Занятый размышлениями, инспектор не сразу понял, что не изменилось вокруг и почему негромко ругается, поминая господа бога и всех апостолов, словно подгулявший матрос, констебль Дженкинс. А осмотревшись и поняв, попытался догнать капитана. Но не успел. Тот, похоже и сам понял нечто и начал командовать… Но тоже опоздал. Раздался дробный грохочущий звук, словно какой-то великан рвал на части гигантское полотно. Упали несколько солдат. В щеку Алекса с силой, поранив до крови, ударил осколок кирпича. Кросс упал, откатившись к стене. Вокруг кричали, стреляли, падали солдаты.

Наконец стрельба затихла. Кросс приподнял голову и огляделся. Уцелевшие «томми»[3] пытались укрыться за трупами своих сослуживцев, стволами деревьев, притаится у стен домов. Не стреляя, потому что куда стрелять было никому не понятно. К тому же внезапно наступившая тишина, прерываемая только стонами раненых, пугала. Инсургенты, как оказалось могли действовать не хуже хорошо обученных солдат. Стрелять – тоже. Алекс на первый взгляд оценил число оставшихся в строю солдат не более чем в половину роты. Конечно, гарнизонная рота и не насчитывала полного состава в сотню нижних чинов, но бойцов шестьдесят в ней было. Шесть десятков английских стрелков с лучшими в мире винтовками Ли-Энфильда. И теперь половина из них лежит раненая или убитая, а противник исчез. Причем, кажется, не понеся никаких потерь. Кросс почувствовал, как по спине бежит струйка холодного пота… Кажется, все оказалось куда серьезнее, чем полагали в Замке[4] и в полицейском управлении Дублина.

- Алекс! – лежавший неподалеку капитан Мюррей, на правой штанине которого расплывалось кровавое пятно, окликнул Кросса, видимо заметив его движение. – Вы не ранены?

- Нет, - ответил Кросс.

- Похоже оба лейтенанта убиты. Принимайте командование и отводите роту к казармам. Если бунтовщики вернутся, они нас перестреляют, как сидячих уток.

- Вы полагаете, они ушли? – уточнил Кросс

- Не полагаю, - в голосе капитана проскочила ирония. – Засек. Они обстреляли нас с крыш и из окон. А потом ушли, не втягиваясь в перестрелку. Боюсь, что у них сейчас уже другое задание… Слышите – вздрогнув и побледнев капитан приподнялся. Показал рукой куда-то в сторону порта и откинулся к стене, обессилев.

Прислушавшись, Кросс уловил слабые отзвуки перестрелки. - Порт? Вокзалы?

- Или Замок, - сквозь зубы ответил капитан.

- О, простите, капитан, - опомнился инспектор и крикнул, одновременно вставая. – Дженкинс!

- Здесь, сэр! – обрадованно ответил, подскочив с тротуара, констебль.

- Перевяжите капитана, - приказал Кросс. – А я займусь наведением порядка, - скорее для себя, чем для констебля, добавил он.

Впрочем, особых усилий от инспектора и не требовалось. Уцелевшие сержанты уже командовали, собирая солдат по отделениям и приказывая заниматься ранеными. Среди раненых оказался и второй лейтенант Бек, командовавший авангардом. От которого уцелели он и еще двое раненых солдат. Кросс представил себе, чтобы случилось с ними, если бы они двигались по улице обычной колонной. По спине его пробежал как минимум батальон мурашек величиной с небольшого слона. Но времени на переживания у него не оказалось – узнав, что теперь он командует ротой, к нему собрались все сержанты за приказами. А потом был долгий и осторожный марш через город. Как ни странно, пробираясь по опустевшим улицам рота вышла к казармам полка ни разу не встретившись с повстанцами. Только вот у самых казарм их опять обстреляли, но в прямой бой инсургенты не вступили. Потеряв еще трех человек убитыми и двоих – ранеными, рота вернулась в казармы. А там до них дошли последние новости, совершенно не обрадовавшие ни Кросса, ни солдат.

Оказалось, что ирландцы захватили Дублинский замок, мэрию и Тринити-колледж. В Замке в плен к бунтовщикам попал наместник Ирландии лорд-лейтенант Джон Гамильтон-Гордон, первый маркиз Абердин и большая часть из его свиты. В мэрии инсургенты захватили только несколько городских чиновников и комиссара с суперинтендантом полиции. Причем последние, как и несколько бывших в его кабинете инспекторов, по слухам, подняли руки без сопротивления.

А инсургенты объявили о создании ирландского парламента Дойл Эрин и независимости Ирландской республики с момента опубликования декларации. Что творилось в других городах Ирландии, Кроссу не мог сказать никто. Но судя по беспорядку в казармах и активности восставших, ничего хорошего ни ему, ни остальным засевшим в казармах англичанам ждать не приходилось. Оставалась небольшая надежда, что восставшие не смогли захватить порт и вокзалы. И тогда рано или поздно, но прибудет подкрепление из Кураги, где располагались основные силы армии на острове или, может быть по морю из Британии.

Австрийский фронт. Моравия. Февраль 1910 г.

Шоссированная дорога выглядела так, словно вела к окраинам самого Петербурга, а не в очередной захудалый городишко захудалой провинции. Кони шли шагом и, если бы не погода и не несколько тысяч конников вокруг, можно было бы почувствовать себя на обычной прогулке верхом.

- Полагаю, если бы не ветер, мы бы сейчас удивлялись теплому климату сего места, - пытаясь прикрыть лицо от порывов ветра, севшим от влажного и холодного голоса заметил капитан Полтавцев.

- Да, ветерок изрядный, - согласился Гаврилов. – Даже сквозь шинель пробивает. Но, Владимир Николаевич, не переживай. Мой Петрович уже предсказал, что после полудня ветер стихнет.

- Ну, раз твой денщик сказал, - растянул в улыбке замерзающие губы Полтавцев, - поверю. Он у тебя знахарь настоящий.

- Не завидуйте, капитан, - притворно обиделся Михаил, придерживая Зорьку, вдруг решившую обогнать кобылку собеседника. – Твой, клянусь честью, великолепно варит кофе. Петрович никогда так не сможет.

- Да, ко-о-фе…, - мечтательно протянул Владимир. – Я бы сейчас от чашечки горячего кофе не отказался. Пожалуй, даже от простой чашечки горячей воды…

- Ничего, Владимир, скоро должен очередной городок появиться, - утешил его Михаил.

- Помню. Этот, как его – Карлович. В коий опять первыми ворвутся эти Харламовские головорезы, по своей казачьей ухватке перевернут все верх дном, и нам придется еще пару часов наводить порядок.

- Полагаю, мысли сии вам приходят лишь с устатку от дороги и неважной погоды, Владимир. Казаки Харламова – самая дисциплинированная казачья часть, из тех, что я встречал на фронте, - с усмешкой парировал Гаврилов. Оба рассмеялись. А колонна первой дивизии тем временем все двигалась и двигалась вперед.

Михаил оказался прав, анализируя во время стояния в Тарнуве полученный приказ о передислокации в германский Ратибор. Действительно, проехав в предоставленных германцами вагонах до Ратибора, а потом еще немного южнее – к Одербергу, весь корпус генерала фон Штемпеля, усиленный гвардейской кавалерийской бригадой и отдельным донским пластунским батальоном. Пластуны и ворвались первыми в Одерберг, частью перебив, а частью захватив в плен роту ландштурма, дислоцированную в городе. Похоже было, что цесарцы совсем не ждали начала боев на этом направлении. Границу хотя бы охраняли ополченцы – ландштурмисты, а вот дальше российская кавалерия двигалась в оперативной пустоте, разгоняя редкие дозоры жандармов и полиции. Складывалось ощущение, что между австрийцами и германцами была какая-то тайная договоренность и никаких боевых действий между собой они вести не собирались. Сразу после этого у Гаврилова даже появилось опасение, не заманивают ли их корпус, а может быть и все русские войска в очень большую ловушку. Сомнения развеялись лишь после полученных во время стоянки во Фридеке телеграмм. Которыми Ставка извещала войска, что одновременно с генеральным наступлением русских в наступление перешли и германцы, силами одного армейского и трех кавалерийских корпусов. Кроме того, войну Австро-Венгрии объявили черногорцы, сербы и даже румыны. А итальянцы вторглись в Трентино просто так, не удосужившись декларировать состояние войны. Михаил про себя даже пожалел австрийского императора, которого предали даже его старые союзники.