Элвис превратился в полубожество. Замкнувшись в отрицании, фанаты не желали видеть, что их кумир умирает. Они были готовы к любым предположениям, даже самым сумасшедшим, лишь бы не хоронить его. «По-моему, Элвису надоел весь этот цирк. Ему больше не хотелось жить, — предполагает певец кантри Мёрль Хаггард. — Или же он вовсе не умер. Сделал себе новое лицо и отпечатки пальцев. В конце концов, ничего невероятного в этом нет. Многие люди, которые его видели, готовы поклясться, что в гробу лежал не он».
В самом деле, многие убедили себя в том, что густо накрашенная мумия, лежавшая в странном медном саркофаге, не имела ничего общего с Королем. Опухшая маска вместо лица, покрытые лаком волосы, — Элвиса было не узнать, особенно тем, кто по-прежнему помнил его буйным подростком, вихлявшим бедрами под «Всё в порядке» и «Дворнягу».
Однако бальзамировщики как нельзя лучше воссоздали славный облик Пресли, получив тело из рук судмедэкспертов. Как только врачи из Баптистской мемориальной больницы констатировали смерть, администрация этого заведения решила провести вскрытие, чтобы пресечь поползшие слухи. Они стали следствием промедления с объявлением о смерти, которое отсрочили по просьбе Джо Эспозито: он хотел лично предупредить полковника, пока информацию не передали по радио. Это из-за него пресс-секретарь больницы намеренно промурыжил журналистов около часа, говоря что-то о проблемах с дыхательной системой (что было ложью лишь наполовину, поскольку Элвис уже не дышал), и лишь потом сообщил главную новость.
Вместо того чтобы успокоить умы, вскрытие лишь окутало всю эту историю ореолом таинственности, тем более что невыразительность первых официальных сообщений открывала возможность для разного рода домыслов. В первом заключении судмедэксперта говорится об остановке сердца, гипертонии и других естественных причинах, в то время как зависимость Пресли от стимулирующих средств и барбитуратов была всем известна после издания записок его телохранителей. Таблоиды решили извлечь выгоду из упорства, с которым скрывали секрет Полишинеля, чтобы резко поднять тираж, и сразу после похорон в прессе разгорелась полемика.
В последующие дни споры усилились, поскольку доктор Ник изо всех сил отрицал наркотическую зависимость своего пациента, пытаясь его защитить. Однако результаты фармакологического исследования после вскрытия тела, объявленные два месяца спустя, опровергли его слова. Из отчета врачей следовало, что в крови Элвиса было обнаружено присутствие около десятка отравляющих веществ, по большей части наркотиков и анальгетиков, в больших или меньших количествах. Проверка аптек Мемфиса показала, что в последние полгода жизни Элвиса доктор Ник выписал своему пациенту больше пяти тысяч таблеток, то есть в среднем по 25 таблеток в день.
Медикаментозное отравление не вызывало сомнений, но ближе всего к истине, похоже, стоял Сэм Филлипс, вызвавший новую волну споров тем, что перевел смерть Элвиса в эмоциональный регистр. «Я по-прежнему убежден, что можно умереть от разбитого сердца», — заявил основатель «Сан Рекордз». Он лучше, чем кто-либо другой, мог судить об эмоциональной неустойчивости артиста, которого громкий успех и неумолимая алчность системы не только ввергли в мир излишеств, но и замкнули в изоляции. Оберегая образ певца, в котором он одним из первых разглядел искру таланта, Филлипс не встречался с Пресли в эпоху китча, чем и объясняется его отсутствие на похоронах, прошедших в Грейсленде в строго семейном кругу в четверг 18 августа.
Этот день начался с трагедии: около четырех часов утра пьяный водитель сбил нескольких человек у решетки усадьбы. Два юных уроженца Луизианы погибли, третий, фанат из штата Миссури, серьезно пострадал. За неимением свободных мест в гостиницах несколько сотен верных поклонников пытались развеять тоску, проведя всю ночь у ворот дома 3734 по бульвару Элвиса Пресли в странной атмосфере, в которой смешались горе и вуайеризм, — она станет характерной для всего, что имело отношение к певцу.
По ту сторону ограды двое подручных Элвиса охраняли его безжизненное тело во время приготовлений к церемонии, назначенной на середину дня. Первая вереница из сотни автомобилей, везших около трех тысяч венков, выехала из Грейсленда уже утром и направилась к кладбищу Форест Хилл, где Пресли должны были похоронить в мраморном мавзолее, в нескольких десятках метров от надгробия его матери. Бабушка Пресли скорбно смотрела на то, как рушится ее мир; Вернон давал невнятные указания каменотесам по поводу надписи на надгробном камне своего сына. Не поспевая за событиями, он подмахнул наряд-заказ, не заметив, что второе имя его сына — Арон — написано с ошибкой: с двумя «а».
Оставалось уладить еще множество мелких дел. Отпевание доверили преподобному Брэдли из Вуддейльской церкви Христа — пастору-пятидесятнику, с которым Вернон познакомился через свою вторую жену, но нужно было выделить время и евангелисту Рексу Хамбарду, который неожиданно приехал и хотел сказать несколько слов. Джекки Кахэйн, комик, участвовавший в шоу Пресли, должен был произнести надгробную речь, и оставалось договориться о том, кому выпадет честь нести гроб.
Вернон предложил это полковнику, но тот поспешил отказаться под тем предлогом, что ему неприлично нести гроб в гавайской рубашке, а он не успел захватить с собой ни одного темного костюма. Никто и не подумал ему заметить, что он вполне успеет купить себе такой костюм, поскольку все в окружении Элвиса знали, что Паркер в жизни своей не присутствовал на похоронах, за исключением погребения Глэдис, от которого ему было бы трудно отбояриться. Полковник не собирался играть на этой церемонии главную роль и предпочитал держаться в сторонке. Тем временем быстро набросали список тех, кто предаст певца земле: доктор Ник, хотя кое-кто уже намекал, что именно он свел в могилу своего пациента; Билли и Джин Смиты, двоюродные братья Элвиса, которые были ему ближе всех; Джо Эспозито и Чарли Ходж, верные наперсники Короля; бывший «мальчик для битья» Ламар Файк; друзья Джордж Клейн и Джерри Шиллинг, а также Фелтон Джарвис.
Церковная служба продлилась полтора часа вместо запланированных тридцати минут. В большой салон Грейсленда набилось сто пятьдесят человек — по большей части члены кланов Пресли и Смитов, но также местные политические деятели, в том числе губернатор Теннесси, несколько представителей руководства Ар-си-эй и Чет Аткинс от Нэшвилла, а еще главные спутницы жизни Элвиса — Присцилла, Анн-Маргрет, Линда Томпсон и Джинджер Алден.
Зная о страсти Пресли к ритм-энд-блюзу, отсутствие на его похоронах афроамериканцев просто поражает, в особенности когда Кэти Вестморленд, вокальный ансамбль «Стампс» и Джеймс Блэквуд из «Братьев Блэквуд» по очереди исполняли его любимые гимны. Спустя четверть века после того, как Элвис помог Югу утвердить свою культуру, впустив на американскую эстраду музыку негров, его окончательно призвали к порядку.
На бедного Вернона, расстроенного присутствием Джеймса Блэквуда, который пел и на похоронах его жены, было жалко смотреть. Со дня погребения Глэдис прошло ровно девятнадцать лет, и Вернон, которого часто считали слабым звеном в семействе Пресли, судорожно цеплялся за навязчивую идею о том, что его сына убили. Преподобный Брэдли в своей проповеди долго распространялся о крепких узах, соединявших эту незаурядную семью, а потом набросал очень реалистичный портрет Элвиса — хрупкого существа, надломившегося под тяжестью собственного успеха. До него евангелист Рекс Хамбард тоже говорил о ранимости Элвиса, вспоминая об их встрече в Лас-Вегасе восемь месяцев назад и подчеркивая смятение певца, который уже не понимал, в чем смысл его жизни.
Окончание отпевания подало знак к отправлению на кладбище. Была почти половина четвертого, когда серебристый «кадиллак» выехал из Грейсленда и проследовал по бульвару Элвиса Пресли на север, открывая путь белому катафалку с эскортом из мотоциклистов и семнадцати белоснежных лимузинов, за которыми вытянулась колонна из нескольких десятков машин. Внушительный кортеж. На протяжении всех шести километров, отделявших жилище Элвиса от кладбища Форест Хилл, вдоль дороги молча стояли люди — больше двадцати тысяч человек. Во избежание беспорядков вход на кладбище был закрыт, и фанаты проявили величайшее благоразумие, лишь взглядами проводив огромный караван, за которым закрылись металлические ворота.
