— Ты в курсе, что похож сейчас на влюблённого идиота? — Костя продолжил гнуть свою линию.

Лёха и Егор удивлённо вскинули головы.

— Кто-то сказал «любовь»? — спросил первый.

— Ну, это уже чёрт знает что… — пробурчал второй. — Мы поклоняемся богу секса, а не любви, ты не забыл?

Я недовольно скривился.

— Никто не влюбился. Просто я, наконец, нашёл интересный экземплярчик.

Костя недоверчиво приподнял бровь.

— Всего лишь «экземплярчик»? Ты уверен? Я никогда прежде не видел, чтобы ты так на кого-то смотрел.

— Потому что не было стимула, — рыкнул я в ответ. — Какой смысл покорять стену, которая сама падает тебе навстречу? — Я кивнул в сторону Анжелы, чтобы продемонстрировать то, что имел в виду, и девица обиженно надулась. — А вот когда она становиться выше…

— Хочешь сказать, девчонка тебя отшила? — Брови Макса удивлённо взлетели вверх.

Я коротко кивнул.

— Не думал, что такие существуют. — Он осушил очередную бутылку пива. Теперь кому-то из нас точно придётся брать на себя роль таксиста. — И что же ты намерен делать?

— Я предложил ей сделку.

Парни недолго помолчали.

— Хочешь, чтобы мы по кусочку из тебя информацию вытаскивали?! — вспылил Костя. — Колись уже!

— Я поспорил с ней на то, что через месяц она окажется в моей постели. Ну, или я от неё отвалю, если она не прогнётся, но это вряд ли.

Костя, наконец, оставил шар в покое и засунул руки в карманы светлых джинсов. Я вспомнил, что у него были почти такие же в те времена, когда он носил косую чёлку, которую мы с парнями насильно ему отстригли, потому что с ней Костян выглядел как гей. Он не разговаривал с нами полгода, пока однажды мой отец не пригласил нас всех в свою компанию на «практику», — дескать, чем больше умеешь, тем лучше. Всего за неделю друг повзрослел буквально на глазах, полностью поменяв свой стиль, и уже к концу практики буквально благодарил нас за «вмешательство».

Светлые джинсы — это всё, что осталось от тех времён.

— А если девчонка всё-таки выстоит? — не унимался он.

Я снова скривился.

— С каких пор ты перестал верить в моё обаяние, которому не способна противостоять ни одна особь женского пола?

— С тех самых, как одна из этих особей очень даже устояла. Не похоже, что бы она была твоей фанаткой, иначе ты бы сейчас был не здесь.

— Я дал ей время подумать.

Брови парней одновременно взлетели вверх.

— Чёрт возьми, ты точно втюрился! — всплеснул руками Макс.

— Да пошли вы! — не выдержал я и отвернулся.

Больше никто из парней эту тему не затрагивал, и я смог расслабиться. Правда, к шару я так и не притронулся, даже когда парни, разбившись на две команды, назначили меня судьёй. За игрой я не следил даже краем глаза, и парни наградили меня званием «переметнувшегося предателя».

Они не могли понять моего интереса. Как объяснить им, что, когда девушка говорит «нет», ты чувствуешь себя питбулем, перед мордой которого помахали куском мяса? Я должен уложить её в постель, иначе не смогу двигаться дальше.

На моё плечо опустилась чья-то рука, и я повернулся вправо к её обладателю.

На меня смотрели уже изрядно подпитые глаза Макса.

— Ты выглядишь так, словно доску проглотил, — он похлопал меня по спине и повернулся к бармену. — Плесни-ка пару стопок коньяка моему другу.

— Я же за рулём, придурок, — недовольно нахмурился я.

Передо мной тут же появился стакан с горячительным напитком.

— Мы все за рулём, но кого это волнует? — притворно возмутился друг. — Ещё никто не отменял машину по вызову. Или такситутку? Никак не вспомнить, как называется та штука, которая приезжает за тобой, когда ты синий в дрова, а твоя задница хрен знает где, но самому за руль тебе нельзя…

Я поморщился от его пьяного каламбура.

— Я не брошу здесь свою малышку.

Макс поморщился.

— Ты свою железку любишь больше, чем живых цыпочек; вон, даже лучших друзей к ней не пускаешь, притом, что сам сидел за рулём во всех наших тачках. Брат, это дискриминация.

— Нет, это называется «единоличное владение». И заткнись уже, наконец.

Он покачал головой и закинул руку мне на плечо.

— Ты совершенно разучился отрываться. Я не отвалю, пока твои три стопки не сожгут весь твой внутренний мир к чертям собачьим.

Я вздохнул. А почему, собственно, нет? Если зал и контрастный душ не дали нужного результата, может хоть алкоголь с этим справится?

Послав в пекло здравый смысл, я опрокинул содержимое стакана. Жидкость неприятно обожгла горло, но я даже не поморщился, — уже давно привык.

После первых трёх стопок была ещё одна. Потом ещё. И ещё. А все последующие события я запомнил только кадрово.

Кадр первый: время — час ночи; мы бухаем уже всей компанией, и никто даже не подумал о том, как после добираться до дома. Но если друзей это не волновало, то меня и подавно.

Кадр второй: караоке-бар. Егор и Макс пели дуэтом песню Стаса Михайлова «Без тебя», — восемь раз, — ни единожды не попав в ноты и категорически отказавшись покидать «сцену». Заплетающимся языком я попросил у присутствующих прощения, хотя вряд ли они разобрали мою пьяную речь, и ржал громче всех, когда эти два долбоящера, запутавшись в проводах от микрофона, синхронно грохнулись на передние столы. Звон битой посуды эхом будет отдаваться в моих ушах ещё долго…

Кадр третий: наша пятёрка буквально вываливается из машины у ночного клуба с дерзким, по мнению владельца, названием «Клубничка». Прочитав его, у меня сразу возникли три вопроса: во-первых, кто, чёрт возьми, додумался так назвать ночной клуб; во-вторых, какой дебил нас сюда притащил; и в-третьих, какого хера мы вообще здесь делаем.

Кадр четвёртый: Лёха нацепил на себя женский парик — где только умудрился его достать? — и, взобравшись на барную стойку, бездарно пытался скопировать танец стриптизёрши, которая в этот момент умело извивалась на сцене. Егор и Костя не то страховали его, не то пытались стащить с этой чёртовой стойки, но в конечном итоге придурков, копирующих стриптизёршу, оказалось трое.

Кадр пятый: Макс машет перед моими глазами кожаной плёткой в секс-шопе. Пьяным движением руки я отпихнул его к консультанту, который очень смахивал на «любителя мальчиков», и меня посетило острое желание выбраться из этого грёбаного лабиринта с кучей мазохистских игрушек. По пути нарвавшись на Лёху, Костяна и Егора, я попытался оторвать их друг от друга: пока Костян держал вырывающегося и матерящегося на чём свет стоит Лёху, Егор безуспешно пытался правой рукой пристроить кляп у него во рту, так как левая у последнего была пристёгнута розовым бархатным наручником к стеллажу с порно-журналами.

Кадр шестой: наша пятёрка плюхается на барные стулья в очередном ночном клубе. Мы снова что-то пили, и пили много, и мой мозг окончательно отказывается воспринимать реальность, отправившись немного покататься на каруселях. Когда я отказался станцевать с Максом медленный танец, он снова обвинил меня в неумении веселиться, за что получил втык по морде. Ну как втык… Моя ладонь вскользь проехалась по его роже, но он, всё же потеряв равновесие, плавное перекочевал на колени к упитому в усмерть амбалу, затянутому в чёрную кожу. Когда я уловил его игривый взгляд, устремлённый на Макса, то понял, в какой именно клуб мы заехали, и предложил рвать отсюда когти, напоследок закинув в себя ещё по паре стопок чего-то ядерного.

Кадр седьмой: Егор пытается договориться с громилой-охранником, который, словно Цербер, охранял вход в подпольное казино. На шее Костяна висит розовая накидка, от перьев которой он старательно отплевывается.

Кадр восьмой: Лёха советует нам не ставить на красное и тут же сам себе противоречит.

Кадр девятый: у нашего, характерно шатающегося — или это у меня в глазах рябит? — оппонента за покерным столом закончились фишки, и он уверенной рукой вбрасывает в общую кучу ключи от машины. Лёха возмущается, что это нечестно, и вбрасывает туда же свой левый кроссовок…