Горланова Нина , Букур Вячеслав

Елена Прекрасная

Нина Горланова, Вячеслав Букур

ЕЛЕНА ПРЕКРАСНАЯ

Горланова Нина Викторовна и Букур Вячеслав Иванович родились в Пермской области. Авторы "Романа воспитания", повестей "Учитель иврита", "Тургенев сын Ахматовой", "Капсула времени" и др. Печатались в журналах "Новый мир", "Знамя", "Октябрь", "Звезда". Живут в Перми.

Нечего стесняться, что мы любим Пермь. Столько здесь породистых лиц, что каждое второе можно поместить на обложку журнала! А Петелина была вообще из какой-то будущей Перми, где никто не станет копаться в мусорных баках... Впрочем, мы видели ее всего раз, лет так уже двадцать тому назад, когда у нее было прозвище Елена Прекрасная. Елена Климентьевна была сахарно-смуглого вида, и реяли какие-то беспричинные отблески во всей ее фигуре. В общем, казалось, что прозвище - точное. И выглядела в свои пятьдесят она от силы на тридцать! Помнится, что и за один тот раз она успела вбить в нас массу своей биографии: были там дворянские корни, два образования, подлец отец Ромы... С Романом, ее сыном, нам и приходилось много общаться (поначалу он - с джунглями на голове и внутри, а потом - коммерсант, и тут же природа словно спохватилась, что его образ не соответствует новому положению, и запустила свои вездесущие руки к нему в волосы, нечувствительно пропалывая, так что через год он уже зеркалил лысиной).

Первый звонок. 27 апреля 2001 года она нам позвонила:

- Мой Ромочка ведь вам помогал! Помогите и вы мне: ремонт нужен, я не могу в такой обстановке... Семья у вас большая, рабочих рук полно! За неделю управитесь вшестером.

- Елена Климентьевна! У нас внук родился, мы себе ремонт в этом году не планируем, не то что вам...

- Ну и что - внук! Помогите хотя бы достать мои фамильные драгоценности! Ящики в комоде провалились, я не могу справиться, а чужих людей боязно просить - ограбят. Мой Рома вам всегда помогал.

Ну, мы никак не ожидали, что жизнь может так вертеться, как вошь на гребешке! Ее Рома ходил к нам как многолетний стукач и носил, как все соглядатаи, что-то утешительное и смягчающее на уровне курицы, а то и торта. Посудите: сказать ей о том, чем занимался сын - нельзя, но если все одиннадцать мам одиннадцати стукачей, которые паслись в нашем доме, попросят сейчас отслужить... И не нужно думать, что у нас была мания преследования: деньги-то на пригляд отпущены, а в Перми кругом одни самоотверженные коммунисты, ветераны войны, передовые рабочие - кого отслеживать-то? Оставались какие-то хилые писатели да шизанутые художники. Андропов, видите ли, по Венгрии понял, что восстание может начаться с группы молодых писателей, а мы теперь одиннадцати матерям одиннадцати стукачей будем, что ли, ремонт делать?!

Нас так и подмывало со скрипом зубовным, гримасами, в величественной позе сказать Елене: "Да ты знаешь, кто был твой Ромочка! Сикофант, дятел, в общем, по-простому - доносчик". Но взамен этого мы жалко блеяли в трубку: "Простите, пожалуйста, мы уже стары, больны... Внук... Сапоги девочкам-студенткам".

- Все так и должно быть, Ниночка... Она нам все может сказать, а мы ей нет.

- А чего ты закашлялся? Слюной подавился?

- От вожделения. Как представил драгоценности в ее ящиках - слюна и побежала.

Помним: Роману все время были нужны свежие данные. Он заводил разговоры на заданные темы. Например, барственно снимал с полки свежий том Гегеля и произносил:

- Не люблю его за то, что Маркс из него вышел. Хоть Гегель и не виноват в этом.

- Как и Маркс не виноват, что из него Ленин вышел, - конечно, бухал кто-нибудь из нас - сдуру (никогда не умели удержаться).

Сейчас кажется: простенький диалог, что в нем особенного! Ну, в первую очередь то, что он происходил в семь утра, когда мы запаковывали ревущих детей для заброски в садик, перемежая конвульсивно все это хлебками крепкого чая. А посреди ежеутреннего развала был остро воткнут в пол Роман, тянул крутой настой, подергивал беспокойно плечом и регулярно повторял: "Нина, успокойтесь".

Причем он с полным правом пил этот чай, потому что именно в то утро он сам и принес волшебно благоухающую пачку со слоном. А мы покорно впустили его около семи, потому что боялись, ибо куда денутся дети, если мы попадем в лагерь... Но, впрочем, твердо было решено: говорить все, что думаем, не радовать внутреннего цензора, который есть продолжение тоталитарного государства. Но в то же время мы подчеркивали, что свергать власть не собираемся, да и куда нам! Мы ведь все считали: конечно, умрем при этой вечной советчине.

Бесспорно было чтбо в те семь утра? Что этот день - последний в месяце и отчет Романа должен быть у куратора. Если Роман не соберет у нас каких-нибудь сведений, то наплетет от себя невесть что! Мы были невысокого мнения о его способностях. Так что получилось абсурдное слияние воль в одном направлении мы помогали ему, тайному работнику державы, в его неоднозначной работе. Уже тогда мы смекнули, что же это такое - державность...

Второй звонок. 11 мая 2001 года Елена снова нам позвонила:

- Я уже поняла, что ремонта от вас не дождешься! Но я прочитала в "Губернском герольде" ваш рассказ... Открою вам тайну: я тоже сочиняю. И все такое интересное, из моей жизни. Я ведь пришла к оккультизму, у меня это пошагово записано. Но как пристроить в печать? Вы мне хотя бы с этим помогите, ведь мой Рома так вам помогал!

Тут надо упомянуть ее интонацию: начинает в наступательных тонах, а заканчивает фразу, как умирающая муха.

- Елена Климентьевна! Вы же такая красавица! С вашей внешностью стоит только заглянуть в пару редакций...

- Во-первых, красавица из меня испарилась. Во-вторых, вы должны все еще перепечатать. Мой Рома вам сильно помогал...

- А телевизор? - закричали мы в параллельные трубки. - Помогал! Он его так отремонтировал, что у бедного остался один путь - на помойку.

Телевизор нам подарили родственники, и он нам очень нравился. Но Рома прибежал: "Ой, какой снег, снег!" Нам-то казалось: какой же это снег, так отдельные на экране снежинки. Но как вспомнили про Ромины особые функции, так и ослабли, сдались - пусть ремонтирует. И тут он заносился, как шаман: паяльник подайте, удлинитель подвиньте ближе... Сначала мы решили, что он впаяет нам какое-нибудь прослушивающее устройство, но телевизор не выдержал и решил, что лучше смерть, чем бесконечные мучения. Из него пошел густой дым...

- Лучшее - враг хорошего, - плоско пошутили мы, почувствовав при этом облегчение.

О природе доносительства.

- А ты заметил, Слава, что все наши стукачи - именно все - были ненормальными?

- Это значит, что соглашаются на такую карьеру лишь неудачники, прищемленные жизнью?

- Если бы все было так, то с них и спроса нет, и осуждать больных нельзя! Нет, часть здравого смысла они сохранили. Ни один ведь не пришел и не сказал: "Здравствуйте, я из КГБ".

- Да, ведь что бы стоило хоть одному из них на ушко тебе шепнуть интимно: мол, при мне вообще предохраняйтесь, я на спецзадании... Значит, на все это на самоконтроль, на разыгрывание дружбы - здравого смысла хватало.

- И все-таки с годами (хорошо, что не с десятилетиями) видно было: здравые силы истощаются! Видимо, все усердие бросали на камуфляж. А в быту что творили: придумать нельзя! Помнишь: один спилил ниппеля у нашего велосипеда? Я его чуть не убила тогда...

- Нина, а помнишь, Моисей послал разведчиков в страну Ханаанскую? В Книге Чисел: и сказал Господь Моисею, говоря... Так эти высматривающие исказили все! Мол, исполины там живут... И еще: мы были в глазах наших пред ними, как саранча.

- Помню! Особенно меня поразило, что там двое несли на шесте одну кисть винограда! Все в сторону преувеличения исказили.

- Нина, с кистью все просто объясняется: дорвались до хорошего вина после странствия по пустыне... Неужели и мы в их глазах - сексотов - были исполинскими чудовищами? А сами-то они кто для себя - милые пушистики?