Надя поуютней устроилась в гнездышке из подушек (подумать только, на полке целых две подушки!). Сон убежал окончательно. “Нет, Полуянов прав. Было, было у наших матерей что-то, какая-то тайна – и случилось что-то именно там, в любимом городе на Неве… Потому туда ехать надо. И это раз. А два – поездка в Питер лично мне очень кстати. Потому как дома сидеть я не могу. Не могу – и все. Вон, с вокзала была готова куда угодно поехать, лишь бы не домой, не в пустую квартиру. А тут подвернулся Димочка с его безумной питерской идеей. Бах, шарах, без вещей, без билетов, сумасшествие какое-то. Впрочем, я ведь ни разу в жизни не делала ничего сумасшедшего. Все – строго по морали, науке и правилам. К черту. Надоело.

А третья причина для поездки: Димка, что скрывать, – классный. Не тупой, как качки из микрорайона, но и не дохлый, как несчастные однокурснички. Хам, правда. И выпить любит. И курит много. И самомнения столько, что я самой себе дохлой курицей кажусь. Но.., что уж скрывать.., таких, как он, у меня никогда не было… И, наверно, не будет…

Поезд стал тормозить, остановился на каком-то полустанке. Одинокий фонарь высветил лицо Полуянова: сонное, расслабленное, совсем не высокомерное… “Он хороший, – затопила Надю теплая волна. – Только все строит из себя неизвестно чего… Ну и пусть выпендривается. Мне не жалко!"

На душе стало удивительно легко. Она вытащила из-под спины подушку, откинулась на мягкой полке и немедленно провалилась в сон.

…Под утро Наде приснился Родион. Пес тыкался носом в руку, просился гулять. “Уйди, зануда!” – пробормотала Надя. Оттолкнула нахальную морду и проснулась. Растерянно заморгала, не понимая, где она и что происходит. Но пронзительно свистнул локомотив, и Надя немедленно вспомнила: она – с Димой! В поезде! На пути в Питер! А Родион, бедняга, остался в Москве. Как там ему живется – у Сашки, Диминого друга?

Надя взглянула на часы – половина седьмого. Спала она всего ничего. Может, еще подремать? Нет, лучше не надо. Вдруг она разоспится, а Дима проснется раньше и увидит, какая она со сна бледная и лохматая. Не включая света, Надя пошуршала в сумке, выудила косметичку. Бесшумно выскользнула из купе.

В СВ она ехала первый раз и подивилась, что туалет открыт и очереди никакой. А вот зеркало до такого блеска проводники натерли зря. Слишком правдивое отражение. И вмятинка от подушки на щеке видна, и бледность, и синяки под глазами… Придется померзнуть: от холодной воды проступает здоровый, яркий румянец. Надя умывалась долго – аж зубы от холода застучали. Потом причесалась. Сделала было хвостик. Передумала. Когда волосы гладкие, из нее какой-то бобик получается: только пухлявые щечки и видны. Лучше волосы распустить. Она сдернула резинку, слегка начесала волосы, распушила челку. Теперь – чуть-чуть туши и бесцветного блеска для губ… Вот, вроде то, что надо. Без вызова, но и без библиотечной бледности. Она еще раз осмотрела результат – разглядывала себя придирчиво, долго. Хорошо ехать в СВ! Никто не торопит, в туалетную дверь не стучит. Интересно, сколько Дима проводнице заплатил? Хорошо бы отдать ему свою половину – только, интересно, как? В кошельке у нее осталось пятьсот рублей, на все про все. Кто, спрашивается, мешал в собес сходить, получить пособие? Ведь похоронный агент говорил, что от государства ей полагается помощь: две тысячи рублей, кажется…

Ну вот, зачем она опять об этом подумала?! Надя почувствовала, что на свежеумытых глазах проступают слезы. Мама, мамуля… Она всхлипнула. И вдруг вспомнила, как Дима вчера сказал: “Слабые, Наденька, – плачут. А сильные – мстят”. Жесткие слова. Но справедливые. Надя расправила плечи и вышла наконец в коридор.

Возле туалета стояла проводница, натирала окошко чем-то чистящим и душистым. Надя приготовилась выслушать ее недовольство: еще бы, торчала в сортире чуть не сорок минут! А туалет, наверное, закрывать пора. Но проводница ругать ее не стала. Даже улыбнулась. Спросила:

– Вы кофе будете?

Надя благодарно кивнула. Она всю жизнь ездила только в плацкарте. Привыкла, что поездка там – постоянная борьба. За дополнительное одеяло, за жидкий чай, за три минутки в туалете. Надя всегда считала, что железнодорожное хамство – это норма, бороться с ним невозможно. Проще потерпеть. Однако поди ж ты, бывает по-другому – и вагоны чистые, и проводницы вежливые! И это другое – куда как приятней! “Всегда теперь в СВ буду ездить”, – решила Надя, принимая из рук проводницы два стакана с ароматным и, судя по запаху, крепким кофе. Надя пока не придумала, каким образом она станет зарабатывать на билеты в дорогом спальном вагоне, но новый, непривычный стиль жизни ей определенно нравился.

Полуянов, видно, только проснулся. Сидел на своей полке всклокоченный, тер сонные глаза. Унюхав кофейный запах, оживился:

– Молодец, Надька, правильно!

Она в таком тоне Родиона хвалит, когда пес приносит ей тапочки! Нет бы с чувством “спасибо” сказать или комплимент сделать!

Впрочем, она же ночью решила, что Димке выпендриваться – еще важней, чем дышать. Так что пусть самоутверждается.

– Служу России. – Она протянула ему подстаканник.

Дима сделал жадный глоток, сказал разочарованно:

– “Маккону” подсунула проводница-негодяйка… С ума сойти, “Маккона” его, видите ли, не устраивает! Наде вагонный кофе понравился. Гораздо вкусней, чем “Нескафе классик”, который они пили с мамой. Буржуй он, этот Полуянов, вот что.

Дима жадно глотал свой кофе, хрустел печеньем. Глаза его постепенно прояснялись. “Возвращается к жизни”, – поняла Надя. И наконец осмелилась задать давно мучивший вопрос;

– Дим.., а где мы в Питере остановимся? В гостинице?

– В гостинице, – кивнул он. Надя почувствовала, что краснеет. Полуянов с удовольствием припечатал:

– Если хочешь – можем даже в одном номере. Надя беспокойно задала следующий вопрос – но вовсе не тот, какого ожидал Полуянов:

– А гостиница дорогая?

– Бесплатная, – коротко ответил Дима.

– Это как? – не поняла Надя.

– Потом объясню, – отмахнулся он. Взглянул на часы и приказал:

– Давай-ка, Надежда, погуляй. Я оденусь. И проводницу попроси, чтоб туалет не закрывала.

– Ну расскажи, что значит – бесплатная? – не сдавалась Надя.

Полуянов отвечать не стал. Бесстыдно скинул с себя простыню, блудливо оскалился. Надя снова увидела его стройные ноги в густом, курчавом лесу волос. Интересно, какие они на ощупь? Должно быть, мягкие…

Надя закраснелась, поспешно выскочила в коридор. Проводница, продолжавшая натирать окошки, обернулась:

– Твой-то умываться будет? Через пятнадцать минут подъезжаем.

– Сейчас идет, – кивнула Надя. Она поймала себя на мысли, что уже перестала смущаться великолепия спального вагона. Туалет только из-за Димы не закрывают, ждут его? Ну и что? Положено – вот и ждут.

Питер встретил их обычной для Северной столицы погодой: густой, влажный воздух, низкие тучи. На перроне стояли редкие встречающие – кто с цветами, кто просто с выражением радостного предвкушения на лице. “А нас здесь никто не ждет…” – грустно подумала Надя и зябко передернула плечами. Но Дима, выпрыгнув из вагона, уверенно направился к тетечке, державшей в руках табличку с непонятной аббревиатурой: “СПБГУП”.

– Я Полуянов, – коротко сообщил он.

– Здравствуйте, Дмитрий! – радостно откликнулась тетечка. А стоявший рядом с ней мужик потянулся взять у Полуянова сумку.

Надя растерянно захлопала глазами.

– Вы один? – прощебетала встречающая.

– Нет. Девушка со мной. – Небрежный кивок в сторону Нади.

Мужик потянулся и к ней. Но в Надиных руках не было никакой сумки, кроме маленькой, женской. Потому ему пришлось ограничиться Диминой. Встречающий шустро пошел в сторону вокзала.

– Это шофер, – объяснила тетенька и ловко повела их через вокзальную толпу. Дима шел рядом с ней. Надя, ничего не понимающая, плелась сзади.

У самой выходной двери прямо под знаком “остановка запрещена” нагло сверкал черный джип. Надя прочитала на задней двери: “Тойота Лендкрузер”. Шофер стоял рядом, распахивал перед ней дверцу. Проходившие мимо пассажиры с баулами, казалось Наде, все как один бросали на нее завистливые взгляды. С ума сойти, до двадцати трех лет дожила – но еще ни разу ее не встречали на машине. Да на такой! Надя опасливо влезла в джип. Вот красотища! Не то что полуяновские грязные и тесные “Жигули”. Она никогда раньше не ездила в таких авто – просторных, с сиденьями из светлой, терпко пахнущей кожи, с отделкой под красное дерево… Интересно, а Дима тоже поражен? Надя взглянула на него, поняла: похоже, Полуянов принимает и машину, и встречающих абсолютно как должное. Когда расселись, тетенька спросила: