Однако в целом население оставалось в пределах исторического ядра России в концентрической орбите областей вокруг Москвы, в орбите, вытянутой к югу более, чем к северу. И там, исходя в основном из этой всецело климатически-агрокультурной ситуации, постепенно создался механизм грубых и жестоких форм создания и изъятия прибавочного продукта господствующим классом — феодалами. Именно вследствие климата и недостатка прибавочного продукта в России появилось крепостничество в самой тяжелой форме, как наиболее реальная для этого региона Европы форма функционирования феодальной собственности господствующего класса на землю. Режим же крепостничества стал возможен лишь при развитии наиболее деспотичной формы государственной власти — российского самодержавия. Вы всё поняли? Жестокий климат создал жестокую тираническую государственность и жестоких феодалов. Даже якобы великий Лев Николаевич Толстой проиграл однажды в карты деревню вместе с мужиками, бабами и детьми.
Феодалы надзирали над своими крепостными, как гуиновские хозяева зон надзирают за заключенными, по-отечески погано и жестко, строго контролировали, выявляли ленивых мужиков, отбирали у ленивых наделы, «справным» мужикам прощали недоимки, в некоторых случаях выдавали ссуды. Все это жестокое и вынужденное злодейство происходило на нашей земле на протяжении многих веков, и эта изначальная жестокость сформировала и характер русского человека, и характер русского государства.
Ограниченный объем совокупного прибавочного продукта в конечном счете обеспечивал лишь исключительно земледельческий характер страны. Ведь тогда, вспомним, никто не добывал ни нефть, ни газ, и ценности никакой они не имели. Россия экспортировала позднее свой лес и пушнину, но в небольших количествах, а завоевывала она в основном бедные земли и от завоеваний не разбогатела, в отличие от Великобритании, например, в которой к 1750 году с улиц исчезли нищие и произошла первая промышленная революция в мире, потому что британцы ограбили баснословно богатую Индию. Россия оставалась крестьянской, земледельческой страной вплоть до 30-х годов XX века, когда большевики стали осуществлять индустриализацию.
Итак, смысл этой проповеди: жестокий климат породил жестокую государственность и жестокие нравы. Климат как проклятие до сих пор довлеет над Россией и русскими. Гнать насосами воды Гольфстрима, чтобы утеплить нашу землю? Одновременно смягчить этим нравы и государственность? Есть другие выходы из-под проклятия.
Слушайте меня, я требую, чтобы вы слушали. Я расскажу вам о вас самих, и это принесет вам пользу.
Историческое ядро России, те области вокруг Москвы, в которых как в отстойнике сформировалась и развилась русская нация, земли Центральной России — суть опустошенные, измученные, угробленные земли. Они и от природы-то получили немногое, уже в Тверской области не успевают вызревать даже скороспелые сорта помидоров. Да еще русский народ похозяйничал на них за последние столетия и истощил их. Те земли, что вокруг Москвы — бетонного мегаполиса, пострадали особенно. Когда едешь в поезде, то видишь безотрадную картину даже в короткое лето: низкорослые деревья, жалкие лысоватые поля. Сосны Московской области — это карликовые деформированные уроды какие-то в сравнении с соснами близ города Красноярска, а ведь эти два города расположены практически на одной широте. Сибирские сосны — богатыри-красавцы, московские против них как рахитичные пигмеи. Поколение за поколением русские использовали земли в пределах исторического ядра, эту колыбель России, до такой степени, что они выглядят пустыней. Да и население центральных областей, если положить руку на сердце и говорить лишь правду — а только правду и следует говорить, — население изрядно устало и выродилось. Алкоголь вымел, выкосил или пригнул к земле целые регионы. Немногие полноценные и энергичные состоят в войне с многочисленными опустившимися, спившимися и выродившимися. Зрелище шатающихся и спотыкающихся в засаленных, грязных одеждах людей на запущенном пейзаже — не редкость, а правило. У многих семей, по-видимому, нет сил жить, а у некоторых нет и желания. Возможно проанализировать и найти причины вырождения населения в центральных областях России, но цель данной проповеди моей перед вами — указать вам на очевидное: и многие наши соотечественники выродились, и земли Центральной России выродились. Они и без того должны были бы разве что послужить временным убежищем для нашего народа, потому что это чрезвычайно холодные земли с жестоким климатом, но мы еще их и замучили, и затравили.
Мое предложение — пора выбираться отсюда, из исторического ядра. Куда? Сейчас поймете. Прошу вас обратить взор в недавнее прошлое. Вы помните период «освоения целинных и залежных земель»? То, что Хрущев начал освоение целинных и залежных земель, по прошествии времени смотрится куда как неглупо. Потому что освоение это удалось. Житницей России еще при советской власти стали южные Ставропольский и Краснодарский края, Алтайский край, бывшие степи Казахстана. И сегодня, когда мы смотрим, где больше всего собирают зерна, то это, оказывается, — бывшие целинные земли Алтайского края и Казахстана, т. е. новые земли. Казахстан российские якобы политики, а на самом деле худшие из возможных иуд русского народа отдали клану Назарбаева. Но там хрущевское освоение удалось. В период урожая элеваторы там ломятся от зерна. Все было правильно. Нужно было переносить земледелие на свободные земли, заодно уходя с климатически не подходящих для жизни земель на подходящие. Территории Актюбинска и Целинограда, конечно, не территории со среднегодовой температурой в +20° Цельсия, но они много более пригодны для жизни и земледелия, нежели Центральная Россия. Мы выросли из нее еще в 50-е годы. Нужно было смелее мигрировать и выселяться еще тогда. А сейчас уж и вовсе пора выселяться.
Вряд ли Хрущев знал, учитывая его уровень образования, о существовании движения ученых-евразийцев и, вероятнее всего, не читал книг основоположника евразийства как движения мысли и идеологии Николая Трубецкого (1890–1938). А ведь это Трубецкой дал определение Евразии — как расположенной как бы внутри Азии «системы леса, степи и гор». С севера система окаймлена полосой лесов, т. е. это где Южная Сибирь переходит в Великую степь, а с юга — горными хребтами, я видел снежные пики этих хребтов возвышающимися над городом Алма-Ата.
«В меридиональном направлении, т. е. с юга на север, вся эта система… пересекается системой больших рек… Внешние ее очертания характеризуются отсутствием выхода к открытому морю».
В отношении климатическом, писал Трубецкой,
«рассматриваемая область… характеризуется континентальным климатом. Все это, вместе взятое, позволяет считать ее особым материком, особой частью света, которую, в отличие от Европы и Азии, можно назвать „Евразией“». «Население этой части света неоднородно и принадлежит к различным расам».
Однако, замечает Трубецкой,
«в отношении внешнего антропологического типа лица и строения тела нет никакой разницы между великорусом и мордвином или зырянином, но от зырянина и мордвина опять-таки нет резкого перехода к черемису или вотяку: по типу волжско-камские финны (мордва, вотяки, черемисы) близко сходятся с волжскими тюрками (чувашами, татарами, мещеряками); татарский тип также постепенно переходит к типу башкир и киргизов, от которых, путем таких же постепенных переходов, приходим к типу собственно монголов, калмыков и бурят».
Поясню, что во времена Трубецкого киргизами называли и собственно киргизов, и казахов.
«Таким образом, — продолжает Трубецкой, — вся Евразия в вышеупомянутом смысле этого слова представляет собой географически и антропологически некое единое целое».
Прошу отметить это антропологически единое целое, в которое попадают и русский, и татарин, и казах, он же киргиз Трубецкого. Антропологически перечисленные народы — близкие родственники, вот что.
