— Пирожки! Мои любимые, — радуется Лера. — Спасибо.

— А это тебе от Миланы, — Мирон предает мне большой контейнер. Сестра в курсе моих кулинарных «талантов». Там пирожки. Ее фирменные. Очень вкусные. — Она просила тебя зайти завтра.

— Хорошо, — киваю. В детстве я боялась Мирона. Он слишком серьезный и солидный. Есть что-то в нем заставляющее держать себя в тонусе. Но я привыкла. Воспринимаю его как отца. Он сделал для меня гораздо больше, чем родители. Миланке с ним повезло. Несмотря на всю строгость, он очень ее любит. Я много раз случайно заставала их ласкающимися. Но это Милана, ее все любят.

— У нас семейный совет? — в гостиную выезжает Платон и здоровается с братьями за руки.

— Что-то типа того, — Арон выходит в коридор и приносит оттуда небольшой кейс пива и бутылку коньяка. — Пиво для нас. А наш граф, — указывает на Мирона, располагающегося в кресле, — предпочитает коньячок. Алиска, — протягивает мне небольшой пакет, — нарежь сыр, лимон. — И наверх — есть пирожные, взрослые дяди будут культурно бухать и обсуждать серьёзные дела, — смеётся Арон. Закатываю глаза и ухожу на кухню.

Братья в гостиной о чем-то беседуют. Лерка увлеченно переписывается с одноклассницей, а мне неймется. Выхожу на лестницу, облокачиваюсь на перила. Я плохая девочка. Я подслушиваю.

— Квартиру оставлю ей. Как подарок за дочь. Не буду опускаться до делёжки, — произносит Платон.

— Я очень надеюсь, что в вашем брачном договоре есть пункт, по которому она не имеет права на долю в нашей компании? — холодно спрашивает Мирон. — Иначе не обессудь, я сделаю все, чтобы задавить Марьяну Каретникову.

— Ты за идиота меня приманишь? Она имеет право только на жилье и машины, приобретённые в браке. Пусть забирает, даже связываться не хочу, — на выдохе отвечает Платон. — Я не могу оставить ей дочь и стать воскресным папой. Лера должна быть со мной.

— К сожалению, в нашей стране все преимущества на стороне матери, — констатирует Мирон.

— Я вас умоляю. Если мать окажется недееспособна, не в состоянии обеспечить или доказать ее пристрастие к наркоте… — ухмыляется Арон.

— Ну что ты несешь? Она здорова, наркотиками не балуется ну и при желании ее заработка хватит, чтобы стать «идеальной» матерью, — выдыхает Платон.

— А если договориться мирно, не доводя до суда, и избежать всей этой волокиты? — предлагает Мирон. — Она же любит деньги? Отсыпаем ей щедрых отступных. Надавим. И она все подпишет.

— Чем надавим? За измену не лишают материнства.

— Я нарою тебе столько порочащих ее фактов… — предлагает Арон.

— Не сомневаюсь, — горько усмехается Платон.

Дышу глубоко. Я, конечно, подозревала, что у них что-то происходит, но не думала, что дело дошло до развода. Измена? Ну кто бы сомневался. Марьяна никогда не была похожа на верную жену. Кусаю губы, чтобы прекратить улыбаться.

Они разводятся.

Разводятся!

Арон встает с дивана, направляясь на кухню, и я быстро убегаю в комнату, пока меня не застукали. Сажусь в кресло и закрываю глаза. Он освободится от этой женщины… И у нас все получится. И я здесь ни при чём. Марьяна сама виновата. Как можно изменить Платону? Он же идеальный муж.

— Мама звонит, — сообщает мне Лерка, указывая на планшет. Вспомни ее… — Видео, — поясняет Лера, косясь на меня. Она в курсе, что мы не ладим.

— Отвечай, я тихо посижу.

Как бы я не относилась к Марьяне, она мама Валерии.

— Привет, — отвечает Лерка, включая видео.

— Ты что там вытворяешь? Почему от вас сбежала Света?! — возмущается Марьяна. Ни «здравствуй, дочь» ни «как у тебя дела». Прикусываю щеки изнутри, чтобы не прокомментировать.

— Она не сбежала, ее уволил папа, — Лера надувает губы.

— Потому что ты закатила истерику. Как ты себя ведёшь?!

— Я ничего не закатывала. Света злая!

— Лера! Я хорошо тебя знаю. Ты пользуешься тем, что отец тебе потакает!

Лерка молчит, отворачиваясь. Надулась.

— Где папа?

— Внизу, — недовольно бурчит Лера.

— Что он делает?

— К нам пришли Арон и дядя Мирон.

— Ясно. Больше к вам никто не приходит? — с подозрением спрашивает она. Лерка мотает головой. — Кого он нанял вам помогать?

Эта женщина звонит дочери не потому, что соскучилась, а для того, чтобы выяснить у нее, что происходит. Кусаю губы, но молчу.

— Никого, — врет Лера и переводит на меня взгляд.

— Врешь! Что вы скрываете?! Кто там с тобой? — с претензией спрашивает она. Лерка теряется, начиная бегать глазами.

— Я здесь! — не выдерживаю, встаю с кресла и вхожу в зону видимости камеры. — Я помогаю им.

— Почему я не удивлена? — зло выпаливает Марьяна. — Немедленно покинь мой дом! Прекрати вешаться на моего мужа. Ты меня уже изрядно достала!

— Я… — не успеваю договорить, потому что Лера отключает звонок и переворачивает планшет.

— Я не хочу, чтобы вы ссорились. Ты же не уйдешь? — смотрит на меня, быстро моргая, почти плача.

— Нет, конечно, — сажусь с ней рядом, обнимаю. Молчим.

— Мама сказала, что ты любишь папу, — вдруг заявляет Лера. — Это правда? Ты любишь его?

Вот что я должна ответить? Отрицать не могу.

— Да, я люблю и тебя, и твоего папу, — говорю правду. Лерка тяжело вздыхает и крепче меня обнимает.

— Маме это не понравится.

Алиса

Бывают такие дни, когда грустно просто так. Вроде все хорошо. Но… Просыпаешься в плохом настроении, дождь за окном, ком в горле, и чего-то не хватает. Со мной так бывает.

Выхожу из душа, бужу соню Лерку, отправляя ее чистить зубы и умываться. Вчера опять были планы надеть платье и ботильоны на каблуках с плотными колготками… Запихиваю это платье подальше в шкаф, натягиваю джинсы, белую толстовку с длинными ушами на капюшоне и Микки Маусом на груди.

По-детски?

Да плевать. Я сегодня маленькая обиженная девочка. Иногда кажется, что в такие дни у меня просто садятся батарейки и организм уходит в сон. Никаких сильных эмоций, только грусть, тоска и ощущение неполноценности.

Причины?

Да нет никаких причин.

Завтра пройдет.

Расчесываю волосы, заправляю за уши и спускаюсь вниз. Есть не хочется. Но Лерку нужно накормить. Застываю на пороге. Платон на кухне. На столе кофе, творог, тосты. Собран, в чёрной рубашке с высоким воротником. Свежий.

— Доброе утро, — произношу я и наливаю себе воды, хочется уже сглотнуть этот ком в горле.

— Доброе, давайте завтракайте и на учебу. Водитель уже ждет.

— Хорошо, — киваю. — Вы ешьте, а я не хочу.

Выглядываю в окно: небо тёмное, давит. Дождь моросит. Холодно. Глубоко вдыхаю, зависая в этом мрачном небе.

— Алиса? — громко произносит Платон, привлекая к себе внимание. Видимо, я зависла и не слышала его.

— Прости, что? — разворачиваюсь. Молча качает головой, всматриваясь в мои глаза. А я не хочу, чтобы он смотрел. Мне от этого ещё хуже.

Чего я хочу?

Я хочу, чтобы он меня обнял и поцеловал, пусть даже в нос, как ребенка. Хочу уткнуться в его шею и дышать его запахом. Вот так. Хочу и все. Как капризный ребёнок. Но этого не будет. И поэтому я отрицательно качаю головой и закрываю глаза.

— Что случилось?

— Ничего, — пытаюсь улыбнуться, но выходит натянуто.

— Ты плохо себя чувствуешь? — продолжает меня пытать.

— Нет, хорошо.

— Алиса!

— Да все хорошо. Не выспалась, — лгу я.

В кухню входит Лера, хватает со стола тост и тянет мне расческу с резинками.

— Сначала садитесь есть, а прически потом, — строго говорит Платон.

— Я хочу какао, — просит Лера и садится за стол, хрустя тостом.

— Я сделаю, — откладываю резинки с расческой на подоконник, спешу к холодильнику и достаю молоко. Делаю все что угодно, чтобы избежать его изучающего взгляда. — А ты куда? — спрашиваю у Платона, пытаясь отвлечь его внимание.