— Сомневаюсь, что она будет это делать, — кидаю ей и ухожу прочь. Оглядываюсь. Мила следит за мной.

Сажусь в машину.

— Куда? — спрашивает водитель.

— Тут недалеко. Поехали.

Когда мы выезжаем на центральную дорогу, прошу остановиться у ближайшего кафетерия. Выхожу, прохожу внутрь, сажусь за столик возле окна, заказываю моккачино. Жду. Ни на какую учебу я не собираюсь. Я не могу ни о чем думать, кроме как о Платоне.

Беру телефон и листаю инсту, чтобы отвлечься. Почти ничего не вижу, все расплывается. Просто двигаю пальцами, думая о своём. Платону плохо, и я хочу быть рядом. Разве я многого хочу? Просто быть рядом.

Отпиваю кофе — горячо. В глаза бросается фото Марьяны. Да, я на нее подписана. Нет, мне не нравится следить за этой гламурной телкой, и уж тем-более я не читаю ее мотивирующие тупые посты. Просто хочу понять, что он в ней нашел. Она же кукла. Пластиковая кукла. Ничего особенного. Все ненатуральное: губы, нос, ресницы, волосы, грудь, задница — все сделанное. Платону вот это нравится? Таких он любит? Его это заводит?

Открываю пост. Выложен два часа назад. У нее муж в больнице! Самое время выкладывать посты. Идиотка.

Селфи. Марьяна в кровати в шелковой пижаме. Лицо страдальческое, губы надутые. «Мы попали в аварию», смайлики, изображающие ужас. «Слава богу, с моей дочерью все хорошо. Чувствую себя плохо, на грани потери сознания. Но плохо мне от того, что мой муж в больнице. В общем… соблюдайте правила дорожного движения и держите кулачки за моего супруга».

Хочется рассмеяться. Столько фальши я еще не видела. Лицо страдалицы состроила, а накраситься и уложить волосы не забыла. Откидываю телефон на стол. Просто пью кофе и смотрю в окно.

Проходит около часа. Посматриваю на время. Надеюсь, Милана уехала. Выхожу из кафе и вновь еду в больницу. Выдыхаю, когда не нахожу на стоянке больницы машин Мирона и Арона. Уверенно захожу внутрь.

Платон

Просыпаюсь от ноющей боли в ногах. Обезболивающее отпускает. Говорят, боль — это хорошо, это чувствительность. Инвалидом не останусь. Но… хочется ее потерять хотя бы на минуту. Боль не острая, но монотонная, ноющая, выматывающая. Голова еще кружится, все плывет перед глазами. Но все же лучше, чем в гробу.

Грохот.

Что-то падает.

Поворачиваю голову, фокусируя взгляд. Алиса. Быстро поднимает с пола телефон и смотрит на меня не моргая. Похожа на испуганную мышку, которую застали за воровством. Молчит, вжимаясь в кожаное кресло. Розовая толстовка, кроссовки, рюкзак, блестки на телефоне, на ногтях перламутровый лак.

Девчонка совсем.

Маленькая милая зайка.

Сон окончательно отпускает, болевой синдром усиливается. Сжимаю зубы. На правой ноге открытый перелом, связки порваны. На левой раздроблены кости, и гипсом не отделаешься. Нужна операция. Остеосинтез. Нужно вживлять металлические импланты.

Это надолго.

Я выпал из строя даже не на месяц. Минимум на полгода. Удручает. Чувство беспомощности раздражает, а боль усиливает нервозность. А в остальном все в порядке. Мне несказанно повезло — так сказал мой доктор.

Дышу. Хочется пить. Тянусь к бутылке с водой на тумбочке. Алиса соскакивает с места и снова роняет телефон.

— Давай я помогу, — такая решительная.

Но вот в жалости и в сиделках я не нуждаюсь.

— В состоянии сам взять бутылку, — не хочу грубить, но голос срывается. Девочка останавливается, моргает, растерянная. Переводит глаза на мои ненакрытые простыней ноги. Вновь кидается ко мне.

— Давай подушки подниму, чтобы было удобно?

— Не надо! — скидываю руки. Нажимаю на ручку кровати, и она переводит меня полусидячее положение. Беру бутылку, пью. В голове немного проясняется.

— Как ты? — спрашивает девочка. Прикрываю глаза. Боль не усиливается, но не отпускает.

— Что ты здесь делаешь? — игнорирую ее вопрос.

— Стою! — дерзко заявляет она. Уже лучше, чем жалость. Усмехаюсь, пытаясь отвлечься.

— Постояла? Можешь идти домой.

— Нет! — упрямая. Подходит к окну, открывает его. — Там дождь прошел, пахнет свежестью. Чувствуешь? — как ни в чем не бывало говорит она. — Внизу есть хороший кафетерий. Принести тебе чего-нибудь? Тебе же можно? Или, может, в магазин сбегать? Тут рядом.

Начинает суетиться. Поправляет простынь, мои подушки, двигает ближе ко мне телефон, воду. Ну вот как без грубости дать ей понять, что я ни в чем не нуждаюсь. Для этого есть персонал, который получает за это деньги.

— Если ты хочешь мне помочь, то… — прерываюсь, поскольку мой телефон начинает вибрировать. Перевожу взгляд на экран. Марьяна. Видеозвонок. Беру телефон, включаю камеру.

— Привет, — тянет она, рассматривая меня. Марьяна дома, в кровати, но с накрашенными губами. Немного усталая, но в норме. Хорошо. — Ну как ты там?

— Как-то так. Терпимо, — перевожу взгляд на Алису. Девочка цокает, но из палаты не выходит. Садится в кресло и утыкается в свой телефон, находя там дофига интересного. Хотя вся во внимании, слушает нас. Все эмоции на лице.

— Плохо выглядишь, — грустно мне сообщает Марьяна.

— Ну извини. Лера как? Где она?

— Спит. Перенервничала, стресс. Но все хорошо. А у меня раскалывается голова. Прям не могу. Таблетки не помогают, — начинает жаловаться жена. Алиса закатывает глаза и морщится. — Я, наверное, сегодня не приду.

— Не нужно, отдыхай. Пусть Лера наберет меня, когда проснётся.

— Да, хорошо. Что говорят врачи?

— Операция нужна.

— Ой. Ну это же не опасно?

— Нет.

— Ну ладно. Я завтра забегу, если станет лучше.

Меня не обламывает, что её нет рядом. Я справлюсь сам, а самоотверженно сидеть возле моей кровати ни к чему. Опять что-то падает, поднимаю глаза. Из рюкзака Алисы вылетела книга. И что-то мне подсказывает, что она неслучайно оттуда упала. Качаю головой.

— Кто там с тобой? — интересуется жена. Скрывать глупо и бесполезно. Я уже не в том возрасте. Да и незачем.

— Алиса, — спокойно отвечаю я. Теперь глаза закатывает Марьяна.

— Мало того, что авария случилась по ее вине, так она ещё и в больнице тебя донимает, — наигранно громко произносит Марьяна, меняясь в лице. Алиса смотрит на меня во все глаза. Испуганная. В недоумении.

— Авария произошла потому, что ты много выпила и несла чушь, — сквозь зубы проговариваю я. Не хватало мне еще, чтобы девочка себя накрутила.

— То есть я виновата?! — не унимается Марьяна.

— Никто. Не. Виноват! — четко проговариваю я и отключаюсь. Откидываю телефон на тумбу, падаю на подушки.

Тишина.

Алиса молчит и, кажется, даже не дышит.

Ну что ты какая впечатлительная-то?

Знаешь же, что Марьяна намеренно цепляет.

— Я виновата? — наконец оживает она.

— Ну давай еще ты начнешь нести чушь, — цокаю.

Вновь просить обезболивающее не хочу. Привыкну к нему, потом будет трудно слезать. Терплю. Монотонная боль хуже острой. Она изматывает. На минуту ухожу в себя, пытаясь собрать все силы. Сконцентрироваться.

Меня приводит в себя теплое прикосновение к руке. Не открываю глаза. Алиса сжимает мою ладонь, поглаживает. Тепло. Нежная девочка, чувствительная, искренняя. Но не для меня.

— Платон, — тихо зовет меня. — Больно?

Открываю глаза.

— Иди домой, — уже спокойно прошу ее. — Я ценю твою заботу и внимание, но это ни к чему.

— Не гони меня. Давай просто поговорим, или… я тихо посижу. Ну хоть немножко, — как ребенок умоляет она. Наклоняется, опускает голову на мою грудь и прикрывает глаза.

Замираю.

Ну вот что с ней делать?

— Я так испугалась… — признается шепотом. — Никогда ни за кого так не переживала. Но ты сильный, и мы справимся. Правда? — и эта ее вера, и «мы» подкупают. Ревёт душу. Поглаживаю ее волосы, убираю выпавшие пряди за уши. Нежная малышка. Ластится. Боль уходит на второй план. Сглатываю. Самое ужасное, что во мне есть отзыв. Вдыхаю глубже. И вот если от Марьяны пахнет терпким грехом и пороком, то от Алисы — чистотой, невинностью. Ранним летним утром, росой на цветущем поле. Жизнью. Ее тепло успокаивает. Прикрываю глаза, поглаживая девочку по спине. И ее присутствие кажется уже правильным.