Но все его попытки оказались безрезультатными. Шиван попрежнему шел за ним, маяча, как мираж. Данло решил, что уступает Шивану как пилот, и потому, мысленно улыбнувшись и склонив голову перед его мастерством, смирился с этим неуловимым, фантастическим преследованием. Вновь обратив свой взор к далеким огням Бога Эде, он старался не думать о Шиване и его призрачном корабле – так человек, бегущий куда-то при свете солнца, не замечает свою тень. Подключаясь к сверкающим цифровым штормам своего компьютера, он пытался относиться к “Красному дракону” столь же беззаботно, как алалой ко вши, ползущей по его волосатому телу. Он шел мимо бесчисленных звезд и наконец, как это бывает со всеми пилотами в черном ярком безвременье мультиплекса, почувствовал себя очень одиноким.

В таком состоянии он пересек рукав Ориона, удаляясь от ядра галактики и углубляясь в Экстр. Он выходил из мультиплекса у многих звезд – у желтых и оранжевых, у красных гигантов и пылающих адским пламенем супергигантов наподобие Антареса. Ему встречались белые и голубые звезды и желтые светила, похожие на солнце Старой Земли. Некоторые из них он называл именами птиц и зверей, знакомых ему с детства: хохлатого тюленя Беруры, снежной чайки Гаури и Агиры – он оставлял эти имена за собой, как сияющие в ночи самоцветы. Другие звезды, остатки сверхновых, состоящие из света, пыли и природных элементов, он никак не называл.

Весь Экстр был засорен радиацией и элементами материи, и многие его регионы были непроницаемы для телескопов.

Данло не однажды оказывался слишком близко от волнового фронта недавно взорванной звезды. В таких случаях он, спасаясь от потока фотонов и жесткой радиации, нырял, как дельфин, уходящий от шторма в глубину, в первое попавшееся окно мультиплекса. Но мира не было и там. Мультиплекс под звездами Экстра опасен и странен. Данло вел “Снежную сову” через редкие пространства Лоудона, которые расплывались перед ним, как зачерняющее масло по пустым глазницам скраера; он шел через дробящиеся фиолетовые кристаллы еще более редких пространств, с которыми до него, возможно, не сталкивался еще ни один пилот. Все эти пространства, трудные и опасные, были, однако, далеко не так ужасны, как тот почти невероятный хаотический шторм, который Данло преодолел в Тверди.

Об этой части путешествия Данло рассказывать особенно нечего. Он благополучно выбирался из множества топологических ловушек, которые перед ним открывались. Со всевозрастающим мастерством он составлял свои маршруты, и.его корабль проходил, как световой луч, в глядящие на звезды окна.

Наконец он вышел из мультиплекса над звездой Эде, красивым голубовато-белым солнцем, горячим, как Дуррикен Люс, и перед ним открылась картина полного разрушения. На миллионы миль вокруг он видел только обломки, остатки некой структуры, бывшей ранее, вероятно, самим Богом Эде.

Данло потратил много времени, исследуя в телескопы эти обломки, опоясавшие звезду темным уродливым кольцом. В некоторых пунктах он даже подводил корабль к внешнему краю этого кольца, чтобы взять образцы материи для анализа. В этих пробах он обнаруживал оплавленные нейросхемы, алмазные чипы, молекулы клария, раздробленные, порой измельченные в пыль белковые цепи, кремний, германий, мертвых роботов-микросборщиков диаметром не более двух микронов и алмазные микроволокна. Кольцо во многих местах перемежалось светящимися облаками водорода, ионизированными газами и частицами железа, которые притягивало мощное поле бело-голубой звезды.

Во веем этом мусоре, однако, Данло не нашел ни трансурановых элементов, ни какой-либо искусственной материи.

Он пришел к выводу, что эти обломки – все, что осталось от огромного некогда компьютера. Черное кольцо вокруг звезды насчитывало добрых два миллиона миль в толщину и пятьдесят миллионов в поперечнике. Вычислив среднюю плотность всей этой материи, Данло решил, что компьютер по имени Эде был самой большой конструкцией из всех, когда-либо созданных человеком (или богом). Куски его схем, кружащие в космосе, вполне возможно, представляли собой самую обширную и плотную коллекцию образцов материи в галактике за пределами черной дыры ее ядра. Вечный компьютер Эде был в миллион раз больше любой из лун Тверди и мог сравниться по массе со звездой крупной величины.

Затраты энергии, необходимые для функционирования такого компьютера, превышали воображение Данло. Чтобы строить свои компоненты, Эде должен был опустошать целые звездные скопления, очищая их от планет, астероидов, комет и даже от газов, образовавшихся при взрывах звезд. Он, вполне вероятно, пользовался микродеструкторами для разбивки этой материи на элементы, из которых потом, на протяжении столетий реального времени, микросборщики собирали схемы его колоссального мозга. Возможность уничтожения этой чудовищно огромной машины оставалась для Данло загадкой. Быть может, Кремниевый Бог задействовал энергию нулевых точек континуума пространства-времени сразу в нескольких миллионах узлов Эде и разнес противника на триллионы частей. Или подорвал ткань самого пространства-времени. Данло хорошо помнил, как атака Кремниевого Бога на Твердь деформировала мультиплекс внутри богини: Возможно, если подобные деформации достаточно велики, черный шелк пространства-времени распадается на почти бесконечное количество волокон, разрывая тем самым всю содержащуюся в нем материю.

Каким бы образом ни погиб Эде, он, похоже, был действительно мертв. Данло, как ни старался, не смог обнаружить ни одного компонента, который реагировал бы на поток электронов или световые лучи. Он не понимал, как может Эде быть отчасти жив – если, конечно, не предположить, что это кольцо кибернетического мусора диаметром сто миллионов миль составляло только часть Бога Эде. Лунные мозги Тверди расположены среди множества звезд – возможно, с частями вечного компьютера Эде дело обстоит точно так же? Поскольку Данло хотел узнать побольше об этом боге богов и все еще надеялся спросить у Эде, где находится Таннахилл, он перенес свои поиски на соседние звезды.

В обширном секторе вокруг звезды Эде, как Данло продолжал ее именовать, он обнаружил новые скопления мусора. Каждую звезду, которую он исследовал, окружало такое же кольцо из обломков разбитого компьютера, но все они уступали по величине первому кольцу. Данло, прочесывая этот странный сектор по спирали, видел, что кольца становятся все меньше и меньше. У некоторых звезд их не было вовсе – там вращались лишь кучки обломков чего-то, что в целом состоянии не превышало размерами мелкие луны. На расстоянии двадцати световых лет от звезды Эде Данло стали встречаться совсем маленьки скопления, не больше гранитных валунов на склоне горы.

Впрочем, этих мелких скоплений было очень много. В звездном секторе, который прежде был Богом Эде, Данло насчитал 670 миллионов колец и групп разбитых компьютерных деталей. Бог Эде стал представляться Данло чем-то вроде звездного, распустившегося в космосе цветка: пурпурно-черные лепестки его мозга становились все мельче и многочисленнее по мере удаления от сердцевины. И все они были мертвыми.

Кремниевый Бог, как видно, разгромил своего врага наголову.

При этом он почему-то пощадил множество Земель, созданных Эде. Почти каждая звезда, начиная с двадцати трех световых лет от звезды Эде, имела на своей орбите круглую, голубую с белым, богатую водными ресурсами Землю. Это открытие изумило Данло. Он не мог понять, зачем было Эде создавать столько копий Старой Земли. От каждого из этих великолепных миров веяло чудом и тайной. Данло казалось, что эти сферы, созданные богом из камня, воды и воздуха, могут заключать в себе разгадку смерти (или жизни) Эде. Поэтому он решил исследовать эти Земли одну за другой.

Осматривая шестьдесят шестую, он сделал волнующее открытие. “Снежная сова” обращалась вокруг этой Земли по низкой орбите, не выше трехсот миль над уровнем моря. Внизу, сквозь слои озона и атмосферы, виднелся большой материк, носивший когда-то название “Евразия”. Через прогалы в пушистых белых облаках Данло различал лишь бурые с белым складки знаменитого Гиндукуша, хребта смерти. Несколько секунд спустя корабль прошел над первыми вершинами Гималаев. Один из телескопов показывал Данло ледяные склоны Сагарматы, самой высокой горы, названной в честь богини-матери.