Нелл безучастно смотрела на него.

– Она не уверена, под каким именем её отец мог поместить сюда ребёнка, – объяснил Гарри.

– Он хотел избежать скандала, – Нелл, наконец, совладала со своим голосом. – Её зовут Виктория Элизабет.

Брови мужчины поднялись.

– Наречена двумя именами, – протянул он. – Понятно.

Директор сверился с записями и покачал головой.

– О ребёнке с таким именем записей нет.

– Какие имена у вас есть? – спросил Гарри.

– Боюсь, что не могу открыть вам этого.

Нелл сильнее сжала руку Гарри.

– Проверьте Фреймор.

Мужчина просмотрел регистрационную книгу.

– Нет.

– Демон.

Снова ожидание, исполненное агонии, но...

– Нет.

– Фермин.

– Нет.

– Смит, Джонс, Браун.

Мужчина даже не побеспокоился проверить. Его глаза были полны сострадания, когда он позвонил в маленький колокольчик. Вошла женщина в тёмном бомбазине.

– Сестра, не могли бы вы показать этой женщине и её мужу подарки на память с октября этого года? Там может быть что–то, что она узнает.

– Подарки на память? – Нелл было интересно, что он имел в виду. Она взглянула на Гарри, но тот покачал головой.

– Пойдёмте, мадам, – сказала женщина и поспешила к выходу. Жёсткий материал шуршал при каждом её шаге. Она привела их в маленькую комнатку со столом и большим шкафом, жестом предложила Нелл и Гарри присесть, затем открыла шкаф. Шкаф содержал ряды маленьких коробочек, размещённых друг над другом, каждая из которых была подписана. Женщина взяла одну, помеченную октябрем 1817 и поставила её перед Нелл.

– Посмотрите, не покажется ли вам что–то знакомым, мадам.

Она отошла в угол комнаты и стала ждать.

Заинтригованная, Нелл открыла коробку. На первый взгляд это выглядело как куча мусора, ненужных мелочей, собранных без видимой цели и не имеющих связи между собой: ключ, маленькое деревянное сердце с инициалами, вырезанными на нём, эмалированный медальон; свиток бумаги, перевязанный грязным обрывком ленты; лоскут потрёпанной ткани, обёрнутый вокруг заколки; пуговица, сломанный шестипенсовик, белое изящно вышитое шёлковое сердце, свинцовая рыбка, вроде тех, что используют рыбаки; сплетённое кольцо из того, что было похоже на человеческие волосы. Каждый предмет имел ярлык, привязанный к нему ниткой.

Охваченная любопытством, Нелл взяла сердце с вырезанными инициалами, чтобы прочитать ярлык. На нем была цифра и надпись: «Джимми Дэйр. Его па вырезал это для нас обоих». Сердце Нелл перевернулось.

– Большинство матерей что–то оставляют, маленький знак любви для своих детей, – объяснила сестра. – Я делаю некоторые надписи. Многие из этих бедных девочек не умеют читать и писать.

Нелл взяла другой пронумерованный ярлык. «Благослови и сохрани Бог мою дочь». Её губы задрожали. Трясущимися пальцами она переворачивала каждый ярлык, быстрее и быстрее, молясь, чтобы найти что–нибудь с почерком своего отца на нём. «Твой па был маряк и я сильно любила иго». На одном было просто написано: «Прости меня».

Ярлык при пуговице гласил: «Томми Джонсу от его мамочки». Она взяла вышитое шёлковое сердце. Ярлык был подписан красивым каллиграфическим почерком: «От твоей матери, которая сбилась с пути истинного и потеряла самый дорогой подарок, который дал ей Господь». Глаза Нелл наполнились слезами.

Она проверила каждый подарок и ярлык, отчаянно надеясь, что попадётся один, подписанный рукой её отца.

Наконец остался лишь маленький свиток бумаги. Трясущимися пальцами она развязала потрёпанный кусок ленты. Уставилась на бумагу, но чем внимательнее вглядывалась, тем более размытой ей казалась надпись. Всё, что она могла видеть, что это не почерк отца. И что там было что–то вроде стиха.

– Это написано его рукой? – спросил Гарри.

Она покачала головой.

– Но я всё равно хочу прочитать его.

– Тогда давайте я. – Гарри взял лист бумаги у неё из рук и прочитал глубоким голосом:

Оставлю я бедную крошку мою,

«Прощай» ей скажу и слезами залью,

Хоть мамочки впредь тебе больше не знать,

Тебя не забыть мне вовек и страдать.

Гарри снова бережно перевязал свиток куском ленты, и Нелл заплакала, увидев, как осторожно его большие руки обращались с маленьким обрывком бумаги.

– Мы держим это на случай, чтобы матери могли узнать своих детей, ежели понадобится, – пояснила сестра. – Какая–нибудь вещица из этих вам знакома, мадам?

– Нет, ничего, – произнесла Нелл приглушённым голосом. – Ничего.

Она промокнула глаза платком, который дал ей Гарри. Если бы она знала, что Тори заберут у неё, то оставила бы что–нибудь, чтобы узнать дочь.

– Не каждая мать оставляет подарок, – сказала сестра.

Нелл с надеждой посмотрела на неё.

– Могу я просто взглянуть на детей? – спросила она.

Нелл была уверена, что узнала бы Тори, хоть и прошло шесть недель и ещё один день с той поры, как она видела её в последний раз.

– О, здесь нет младенцев, мадам, – сказала женщина. – Мы отправляем их к кормилицам в деревню на первые четыре–пять лет. Потом они возвращаются сюда для дальнейшего воспитания и обучения.

– Тогда где эти кормилицы? – спросила Нелл нетерпеливо.

– Подробности вы можете узнать у управляющего, мадам, но без надлежащих примет, он вряд ли снабдит вас какими–то сведениями.

– О, но...

– Я поговорю с директором, – сказал Гарри Нелл. – Побудьте здесь.

Он появился из кабинета управляющего с ледяным выражением лица. Положил её руку на свой локоть и вывел из здания. Нелл приходилось бежать, чтобы поспеть за ним.

– Ну что? – спросила она, затаив дыхание.

– У меня есть список всех кормилиц, которым были отправлены девочки–младенцы. – Он подсадил Нелл в коляску. – Их шесть, но управляющий не верит, что среди них есть Тори.

– Но мы все равно можем проверить это?

Гарри ответил жёстким голосом:

– Мы проверим.

* * *

Темнело, когда они возвращались в Лондон. Нелл была рада, что Гарри немногословен. Она слишком устала, чтобы разговаривать. Была истощена и подавлена. Они посетили всех кормилиц из списка, полученного в приюте для подкидышей. Все они жили в пригороде, в деревнях в трёх или четырёх милях от Лондона. Пригород считался более полезным для здоровья крошечных младенцев, чем город, находящийся во власти туманов, с вредными миазмами, которые ночью поднимались от реки, принося с собой болезни.

Когда они останавливались у каждого следующего коттеджа, Нелл становилась напряжённой и взвинченной. Окажется ли этот ребёнок её дочерью? Уедет ли она из этого дома, держа на руках свою крошку?

Каждый раз, когда Гарри помогал ей выбраться из коляски, он не отпускал её руку. Она начинала зависеть от этой твёрдой молчаливой поддержки. Нелл так в ней нуждалась.

Потому что всякий раз её надежды разбивались вдребезги.

– Это только первый день, – отрывисто сказал он. – В Лондоне множество работных домов и приютов.

– Я знаю.

Экипаж подпрыгнул, попав в особо глубокую выбоину. Гарри мгновенно взял вожжи в одну руку и другой притянул Нелл поближе к себе на сиденье. Он не стал убирать руку, и, по правде говоря, Нелл была этому рада не только из–за лишней защиты, но и из–за тёплой поддержки, которую давала его рука. Гарри был такой большой и сильный, внушающий уверенность.

Нелл никогда раньше не встречала такого мужчину, как он. За всю свою жизнь она знала только болтунов. Лгунов. Мечтателей. Тех, кто только брал.

Гарри Морант не был болтуном. Он был человеком дела. Тем, кто способен отдавать.

За сегодняшний день они проверили столько мест, сколько в одиночку ей было не обойти и за неделю. Если бы у неё тогда были деньги, чтобы нанять экипаж или двуколку, Нелл могла бы найти Тори несколько недель назад. Но у неё ничего не было.