Не знаю, наивность это или глупость – но после встречи с Джеком, в моем сердце зародилась крохотная надежда на то, что ему будет все равно… кто я на самом деле. Искушение продолжить наши встречи слишком велико, но я понимаю… что не могу все время лгать. В первую очередь, самой себе. Прикоснулась к красивой жизни и хватит. Мой отпуск закончился… как и моя работа в авиакомпании Макколэя.

Еще днем я отменила смену в «Black Cat», и позвонила в «MacFly», чтобы договориться о расторжении контракта. Да только я опоздала – все уже было сделано за меня, и менеджер по работе с персоналом объяснила, что в курсе моей «особой ситуации» и уже несколько часов назад подготовила документы о моем переводе.

Очевидно, о переводе в другую компанию Мака. Ага, размечтался. Уже бегу варить ему кофе, завязывать галстук и разбирать никому ненужные старые договора по месяцам и датам. Я больше не собираюсь иметь с ним ничего общего. Один Бог знает, что задумал Карлайл, но в одном я уверена точно: Макколэй предложил мне работу не по доброте душевной, а исключительно ради своей безумной цели. Может, и правда боится, что я раскрою их маленькие семейные тайны, но почему тогда это не волновало его раньше? Хотелось бы знать, что ему нужно… но еще больше хочется, чтобы он просто снова забыл о моем существовании. Мне не нравится то, что я испытываю, когда вижу его. Смесь ненависти, непонимания и необъяснимого трепета, пускающего потоки тока по моим венам. Я не мог позволить себе снова испытывать чувство страха.

Не хочу стать марионеткой не только в лапах государства, но еще и в руках человека, который недвусмысленно напомнил мне кто я такая, кому я принадлежу, и что он может со мной сделать… От одной мысли, что я, в его понимании – вещь, которую можно обменять, продать и купить, кровь стынет в жилах.

«Жалкая, убогая потаскуха. Думаешь, твой возраст что-то меняет, тварь? Вы все здесь не более чем дырки, предназначенные для удовлетворения некоторых потребностей наших будущих клиентов». – От мыслей о Маке меня отвлекает отвратительный голос из воспоминаний, больше похожий на шипение змея.

Прошло десять лет… и даже спустя столько занятий с Руфусом, я до сих пор иногда вспоминаю тот кошмар, через который пришлось пройти. Мотнув головой, отгоняю очередного призрака прошлого и сглатываю тошнотворный ком, хотя легче не становится.

Как бы там ни было, я не верю в то, что Карлайл вдруг решил обо мне позаботиться. Спустя пять лет, два месяца из которых мы с мамой провели на улице, прозябая под мостом, по соседству с упитанными крысами, пока я бралась за любую работу, и пыталась накопить на первый взнос за комнату, и место в клинике для мамы. Тяжелое было время. Но не настолько, как в годы Бесправия.

Как я и предугадывала, моя карета превратилась в тыкву. Еще несколько часов назад я с открытым ртом разглядывала высокотехнологичные зеркальные небоскребы Манхэттена, где каждый ночной огонек работает благодаря накопленной за день энергии солнца, а теперь блуждаю по скудному и пустынному Квинсу, где развитие остановилось году так в две тысячи двадцатом. Полное отсутствие высоток, лишь небоскребы из мусора, через каждый квартал. Серые, одинаковые бетонные дома без изысков. Клубы и «развлекательные» заведения – старые обувные или шоколадные фабрики, зазывающие внутрь одной убогой неоновой вывеской. Ощущение такое, словно жизнь здесь давно остановилась, а мы, низшие касты, это случайные выжившие, оставленные подыхать на дне цивилизации.

Не говоря уже о грязи, крысах, неприятных запахах, и целых палаточных районах, где живут бродяги и психически неуравновешенные люди, которых лечить некому. Живут они на крошечное пособие, выплачиваемое государством.

Конечно, не все так ужасно: сохранилось пара красивых парков, отлитый серебром фонтан и парочка особенных для меня, любимых мест: пляжи, старые кинотеатры, и фестивали, устраиваемые Низшими в сезон отпусков.

Кабаре, в котором я работаю, находится в двух шагах от моего дома. Судя по тому, что около входа в клуб валяется много мусора и разбитых бутылок, клуб был забит до отказа. Но сейчас уже пять утра, а значит идет приборка заведения и подсчет выручки – отличный шанс застать Оскара в своем кабинете и выпросить у него больше смен, на то время пока ищу основную работу. На этой неделе мне нужно заплатить за месяц маминого пребывания в клинике, и купить лекарства. Не говоря уже о продуктах и вещах первой необходимости – с самого приезда, я экономлю на еде, и мою волосы древним мылом из магазина «Все по 0, 99». Мне пришлось сильно постараться, чтобы уложить волосы на свидание, а более-менее приличные вещи я взяла из старой маминой одежды, которую покупал ей Руфус.

– Оскар, к тебе можно? – предварительно постучав в дверь, я вваливаюсь в кабинет Оса, владельца «Black Cat». Нет, он не богат, несмотря на то, что имеет собственное развлекательное заведение. Конечно, он живет лучше многих Низших, и имеет чуть больше свободного времени. Кажется, у Оскара трое детей (что невероятная редкость для нашей касты), и именно этот факт когда-то заставил его вертеться и искать все всевозможные пути для заработка. Устало улыбаюсь, оглядывая полного мужчину, замечая, как рубашка на его груди собирается в некрасивые складки. Вечно он покупает одежду на размер меньше, словно нарочно пытается подчеркнуть свои объемы, свидетельствующие о размере его кошелька. Толстяки среди Низших такая же редкость, как и дети.

– Заходи, Кэндис, – нервно откашливаясь, приглашает Оскар. Он коротко кивает, поглядывая на меня с плохо скрываемым сочувствием. Мне становится не по себе, как только я замечаю проблески жалости, в серо-зеленых глазах босса.

Оскар решил не медлить и «добить» меня с первых секунд:

– Я как раз хотел с тобой поговорить, – тяжело вздыхает Ос, опуская плечи. Такая поза уменьшает его размера на два, и нехорошее предчувствие стягивает мою грудь свинцовыми узами.

– У тебя такое лицо, словно сегодня в клубе кого-то убили, – с опаской поглядывая на Оса, сажусь в кресло напротив, поправляя свою юбку, вспоминая, как еще пару часов назад, Джек едва ли не порвал ее.

– Этого мне еще не хватало, – устало произносит Оскар, раздвигая губы в многострадальной улыбке. У нас с Оскаром были довольно теплые отношения, и он всегда одобрял мои идеи, танцевальные номера, и поддерживал в выборе музыкального сопровождения. Я не любила двигаться под электронную музыку без слов, и предпочитала мотивы соула и джаза. Вдохновение для своих номеров я черпала из старых мюзиклов, которые смотрела еще с мамой. Даже странно, что такие шедевры, как «Мулен Руж» и «Бурлеск» больше не создаются, в то время, как когда-то мюзиклы были очень популярны и в кино, и на Бродвее, а многие из них получали не одну статуэтку премии «Оскар».

Больше всего мне нравилось, что Оскар ни в чем не ограничивает мои выступления, не считая одного единственного правила: я и другие девочки должны танцевать в провокационных нарядах, которые и должны привлекать клиентов. Естественно, они приходили сюда не для того, чтобы оценить наши танцевальные данные, или послушать живое исполнение старых песен. Оскар всегда выделял меня среди других танцовщиц, потому что прекрасно знал, что некоторые постоянные клиенты его заведения ходят сюда исключительного ради того, чтобы полюбоваться моим телом.

– Если кого-то сегодня и убили, то это меня, Кэндис, – Оскар прикладывает ладонь ко лбу, и нервно потирает его пухлыми пальцами.

– Что случилось? – вжимаясь в кресло, выдыхаю я, приготовившись выслушать неприятную историю. Кто-то подрался? Клуб обокрали? Или Власти опять решили повысить налоги?

Очередной «сюрприз» не заставил себя долго ждать.

– Со мной ничего не случилось, Кэндис. Я просто хотел сказать тебе, что вынужден тебя уволить и попросить больше никогда не переступать порог моего заведения, – Оскар опускает взгляд на стол, нервно покручивая ручку между пальцев. – Сегодня же я тебя рассчитаю, и надеюсь… надеюсь, у тебя все будет хорошо, Кэн, – слегка дрогнувшим голосом произносит он, и вновь смотрит на меня. Пытаясь усмирить заходящееся от немой истерики сердце, я вглядываюсь в его глаза и пытаюсь прочесть там хоть что-нибудь… и вижу. Вижу на дне его добрых глаз всепоглощающий душу мужчины страх.