– Все заливает у тебя! – кричит Палин.
Болотов холодно глянул на него. Взгляд оценивающий.
– Спокойно, знаю…
– Чего «знаю»?! – Палин выглядел смешно. В испарине. Чуб сполз на лоб, глаза вытаращенные.
Болотов улыбнулся. Палин побежал на щит дозиметрии. Там надрывался телефон. Звонил Федосов.
– Из трубы хлещет в море!.. Владим Иваныч…
– Расход?!
– Примерно, кубов пятьдесят в час…
– Активность воды?!
– Отослал пробу с Прокловым…
– Разбавление с насосной идет?!
– Нет!
– Тебя понял! Сторожи! Пробы – ежечасно!.. «Вот он… Часик настал…» – подумал Палин. Стремглав бросился на блочный щит.
– Включай разбавление! – крикнул он Болотову. – Радиоактивный дренаж попер в море!.. Быстро!..
Болотов бросился к коммутатору. Что-то приказал машинисту насосной. И в это мгновение вдруг все стихло. Глубокая тишина. В ушах ватность…
– Что случилось?! – по инерции кричит еще Палин. Болотов улыбается.
– Увеличили расход. Конденсат пошел полным сечением. Прекратились «плевки»… Это надо было пройти… Поздравляю, дозиметрия!
Он подошел и сухой горячей рукой пожал Палину руку. Вбежал Алимов. Лицо смущенно сияет. К Болотову:
– Что сделал?!
Выслушал Болотова. Сказал:
– Ага! – сделал боксерский нырок головой вправо. Засмеялся. Посуровел вдруг. – Наколбасили, парни… Ну, варвары!.. Отключайте машинный зал. Работать на компенсацию теплопотерь. Незначительный парок на быстродействующее редукционное устройство, деаэраторы…
– Так там же дренажи пооборвало! – возмутился Палин.
– Ах да… – смутился Алимов. – Придется останавливаться…
В это время раздался лихорадочный зуммер на коммутаторе. Болотов хватает трубку.
– Что-о?!
Бросает трубку. Бежит к прибору расхода продувки реактора. Четыреста тонн в час вместо двухсот…
– Авария! – крикнул он упавшим голосом и выбежал из помещения блочного щита управления. Алимов и Палин за ним.
– Стой! – крикнул Алимов. – Стой, Болотов!
Тот остановился. Весь – нетерпение.
– Куда бежишь?! Что будешь делать?! – допрашивал Алимов, стоя в позе борца, готового к схватке.
Болотов бледен, лицо дрожит. Заикается.
– Т-там… Э-электрики… Н-налаживают. К-конечники… Ошибочно о-отк-крыли з-адвижки н-на р-резервные ф-фильтры б-байпасной о-очистки… Р-реакторная в-вода п-поперла…
Палин не стал дослушивать. Рванул на щит дозиметрии за радиометром и резиновыми сапогами. Через несколько минут, гулко топая, бежал назад.
…Дозиметрист Моськин, замерив активность на двадцать пятой отметке у входа в деаэраторный бокс, побежал вниз, на минус пятую отметку, проверить, не «прет» ли при таких мощных течах радиоактивный кипяток там, внизу, из трапов.
«При таких течах коллектор спецканализации ни в жисть не справится, – думал он, быстро сбегая вниз, поморскому ловко ступая на каждую ступеньку. – Видать, уже пол залило…».
Когда он выбежал с лестничной клетки в технологический коридор, то издалека увидел блеск воды.
«Так оно и есть», – подумал он, радуясь своей прозорливости, но вдруг услышал мощный шум льющейся откуда-то воды.
«Ничего себе!..» – мелькнуло у него. Он включил переносную газодувку на прокачку аэрозолей, перекинул на грудь и включил переносной ТИСС, опустил щуп с датчиком плотнее к полу и пошел вперед. Вода текла навстречу…
«Ни хрена себе!..» – мысленно сокрушался Моськин.
Теперь он видел, что вода бьет широким шлейфом из-под щели фанерной двери помещения десорбирующих растворов. Щуп коснулся воды. Моськин побледнел, испуганно переключая диапазоны.
– Мама родная!.. Миллион распадов!
И тут он увидел в воде желтый, мелкодисперсный порошок ионообменной смолы.
«Так это же пульпа радиоактивного фильтропорошка (взвесь твердых частиц смолы в воде)! Мама родная!..»
Забыв обо всем, он гулко шлепал бутсами по радиоактивной воде. Он не знал еще, что это продувочная вода реактора с активностью десять в минус пятой кюри на литр поступала через резервные фильтры в емкости, куда Шаронкин загрузил высокорадиоактивную пульпу, а оттуда через незадраенные люки – в помещение.
Моськин подбежал к двери. Ноги по колено вымокли. Толкнул дверь. Не поддалась. Отжал с силой. Оттуда сноп воды. Обкатило по пах. Горячевато. Обернулся, услышав топот. Бежал Палин. В болотных сапогах.
– Владимир Иванович! Владимир Иванович! – взволнованно закричал Моськин. – Стойте! Стойте! Назад!.. Миллион распадов! Радиоактивная пульпа!..
Палин подбежал к двери. Матерно выругался. Четко представил холеную физиономию Торбина. «Носом, носом бы тебя сюда… Сергуня…»
– Беги отсюда! Быстро! – приказал он Моськину. – У лестничного марша разденься догола и мигом в санпропускник, в душ. Быстро! Ты весь мокрый. С ума сошел… Иди, иди, матрос… Тут тебе не атомная подлодка. Пластырем не отделаешься.
Моськин уныло побрел по коридору. Вода была по щиколотку. Под ней смола фильтропорошка довольно толстым слоем выстлала пол, смачно, зернисто и жирно, как икра, расползалась из-под подошв. При неосторожном шаге ноги прокатывались на мелких круглых «икринках» смолы.
Палин отметил, что шум воды стихает. Сквозь сапоги чувствовал тепло воды. Градусов пятьдесят…
«Наше счастье, что после регенеративных теплообменников и доохладителей… – подумал Палин. – А если б двести восемьдесят?.. Был бы шорох… Но шум определенно стихает… Болотов закрыл задвижки… Ну, деятели!»
Палин был возбужден, ощущал решительность и вместе с тем внутреннюю потерянность. Лихорадочно думал, куда же теперь загонять эту грязнотищу…
«Назад, только назад… Откуда выперли…» – думал он, не оставляя и тени сомнения, что не допустит сброса радиоактивной пульпы в море.
Шум окончательно стих. Послышался топот ног по ступенькам лестничных маршей. Сквозь стекло двери увидел, как с последней площадки выскочили Болотов и Алимов и, в упор столкнувшись с голым Моськиным, остановились. Палин быстро двинул в их сторону, сделал руками крест и во весь голос заорал:
– Стой! Не заходить! – И уже спокойно, подойдя к двери, сказал: – Миллион распадов. По аэрозолям шесть норм… Всем надеть «лепестки».
И сам подумал, что впопыхах тоже забыл надеть.
– Ну, ты даешь!.. Ну, ты даешь!.. – в ступоре бубнил Алимов, глядя на Моськина и делая мелкие нырки головой влево, вправо. – Давай, матрос, дуй в санпропускник, что стоишь, как Аполлон?.. Ну, ты даешь!.. Ну, варвар!.. – И шлепнул его по волосатой ягодице. – Беги, живо!
Моськин будто только и ожидал этого шлепка, рванул с места и, перескакивая через три ступеньки, скрылся.
Запыхавшись, прибежал Шаронкин. Еще наверху был слышен его смех горошком – встретил голого Моськина. Но теперь не до смеха. Головой не вертит. Наплывы кожи на щеках и скулах побелели. В глазах испуг и миллион вопросов.
– Ну, ты даешь! – сказал ему Алимов. – Видал, что натворил? Кто допускал на работы?..
– И-и я… – сказал Болотов. Его трясло.
– Да успокойся ты… – тронул его за рукав Палин. – Успокойся.
Шаронкин вдруг захехекал.
– Ну и дела! Туши лампу, вешай абажур…
– Ну, ты даешь! – возмутился Алимов, от негодования тряся головой и будто нюхая воздух. – Ты знал, что емкости с активной пульпой имеют сообщение с фильтрами?
– Физкультпривет, Станислав Павлович! Ты об этом знал не хуже меня… Хе-хе-хе! На орехи вместе заработали. Один Палин, умник, не разрешил тогда и как в воду глядел… Ну, дозиметрия! – Он хлопнул Палина по плечу. Наплывы кожи на лице порозовели.
Алимов обвел всех затравленными глазами и вдруг приказал Болотову:
– Глуши реактор! Расхолаживайся! Шаронкин, Пряхин, Дрозд, ко мне в кабинет через десять минут. И чтоб, как штык, без опозданий… Палин, организуй саншлюзы, чтоб не разносили грязь.
«Первое толковое распоряжение», – подумал Палин.
…Проходы залитого радиоактивной пульпой коридора с двух сторон перекрыли канатами, повесили на них знаки радиационной опасности, поставили противни с мешковиной, смоченной в контакте Петрова. Абдулхаков и Проклов стали с двух сторон коридора в некотором удалении от входов. Вплотную к двери – рентген в час.
