Но Данло, не знавший этого, принес в Шахар все свои алмазы, рубины и огневиты. Он поделился с Единством памятью о том, как впервые увидел снег, о своей любви к огню, ветру и небу и к женщине по имени Тамара Десятая Ашторет, которую он считал потерянной навеки. Он поделился своей ненавистью к Хануману ли Тошу и ненавистью к себе самому за эту ненависть. Когда-то – ему казалось, что это было очень давно, – он погрузился глубоко в себя и вспомнил Старшую Эдду, и этой генетической памятью Данло тоже поделился с Шахаром.

Он отдал свои эмоции, свой разум, свою память, и от него ничего не осталось. Он не чувствовал больше своего тела – ни кибернетического, ни реального, сидящего на красной подушке в зале собраний. Он не знал больше, что реально, а что нет, и его это больше не волновало. Вокруг горел слепящий белый свет, неподвижный, как метель, застывшая в пространстве-времени. Данло осознал, что этот свет горит не вне его, а внутри, где он наконец слился воедино со страшным сиянием Шахара.

Я – не я.

Данло понимал, что эта правда, но сам факт этого понимания показывал, что сознание не совсем покинуло его. Как ни странно, он сознавал себя интенсивнее, чем когда-либо прежде.

В каком– то смысле он стал еще больше собой, как огонь, нашедший приют в высохшем на солнце лесу. Его намерение совершить путешествие на Таннахилл и найти лекарство от чумы осталось при нем. Вернее, он сознавал, что эта его цель -лишь часть космического императива, велящего ему облететь всю вселенную и найти лекарство от всех страданий.

Одно слово, как молния, прошило его ум и высветило умы Лиесвир Ивиосс, Адаля Дей Чу и других составляющих общего разума Шахара. Это слово было “ананке” – фравашийский термин, обозначающий вселенскую судьбу, которой повинуются даже боги. Все сущее летит навстречу своим личным судьбам, как мотыльки на пламя, но это не ананке – если только человек не посвятит полностью свою жизнь этой высшей судьбе.

Лишь в этом случае его цель объединяется с целью вселенной.

Лишь тогда его истинная цель и он сам сохраняются навечно.

Я – только я, вспомнил Данло. Я – всегда я.

Был момент слепящего света, когда Данло умер в Шахаре, а все остальные трансценденталы Единства умерли в нем. Был момент, когда он понял, что все еще жив и будет жить всегда.

Понял он и другие вещи. Отдав Шахару все, он получил все взамен. Как будто откинулась крышка сундука с сокровищами, и все, что было в уме Единства, открылось ему. Блеснули серебряные чаши и золотые кольца, и он увидел умы всех частей Единства. Одна из них, Ананда иви Ситисат, точно знала, где в Поле найти информацию о Таннахилле. Все соединения Шахара были мастерами информационного поиска, и Шахар владел всеми знаниями нараинов; оно входило в его коллективную память, к которой Шахар обращался, желая решить какую-то задачу или поразмыслить над тайнами вселенной.

Я – бог.

Данло никогда впоследствии не мог определить, сколько времени он провел в слиянии с Шахаром. Ему казалось, что годы. На протяжении неисчислимых моментов он жил жизнью нараинского бога и понял вдруг, что может двигаться в кибернетическом пространстве, как ему хочется. Он помнил эти движения. Он мог мгновенно посетить любую из стран на золотой равнине – так легкий корабль переходит от звезды к звезде, не пересекая бесконечных пространств космоса. В отличие от светозарных существ, посещавших Рай в надежде когда-нибудь выйти за пределы себя, Трансцендентальные Единства не ограничивали себя никакими естественными (или неестественными) законами. Шахар, Абраксас, Мананнан и Кане сами создавали законы, по которым существовал Рай.

Они создали – и пересоздавали – самую субстанцию Рая – богам Нового Алюмита это служило развлечением в моменты отдыха от дум. Они творили немыслимо высокие горы, водопады, леса, птиц, бабочек – и все это просто так, играючи.

Они играли ради самой игры, и единственной их заботой было то, как эта игра будет эволюционировать.

Я – Данло ви Соли Рингесс.

Итак, Данло вспомнил себя. Совершив почти невозможное и оставшись верным себе в степени полной трансцендентальноcти, он вспомнил, что ему пора вернуться к своему человеческому существованию. И он, собрав всю силу своей воли, отделился от блеска Шахара. Это было чуть ли не труднее всего, что он делал в жизни. Но он вошел сюда, а значит, мог и выйти. Он мысленно приказал Шахару раскрыться перед ним, и прореха появилась – не то в стенке радужного пузыря, не то в его душе. Он приказал себе выйти через эту прореху. Выйти, вылететь, быть выброшенным волной звездного взрыва – это был страшный момент смятения, отъединения, темноты, боли.

Через некоторое время, когда разламывающая голову боль прошла и Данло открыл глаза, он увидел, что стоит на плоском камне под водопадом. Лес вокруг изумрудно зеленел, и небо сияло той безупречной голубизной, которую только компьютер может изобразить. На других скалах стояли Катура Дару и прочие, такие же, как он, светозарные существа. Тут же, разумеется, находились Шахар, Абраксас, Маралах и другие Трансцендентальные Единства Нового Алюмита. Их красивые сферы висели над прудами, как тысячи мыльных пузырей. За все то время, что Данло провел в Шахаре, они, казалось, не двинулись с места.

Я только Данло ви Соли Рингесс, вспомнил Данло и посмотрел на свои длинные переливчатые руки. Но я еще и светозарное существо, помещенное в Поле.

Он воспроизвелся в Поле, чтобы встретиться с Трансцендентальными Единствами и узнать у них местонахождение Таннахилла. Эту задачу он выполнил. Он продолжал выполнять ее, стоя на камне под светом всех четырех тысяч сфер. Абраксас, Шахар и еще семеро богов по-прежнему располагались перед ним полукругом. Они сияли почти как солнце, и Данло снова перевел взгляд на их отражение в пруду. Скажут ли они то, что ему необходимо знать?

Данло ви Соли Рингесс, что ты сделал?

Мощный голос Абраксаса разнесся в воздухе, заглушив шум водопада. Это был не упрек – скорее обычный информационный запрос. Ни Абраксас, ни другие Единства, очевидно, так и не поняли, что же произошло, когда Данло слился с Шахаром. Единственным намеком на это могло служить излучение Шахара: при входе Данло Шахар прошел через все цвета спектра от красного и оранжевого до синего и фиолетового, а потом загорелся ярким белым светом ярче всех остальных Единств.

– А что тут можно сделать? – вопросом на вопрос ответил Данло.

На миг над прудами все замерло, и даже водопад приостановил свое падение. Затем Абраксас сказал: Теперь мы должны решить, показывать ли Данло ви Соли Рингессу звезду Таннахилла. Мы будем совещаться здесь. Закройте глаза.

Данло понял, что последняя фраза обращена к нему и всем светозарным существам, которые были еще не совсем боги.

Катура Дару и ее друзья закрыли лица руками. Данло сделал то же самое и так надавил ладонями на глаза, что перед ним в черноте вспыхнули звезды.

Мы просим тебя подождать нашего ответа.

Вслед за этим вспыхнул свет. Данло чувствовал его даже сквозь свои радужные нереальные ладони. Свет прожигал кожу, мускулы и кости. Данло следовало бы продолжать прикрывать лицо, как всем остальным, но дикость еще бурлила в нем, и он, воздев руки к небу, поднял голову. Он открыл глаза и за миг до того, как страшный свет ослепил его, увидел невероятное. Абраксас, Мананнан, Аэзир, Нинлиль, Шахар – все 4084 Единства, пылая алым огнем, сошлись вместе, как звезды в ядре галактики, и слились в одну сферу, яркую, как Ригель или Альнилам. Яркую, как сверхновая: был момент, когда дикий белый свет вспыхнул с такой силой, что лес, небо и даже огромная золотая гора исчезли в его сиянии.

Данло обожгло глаза. Ему следовало бы испугаться, но он помнил, что это не настоящие его глаза. Существо, стоящее под этим немыслимым светом, – всего лишь компьютерная модель, помещенная в сюрреальность Поля. Реальный Данло сидит на синтетической подушке в зале собраний. Кибернетический Данло хорошо помнил реального себя. Теперь, расставшись с Шахаром, он почти чувствовал, как тяжело он дышит, держась за бамбуковую флейту, и как потеет под черным шелком. Ничто из происходящего в Поле не могло причинить вред его реальному телу и как-то затронуть его подлинное “я”.