловал ее, и ее глаза закрылись, а веки затрепетали – в эту минуту она разрывалась от печали и восторга.

«Господи, сохрани его!» Она так давно не молилась, что и молиться было как-то неловко. За время, истекшее после сражения при Куллодене, Лейтис была не в ладу с Всевышним. Она испытывала только гнев. Но эта молитва была иной, она не просила за себя, для себя. «Сохрани его, Господи, не потому что я люблю его, а потому что он заслуживает остаться в живых».

Алек снова ее поцеловал, и, пока длился этот поцелуй, она забыла об англичанах и о скоттах, о своей раздвоенности и даже об опасности.

Патриция терпеливо ждала во дворе, Дэвид рядом с ней тихонько мурлыкал о чем-то со своей кошкой. Открывшийся ее глазам вид был впечатляющим и, как она внутренне ни противилась, не мог не вызвать восхищения.

Глубокая лазурь озера и ослепительная синева ясного неба, очистившегося после грозы, казались театральной декорацией, задником, на фоне которого по обе стороны форта Уильям вырисовывались зеленые пологие холмы. Даже острые пики из черно-серого сланца, видневшиеся вдали, не могли повредить красоте пейзажа. Окружающая природа не походила на спокойную и умиротворяющую красоту английского ландшафта, но сейчас, без дождя и колючего ветра, без ряби на воде, была мирной и безмятежной.

Лицо Патриции овевал теплый ветерок, словно природа ласково приветствовала ее.

Она оглянулась на развалины замка Гилмур. В нем провела свое детство Мойра, мать Алека, здесь она умерла. Патриция ощутила печаль и скорбь по давно погибшей женщине. В ней не было ни зависти, ни гнева.

– Миледи?

Молодой человек, которого вызвал Алек, стоял, терпеливо ожидая, пока она обратит на него внимание. Кажется, его звали Каслтоном. Он стоял терпеливо и неподвижно в неудобной позе, слегка склонив голову. Будто не мог решить, подумала Патриция, поклониться ей или отдать честь.

Она улыбнулась, стараясь его ободрить.

– Комнаты для вас готовы, ваша милость, – сказал он очень серьезно. – Не соблаговолите ли последовать за мной?

Он предложил ей руку.

Оглушающий топот сотен копыт заглушил его последние слова. Колонна всадников, скачущих попарно, галопом пронеслась по узкой полоске земли, соединявшей остров с остальной частью суши и с долиной. Из-под копыт летели камни, комья земли, вырванная с корнем трава.

Прежде чем въехать во двор форта, всадники замедлили движение и перешли на рысь.

Вдруг колонна беззвучно раздвинулась, пропуская вперед мужчину с резкими чертами лица. Он сидел на белом коне, его седло было украшено бесчисленными серебряными медальонами. Возможно, он был командиром этого кавалерийского подразделения.

Он бросил быстрый взгляд на Патрицию, потом отвел глаза. Но вдруг снова посмотрел на нее, на этот раз бесцеремонно и пристально. Это беззастенчивое разглядывание глубоко задело вдову, вызвав неприятную дрожь во всем теле. Патриция рассердилась. По-видимому, то, что она носила траур, не оказало на наглеца ни малейшего воздействия.

Она собралась с духом и ответила ему хмурым взглядом, поджав губы и скривившись, демонстрируя тем самым свое неудовольствие.

Но этот несносный солдафон просто улыбнулся, легко спрыгнул с коня и отдал какие-то распоряжения. А потом приблизился к ней, ничуть не смущенный ее негодованием.

Его поклон показался ей таким же медленным и надменным, как и взгляд.

– Мадам, – сказал он. – Я никак не ожидал увидеть столь редкостную красоту в этом захолустье.

Удивленная комплиментом, Патриция молча смотрела на него. Ее не называли красивой с тех пор, как она вышла замуж за Джералда. Но и любезность не расположила ее к нему, а еще больше раздосадовала. Она не думала, что ее внешность – тема для беседы с незнакомцем.

– Позвольте представить вам генерала Уэсткотта, графиня, – сказал Каслтон, будто подслушав ее мысли.

– Графиня? – Генерал казался удивленным.

– Генерал, – продолжал Каслтон, – это графиня Шербурн.

– Родственница Алека Лэндерса? – спросил генерал. – Жена?

Патриция решила, что этот несносный генерал не сумеет ее вывести из себя.

– Разумеется, не жена, – ответила она сердито. – Я его мать, точнее, мачеха.

– И это объясняет столь заметное несоответствие в возрасте, миледи, – сказал он, снова отдавая поклон. – Но вы слишком молоды, чтобы быть его матерью. И даже мачехой... Неужели ваш супруг похитил вас из колыбели?

Она опасалась, что его наглости не будет конца.

– Я вдова, сэр, – сказала она ледяным тоном. – И это сразу стало бы для вас очевидно, если бы вы обратили внимание на цвет моей одежды.