– Всего доброго, Келли, спасибо за компанию. Мне нравится болтать с вами. Спокойной ночи.

…Дверь в гримерку оказалась закрытой. И никаких причитаний, никаких воплей, оглашающих окрестности, – значит, Анджей успел до Ирэн, слава Богу… Страшно подумать, что было бы, если бы Ирэн увидела тело…

Осмотревшись по сторонам, я тихонько поскреблась в нее и услышала сквозь двери приглушенный голос Анджея:

– Кого несет?

– Это я, Ева.

Спустя мгновение я была уже внутри. Братны закрыл за мной дверь и повернул ключ на два оборота. В комнате, кроме меня, его и трупа старой актрисы в кресле, оказался еще один человек – директор съемочной группы Кравчук. Только теперь я вспомнила, что вальяжный директор в недалеком прошлом был сотрудником органов. Анджею невозможно отказать в логике: профессионал Кравчук – это именно то, что ему сейчас нужно. Кравчук приехал не так давно, следы от его ботинок на полу еще не успели просохнуть. Братны наверняка поднял его с постели, но, несмотря на четвертый час утра, Кравчук, как всегда, выглядел безупречно: костюм, свежая рубашка, фантастический галстук, созданный только для променадов в оперу на юбилейное представление “Волшебной флейты”.

– Не было здесь никакой кассеты, – укоризненно встретил меня Анджей, – наша чертова кукла гримерша опять все напутала. Забыла где-нибудь в другом месте…

– Это она нашла тело? – спросил обо мне в третьем лице Кравчук.

– Да, – ответил за меня Братны.

– Хреновая ситуация, – задумчиво произнес Кравчук.

– Хреновее не придумаешь, – подтвердил Братны.

– Боюсь, придется вызывать следственную бригаду.

– Нет, – твердо сказал Братны, – нет. Мне не нужна огласка. Ты понимаешь, что это такое? Мы и так вылетели из графика, но это Бог с ним… Если начнутся тупые допросы, эти козлы развалят мне всю съемочную группу. Да еще притянут половину к уголовной ответственности. Один Вован чего стоит… Вполне может в своих гашишных мантрах принять какого-нибудь опера за покойного Бодхисатву.

Или пророка Магомета…

– О каких козлах ты говоришь? – лениво переспросил Кравчук.

– О твоих коллегах. Но дело даже не в этом… Ты же сам знаешь, приезжали парнишки из Канн, из отборочной комиссии. Я показал им часть рабочего материала, и фильм уже ждут. Если вся эта история, – он кивнул в сторону трупа, – выплывет наружу, ничего хорошего ждать не приходится.

– Дополнительная реклама тебе не помешает. – Кравчук меланхолично углубился в изучение трупа актрисы. – Люди обожают кровавые истории, особенно если это случается не с ними.

– А что будет с группой? Мне нужны именно эти ребята, Андрюша.

– Найдешь других. У нас сумасшедших полно, вся страна – один большой филиал больницы для умалишенных.

– Ты не знаешь киношников, самые суеверные люди…

– Ага, после работников крематория, – хмыкнул Кравчук.

– Если это… – Братны повел подбородком в сторону кресла с телом актрисы, – если это будет висеть на киношке, никто не согласится работать. Дурная примета. Я могу никого не найти на следующий фильм…

– А я думал, у тебя пашут самые отвязные беспредельщики… Ладно, не ной, что-нибудь придумаем… Все-таки отличная работа.

– Ты о чем? – насторожился Братны.

– Красиво замочили, я это имел в виду. Ни сантиметром выше, ни сантиметром ниже. Кто-то очень хорошо знает анатомию… Рассказывай все по порядку.

– А что рассказывать? Старуха намекнула, что хочет побыть одна. Что придет через двадцать минут, попросила всех очистить помещение.

– “Всех” – это кого? – уточнил Кравчук.

– Меня, ее, – Анджей кивнул на меня, – была еще художница.

– Та самая фря, которая норовит получить прописку в твоих штанах?

– Именно.

– Неплохая компания. – Кравчук присел на корточки и внимательно рассмотрел рукоятку под грудью актрисы:

– Очень нетипичное орудие преступления.

– Похоже на шило, – сказала я и тут же прикусила язык.

Кравчук искоса взглянул на меня. В его холодных плоских глазах мелькнули искорки интереса. За все время работы мы ни разу не сталкивались с ним, теперь же, находясь рядом, я поняла, что этот человек может быть по-настоящему опасен, когда захочет.

– Правильно. Это шило. Судя по всему, очень длинное и специально заточенное. Наш анатом – или анатомичка, – и снова быстрый взгляд на меня, – довольно экстравагантные люди.

– Вряд ли это была женщина, – осторожно подбирая слова, сказала я.

– Как вас зовут, запамятовал…

– Ева, – снова ответил за меня Братны.

– Ты думаешь, это ее настоящее имя? – насмешливо спросил Кравчук, и я вздрогнула. – Звучит как вызов роду человеческому… Ладно, Ева так Ева… Так почему это не может быть женщина, Ева?

– Женщина слишком традиционна по природе, слишком консервативна. Она не будет убивать шилом, если это только не самозащита и шило – единственный предмет, который оказался под рукой. Мне так кажется…

– А если она – дочь сапожника? – развеселился Кравчук.

– Пожалуй, ваши реплики стоят того, чтобы их записать и использовать в каком-нибудь сценарии, – поддержал его сумасшедший Братны.

Все происходящее казалось мне кадрами из черной комедии, полная ирреальность, не хватало еще удариться в классификацию жанров, если бы… Если бы не труп старухи в двух метрах от меня. Неужели они не понимают серьезности происходящего, неужели я сама не понимаю серьезности происходящего?.. Неужели со мной произошло то же, что и со всеми, – и Братны втянул меня в безумный мир своих кинематографических фантазий, где целлулоидные кости персонажей обтянуты такой же целлулоидной плотью? И специально заточенное шило протыкает не сердце, а кусок негодной вирированной пленки?..

– Еще успеешь записать, – подвел черту Кравчук. – Ты окончательно решил не привлекать доблестные органы к этой истории?

– Похоже на то. У меня просто нет другого выхода. Да и у тебя тоже. – Анджей обезоруживающе улыбнулся:

– Огласка не нужна ни тебе, ни мне. Как образцовому директору, разумеется…

И эта ничего не значащая, невинная фраза неожиданно пробила брешь в бесстрастных глазах Кравчука: в темной проруби зрачка метнулся страх. Или это мне только показалось?..

– И не боишься? – после долгой паузы спросил он: вопрос и угроза одновременно.

– Я уже давно ничего не боюсь, и это единственное, что меня пугает. – Братны продолжал улыбаться.

– Именно так говорила моя первая жена…

– Что, плохо кончила?

– Напротив, добилась больших успехов. Сидит теперь в дирекции РТР. Бесплатные телефонные разговоры с Литтл-Роком, штат Арканзас. У нее там сестра живет… Контрамарка в Большой театр, аккредитация на Московский международный фестиваль и двухнедельный отдых в Арабских Эмиратах ежегодно. За счет редакции информационных программ. Это помимо загранкомандировок.

– Вот видишь, как все хорошо складывается для тех, кто не боится.

– Ладно, – смягчился Кравчук, – но есть один маленький нюанс.

– Какой?

– Твоя ассистентка.

– Она тоже будет молчать. – Анджей даже не смотрел в мою сторону. И снова они говорили обо мне в третьем лице.

– Ты уверен?

– Я всегда уверен в своих людях. Особенно тех, которые могут вытащить у тебя из кармана любую вещь, даже не приближаясь к тебе. – Братны все еще держал меня за карманницу-виртуозку, не лишенную творческой жилки и не выдающую профессиональных секретов. А он так надеялся заполучить их…

Кравчук сразу же потерял ко мне интерес и принялся внимательно рассматривать гримерку. Потертый диванчик, пара стульев, вешалка, столик с зеркалами, несколько киноплакатов на стенах: “Калина красная”, “Москва слезам не верит” и “Убийство в Восточном экспрессе” – неплохой постскриптум для сегодняшней ночи.

В дверь настойчиво постучали, и дверная ручка задергалась, как сумасшедшая:

– Это я, Ирэн! Откройте.

Кравчук приложил палец к губам. Мы замерли.

– Мне только кассету взять, – не унималась Ирэн, – откройте.