— Да как ты смеешь…
— Вам же, господин начальник местной стражи, не следует так старательно изображать из себя примерного служаку — продолжал Стерен. И не стоит так презрительно говорить о той охранной грамоте, что у нас имеется. Это ж тебе не соседский мальчонка от безделья на бумажке каракули начиркал, это — серьезный документ. И товар, что в телегах находится, мы везем не в нищую богадельню, а вашим жрецам, причем по их выбору и заказу. А грамота сопроводительная, кстати, и на таможне отмечена, в книгу занесена, и мы вместе с ним там же, на таможне, записано — когда въехали в вашу страну, с чем именно, и сколько нас… Так что если мы к назначенному сроку груз не доставим, то нас искать начнут, и живо определят, что таможню мы прошли, а в этом поселке испарились. Вместе с грузом. Тогда, господин охранник, с тебя первого и будет спрос…
— Что?! — как видно, этому стражнику редко кто возражал. Недаром он в первую секунду оторопел, и даже слов для ответа не мог подобрать. — Что? Да я вас… А ну, — повернулся он к своим подчиненным, — а ну, хватайте их! Это государственные преступники! Обещаю — всей компанией на рудниках сгниете! Сейчас же вас всех туда отправлю! За оскорбление власти!..
— Да ну? — такое впечатление, что Стерен не обратил особого внимания на слова стражника. — Так прямо на рудники и отправишь? Попробуй. А знаешь, что я буду твердить направо и налево всем и каждому на тех рудниках, когда твои архаровцы нас туда отвезут? Для начала начну на себе волосы рвать и причитать дурным голосом, что вы нас оттого в неволю отправили, что украли у нас тысячу золотых, которые мы в вашу страну ввезли для покупки товаров, и вот потому-то теперь и пытаетесь от нас избавиться, чтоб все шито-крыто было, и о той покраже чтоб никто не узнал… Сразу предупреждаю: мои товарищи эти слова подтвердят. Думаю, те мужики на рудниках, куда ты нас обещаешь направить, с тебя не меньше половины этой суммы потребуют, чтоб только это дело прикрыть. Оно и понятно — хорошо жить всем хочется. А ты сейчас подумай, найдется ли во всей твоей округе хоть с полсотни золотых, я уж не говорю о пятистах… Я же потом еще и покаюсь, что порошок серого лотоса вез, а ты на него свою лапу наложил, да и продал втихую через своих приятелей… И полетишь ты, голубь, в кандалах вслед за мной. А теперь ответь на вопрос: кому из нас двоих хуже на тех самых рудниках придется? Думаю, что тебе. И то лишь в случае, если ты до рудников доедешь, и по дороге тебя твои же подельники пытать не начнут: куда, дескать, дел золото и порошок? Сообразил? Понял, что тебе может грозить, если не утихнешь? Так что быстро закрой свою ненасытную пасть, и за свои старания и потуги возьми золотой. Вам напиться до невменяемого состояния хватит, и мы будем спокойней — заплатили вам мзду, о которой вы так печетесь…
Монета звякнула о столешницу, и Стерен неторопливо поднялся со своего места. Что касается нас, то мы все уже давно стояли на ногах.
— Ну, все, приятно было познакомиться. А может, и не очень. Сейчас нам пора в путь-дорогу, а вы, мужики, оставайтесь, несите и дальше свою нелегкую службу. И не стоит злиться — просто не помешает запомнить, что не в каждый карман можно свою лапу запускать. Некоторые эту лапу и обломать могут. Понятно? Ну, все, очень надеюсь, что больше никогда не увидимся — и Стерен неторопливо проследовал к дверям мимо побагровевших от злости стражников, а мы последовали вслед за ним. В дверях я оглянулась: взбешенный стражник присел за стол и с ненавистью глядел нам вслед. Ох, я буду не я, если он не постарается сделать нам какую-нибудь гадость!
Этого же мнения придерживалась и Варин. Я слышала, как она что-то негромко сказала Стерену, но тот отрезал:
— Нельзя было по-иному. Я знаю таких крыс, они признают лишь силу и страх, а иначе не отвяжутся. Понимаю — надо было говорить с ними как-то помягче, не так резко, но не выношу мздоимцев. Они хуже падальщиков, питаются страхом чужаков, выгребают у людей последнее… Надеюсь, у этого стражника хватит ума остановиться и ограничиться тем, что мы им дали.
— Не уверена… — вздохнула Варин. — Боюсь, что именно ума на это дело у них не хватит, и от нас они так просто не отстанут. И потом, мы им не дали золотой, а бросили. Впрочем, это уже детали. Эти люди рассчитывали на куда больший куш, и отказываться от него не намерены. Хуже другое: ты унизил старшего из стражников в этом селении, и сделал это в присутствии подчиненных. Так что теперь ему, кровь из носа, но надо восстановить свое имя в глазах подчиненных. А то уважать не будут.
— Все так… Но до некоторых сразу не доходит. Их надо ставить на место.
— Как бы нас на то самое место не поставили… Только позже.
И меня тревога оставила лишь тогда, когда мы покинули этот поселок. Ну и народ!.. Не спорю: в моем поселке стражники тоже были совсем не против положить в свой карман по мелочи, но не более того! Как говорится, знали свою норму, и не превышали ее. Но, вместе с тем, они и за порядком в поселке следили строго, да и сами вели себя куда уважительней, нареканий у жителей к ним не было, разве что так, по бытовым мелочам — как же без того! А тут… Не знаю, как у других, а вот лично у меня все это происшествие на постоялом дворе оставило неприятный осадок в душе.
Мы вновь катили по широкой дороге, и снова по обеим сторонам дороги появлялись и уходили назад небольшие поселки. Кстати, надо признать — дороги в Нерге хороши. Во всяком случае, та, по которой мы сейчас едем, заслуживает самых лучших отзывов. Ровная, чистая, хорошо мощеная, без трещин и рытвин. Чувствуется, что за ней присматривают, и вкладывают немало сил, да и средств тоже в поддержание порядка на ней. На этой дороге нам не раз встречались небольшие группы наголо обритых людей с железными полосами на шее, одетых чуть ли не в одни набедренные повязки — это рабы под присмотром надсмотрщиков заделывали на дороге выбоины от колес, собирали мусор, подтаскивали камни для ремонта… Тщательно заделывались даже небольшие выбоины.
Теперь мне понятно, кто следит за тем, чтоб дороги в Нерге были на зависть — на то имеются рабы, причем эти несчастные люди работали, почти не разгибаясь, весь день, даже в полдень, в самую жару, отвлекаясь от работы всего на миг, чтоб смахнуть со лба пот. От закованных невольников просто исходило ощущение равнодушия и безысходности, и на проезжающих мимо них людей они почти не обращали внимания. Так, лишь на шаг-другой отходили в сторону от катящих повозок, да еще старались не попасть под копыта лошадей. Впрочем, у них и не было возможности понапрасну глазеть по сторонам, или наблюдать за проезжающими — стоило кому-то из надсмотрщиков решить, что хоть один из рабов отлынивает от работы, как в дело пускались плети… Как я успела понять, жестокость по отношению к невольникам здесь была в порядке вещей.
Кроме того, не раз на нашем пути встречались караваны рабов. Кого гнали для продажи на рынки, кого уже с этих самых рынков… Люди, понуро бредущие там, были скованы, и среди них не было ни одного, на ком не было бы следов от плетей надсмотрщиков. Что тут скажешь — с невольниками здесь не церемонятся. Мне невольно то и дело приходил на ум тот караван, который в свое время остановился в нашем поселке. Теперь-то я понимаю, что Кисс был жестким, но не жестоким, хотя все равно вспоминать про то мне было неприятно. Не думаю, что, и сам Кисс испытывал иные чувства. Каждый раз, встречая на пути очередной караван, парень внешне выглядел совершенно невозмутимым, но я-то видела, что эти встречи пробуждают в нем далеко не самые лучшие воспоминания. Сам виноват, нечего было связываться с Угрем… Хотя не мне его судить. Догадываюсь, что сейчас Кисс ругает себя куда больше…
Однако, сколько же здесь невольников из самых разных стран, и почти все они — молодые люди, которым бы надо создавать свои семьи, растить детей, работать на себя, или же просто жить… Сколько же невольников сгоняют сюда из самых разных стран! Уму непостижимо… Страшно представить, сколько чужих жизней безвозвратно вбирает в себя Нерг, безжалостно перемалывая в порошок их судьбы! И длится это годами, десятилетиями, веками… Высокие Небеса, куда только их всех гонят, этих рабов? Зачем стране колдунов столько невольников? Впрочем, это не вопрос. Весь Нерг построен на подневольном труде…
