— Ну, в принципе, да. Последнее время пару раз тусила в клубах, заливая горе в сопровождении подруг и местного альфонса. Но это уже не имеет значения. На флешке все: документы, справки, фото. Это копия. Вся информация у меня. На всякий случай. Я бы посоветовал запустить в сеть немного инфы о ее подвигах, самую малость, чтобы ударить по Марьяне и показать ей, что это всего лишь капля, и, если она не угомонится, ты обнародуешь все. Вы по-любому разведётесь. Не по-хорошему, так через суд, который не оставит дочь с такой матерью. Но, думаю, до суда не дойдёт. Марьяна не идиотка. У меня все, — Арон вынимает флешку и отдает мне. Сжимаю ее в ладони. В этом маленьком пластиковом прямоугольнике моя ошибка, грязь, в которую я добровольно окунулся, и одновременно моя свобода. Мне нужно с этим переспать. Хотя вряд ли я усну сегодня.

Утро тянется медленно. Я почти не спал, но мне хватило нескольких часов, чтобы начать новый день. Провожаю дочь в школу, пью кофе, беседуя с Миланой ни о чем, даже стараюсь работать, но постоянно посматриваю на часы. Я хочу, чтобы Марьяна окончательно проснулась и до конца осознала информацию, которую я ей предоставлю.

В полдень не выдерживаю и оправляю ей пару самых «красочных» фотографий из Эмиратов. С подписью: «У меня есть полная коллекция твоей грязи, обменяю на мирное соглашение и развод». Жду, смотря в окно на моросящий холодный дождь. Я очень надеюсь, что мы не будем позориться и выливать эту грязь суду и общественности. Марьяна долго не отвечает, хотя мое послание прочитано.

«Приезжай», — наконец через час отвечает она. Я не хочу войны. Но этот бой мне вновь придётся пережить. Надеюсь, он закончится ее капитуляцией.

Беру флешку, соглашение и отправляюсь к жене. Надеюсь, к бывшей…

У меня есть ключи, но я стучу в дверь. Это уже не моя квартира. Но даже если бы я не оставил ее Марьяне, то все равно бы продал. Не хочу оставлять себе ни единого воспоминания об этом браке.

Марьяна открывает быстро. Сегодня совершенно не собранная. Босая, в халате, волосы небрежно заколоты наверх, без косметики и прикрас. Даже выглядит моложе. И ведь красивая, статная женщина, могла бы многого добиться, но выбрала грязь. Если раньше я испытывал злость и ярость, то сейчас осталось только пренебрежение.

Марьяна проходит в гостиную, садится на диван и демонстративно отворачивается к окну, строя из себя оскорблённую невинность. Но молчит, сказать нечего.

— В общем, так. Вот флешка со всей твоей грязью до сегодняшнего дня, — опускаю флешку на столик. — А это соглашение. Сейчас ты собираешься, и мы едем к адвокату. Подписываем бумаги и быстро, мирно разводимся. Все в силе: квартира, машина и сумма денег — твои. Дочь видишь по желанию. Все.

— А если не подпишу, ты будешь меня шантажировать?! — зло спрашивает она, продолжая смотреть в окно.

— А если не подпишешь, мы все равно разведёмся. Только громко и некрасиво. Твоя грязь польётся со всех щелей, и я уже не буду столь терпим и добр. Буду судиться за каждую копейку, чтобы оставить тебя с голым задом. И, естественно, буду настаивать на том, чтобы тебя лишили материнских прав, — делаю паузу, позволяя ей переварить. Она молчит, по-прежнему смотря в окно, и сжимает губы. — Наверное, не нужно объяснять, что сил и возможностей у нашей семьи хватит, чтобы задавить тебя.

— Вот только не нужно мне угрожать! — взрывается Марьяна, резко разворачиваясь ко мне. — Я никогда не строила из себя девственницу! Да, в красках не рассказывала о прошлом, — она соскакивает с дивана и начинает расхаживать по комнате. — Но и не говорила, что у меня его не было. Ты не интересовался! А теперь ты решил, что я грязь?! — кричит, срываясь на истерику. Молча слушаю, стараясь дышать ровно. — И, кажется, тебя все устраивало? — усмехается. — А сейчас ты вдруг начал строить из себя святого и правильного. Ты у нас отец-герой, а я грязь? Захотелось выкинуть меня, как использованную вещь, и взять новую невинную? Но что-то я сомневаюсь, что твоя Алиса святая. Ты вообще уверен, что она невинна и чиста?! А?! Что она сидит и ждет тебя?!

— Ну что ты несешь? Не нужно брызгать ядом и обливать всех вокруг.

— А ты, я смотрю, не в курсе? Так у меня тоже для тебя кое-что есть, — вновь язвительно усмехается, хватает свой телефон, что-то листает и протягивает мне. — Смотри.

Закатываю глаза, откладывая телефон на стол.

— Нет, ты только посмотри, — настаивает она. Хватает телефон, включает экран и тычет мне в лицо.

Там Алиса… клуб. Неоновое освещение, но у Марьяны хорошая камера. Девочка вместе с неформальным парнем, в ее руках бокал, улыбается, пока парень обнимает ее за плечи. Марьяна перелистывает фото, и вот они уже танцуют. Очень откровенно танцуют… Он прижимается к ней сзади, обвивая руками талию. Не похоже, что Алисе это не нравится. Она наслаждается, откинув голову ему на плечо. Внутри меня начинает скапливаться что-то очень болезненное. Я смотрю только на его руки на теле моей девочки, и мне хочется их сломать. Внутри все горит от ревности. Когда я понял, что мне изменяет жена, то не испытывал даже половины того, что ощущаю сейчас.

Отталкиваю от себя руку Марьяны вместе с телефоном.

— Нет, подожди. Самое интересное впереди, — триумфальным голосом заявляет Марьяна. И включает видео. Вырываю из ее рук телефон, всматриваюсь. Темно, но я четко понимаю, что там Алиса и тот парень. Музыка звучит глухо, они в каком-то коридоре с подсветкой пола. Парень прижимает ее к стене и целует. Всего десять секунд, и видео обрывается. Но мне достаточно, чтобы внутренне разорвало на ошметки, до горечи пепла во рту. Дышу глубоко, чтобы оставаться непроницаемым для Марьяны, которой нужны мои эмоции.

— Не такая уж и святая, — Марьяна вновь садится напротив меня, но смотрит уже с триумфом.

— Личная жизнь Алисы никак не относится к нашему разводу. Мы едем к адвокату? Или будем судиться? — холодно спрашиваю я.

— Едем! — нервно кидает Марьяна и поднимается наверх собираться.

Прошло два месяца

Алиса

Осень прошла. Уже конец декабря. А его нет… И мне дико тоскливо, особенно учитывая то, что мы больше не разговаривали. У меня не хватает духа, а Платон…

Он уехал на реабилитацию. Слишком быстро и неожиданно для всех. Особенно для меня. Собрал вещи, перевел Леру на дистанционное обучение и уехал на восстановление в Германию. Я даже попрощаться не успела, пришла с университета, а они уже чемоданы грузят. Только Лерка счастливая вокруг меня скачет, спрашивая, что мне привезти из Германии.

А я стою растерянная, глазами хлопаю и слова сказать не могу. Только смотрю на то, как Платон прощается с Ароном, Мироном, даже Миланка его целует, а я не могу сдвинуться с места. Он лишь кивает мне и пересаживается в машину. Все расходятся, а я так и стою, смотря, как машина увозит его далеко и надолго.

В тот день я прорыдала в своей ванной весь вечер.

За что он так со мной?

Наигрался и понял, что я ему не подхожу?

Хотя над чем тут сокрушаться. Платон никогда меня не любил.

Никогда!

Я для него всего лишь капризный и навязчивый ребенок. И от этого так горько, что хочется кричать. Что я и делала. Кусала подушку и кричала в нее. И его ненавидела так же сильно, как любила. Всех вокруг ненавидела.

Три дня не ходила в университет, притворяясь больной. Милана знала причину моей «болезни», поддерживала, что-то объясняла про то, что Платону нужна реабилитация. Я все понимала. Все. Это здоровье, и оно выше всего. Вот только со мной он не посчитал нужным поговорить… Я недостойна даже звонка и сообщения.

Все два месяца мне писала только лишь Лера, рассказывая, как замечательно в Германии и что они успели посмотреть. Им хорошо там. Про отца я у нее не спрашивала, так же как и он про меня. Все так быстро закончилось… Даже не начинаясь.