– Вот, позвони ему, он завтра готов с тобой поговорить.

На визитке был выдавлен золоченый вензель компании. Они будут строить новые дома!

Мать медленно-медленно взяла визитку, мелькнул между пальцами золоченый вензель.

– Как же вы мне все надоели, – прошептала она. Плотная бумага рвалась с хрустом. – И передай своему отцу, что он мне надоел особенно.

Это было… было… как будто летишь с горки в аквапарке и кажется, что под тобой ничего нет, и удар о воду неминуемо смертелен.

Неожиданно. И очень обидно.

Саша попятилась. Надо молчать, молчать! Нельзя говорить!

– Ты мне тоже! Тоже надоела! – вскрикнула она. – И отец – не мой! Он наш! И разбирайтесь с ним сами!

От крика заплакала Варвара. Но Саша пролетела мимо ее комнаты, заскочила к себе, захлопнула дверь.

Это нечестно! Нечестно! Так нельзя! Они с Тимкой столько сделали, так старались. Они весь день таскали за собой несчастную Варвару. Еще Сеня со своей задачей, которую решил Тьма.

Тьма!

Саша присела к компьютеру. Руки не слушались. В них поселилась странная дрожь. Еще и с дыханием что-то творилось. Вдыхать получалось урывками. Разболелась голова, захотелось постучаться ею о клавиатуру.

«Ну, ну, – ответил Тьма. – Не драматизируй. И давай уже к выходу ближе».

Саша забегала по комнате. Сняла платье. Оно ей перестало нравиться. Несчастное, несчастное платье! Джинсы – наше все.

К школе запаздывала. Подбегала – пусто. И вдруг издалека, по аллее…

В фильмах в этом месте звучит музыка, что-нибудь возвышенное, со скрипкой.

Тьма был все такой же. Мрачный, черный, шагал степенно, смотрел исподлобья. А в руках… в руках он нес Тедди. За лапу. Мишка болтался, чудом не задевая асфальта. И так хотелось его обнять. Не Тьму, Тедди.

Саша подхватилась бежать к нему, потому что столько горя за сегодня накопилось, столько несчастий.

Тьма сделал жест рукой, веля остановиться. Потому что он шел, но пока шел не к ней. Куда-то мимо. И мишка все махал и махал свободной лапой.

От школьных ступеней отделилась фигура. Кто-то маленький и серенький. Невзрачное личико, волосы собраны в хвостик, черненькое линялое пальто.

Тедди последний раз махнул Саше лапой и исчез.

О чем-то они говорили. Хлопала дверь школы. Заканчивались курсы, дополнительные, народ осенними листьями осыпался по ступенькам, исчезал, перегнивал.

Это было ужасно, неправильно и невозможно.

Толпой прошли малыши. Они стерли неправильную картинку. У школы больше никто не стоял. Невзрачная уходила, прижимая Тедди к себе. На каждом шаге лапы болтались. Тьма шел рядом с ней мягкой походкой борца. И так хотелось бросить ему что-нибудь в спину. Показалось, что достает и бросает. Но в голове что-то зазвенело. Мир осыпался черными мягкими шариками. Они запрыгали, захохотали. От школьного крыльца тенью метнулся черный силуэт. Побежал за ушедшими и скрылся за углом.

Рядом непонятно как оказалась Светка. Сначала обнаружилась ее рука. Узкая ладошка подсунулась под Сашин локоть. Потом пришли слова. Светка уже давно что-то говорила, но в голове звенело. И в этот звон вплетался голос.

– Зачем он тебе нужен? Такое ощущение, что ты его вообще не видишь и принимаешь за принца. Это же Велес! Тимофей! Это исчадие ада. Это ужас, который всегда с нашим классом. Помнишь, как мы его доводили в первом? Целый день ходили за ним, а он потом расплакался и убежал домой? А ты видела, как он бегает? Так пингвины бегают! А как он сопит? Да он вообще толстый! По ночам небось гамбургеры жрет в три горла. И руки у него потные.

– Руки?

Саша пыталась вспомнить. Но с головой что-то сделалось. Там стояла звенящая пустота. При слове «Тьма» никакого образа не возникало. У него разве есть руки? Наверное, есть. Он же человек. Но какие? Худые, пухлые, суставы выпирают? Или их не видно.

– Да ты что! Все давно знают, что он за этой Арианой ходит. Бледная моль, а не человек. В классе над ней смеются. Сошлись – мышь и гора. Мы же тебе говорили, с ним рядом даже стоять нельзя. А ты все твердила, что он интересный. Эй, проснись!

Они вновь сидели у Светки на полу. И та же скатерть была, и те же чашки, в вазе «Юбилейное» печенье.

– Ты что, правда, влюбилась? В Велеса? Ты шутишь!

– Да не влюблялся в него никто. Я думала, он меня любит.

Света скривилась. Изобразила всезнающую мойру, закатила глаза.

– Если рядом ходит – это ничего не значит. С нами рядом весь класс ходит. Что же, мне теперь Сардака в свои парни записывать? Только потому, что я с ним на физре в паре стояла?

Светка грохнулась на диван, изображая глубокий обморок. Смотреть на это не хотелось. Подумаешь, Сардак! Вадик настолько тупой, что даже идти рядом с кем-нибудь не успевает. Какая уж тут любовь?

Светка все еще являла смерть.

– Я думала, он мишку мне покупает, – пожаловалась Саша. От резкого движения чаинки в чашке взбаламутились. Взгляд невольно следил за особенно отчаянной. Она цеплялась за стенки, медленно сползая на дно.

– Ну, ты совсем глупая! – ожила Светка. – Кто ж при тебе тебе же будет подарки покупать? Так никто не делает.

– Отец так всегда делал. – Все, чаинка смешалась с другими.

– И что твой отец? Они еще не развелись?

Бздынь.

Чашка выпала из рук, грохнулась о вазу. Печенье впитало горячую воду, некрасиво разбухло, изломалось. Осколки затанцевали между блюдец. Ковер потемнел, напыжился.

– Ламинат! – подпрыгнула Светка. – Он вздуется.

Белые салфетки уродливо комкались, засовывались под ковер. Вторая чашка опрокинулась. Крутанулась ваза, показывая свежую трещину.

– Ну что ты такая! – всплеснула руками Светка.

– Какая?

Слезы были. Они жгли переносицу, но плакать при Светке не хотелось. Ей все было так любопытно, в глазах полыхало столько азарта.

– Обмороженная, – рассерженно буркнула Света и стала тереть пол с удвоенной силой.

Напомнил о себе телефон.

– Ты задачу решила? – строго спросил Сенька.

– Пять и десять, – пробормотала Саша. – Ты дома?

– Тренер сказал, что я в любом случае послезавтра поеду, они уже мою карту составили. Мне чемодан нужен.

Фоном гудело и звенело, слышался смех.

– Принеси мне что-нибудь, – попросила Саша. Хотелось, чтобы кто-нибудь что-нибудь сделал для нее. Чтобы пожалели.

– Гамбургер?

– Что-нибудь.

– А ты чего на дополнительные по алгебре не ходишь? – вдруг спросила Светка.

Все лужи были вытерты, ковер вздыблен на просушку. Осколки сиротливой кучкой ждали своей участи.

– С чего ты взяла, что мои родители разводятся?

– Ну, не знаю. – Светка брякнула мокрой тряпкой о ведро. Предусмотрительно переоделась в халатик и даже резиновые перчатки натянула. Зеленый халатик, розовые перчатки. – Я бы на месте твоей матери давно завела себе любовника.

Дрень-брень, – посыпались смс.

Два новых платья, внезапные пропадания. И с отцом не хочет говорить.

Вновь показалось, что кто-то черный прошел по стене. С легким шуршанием. Так бывает, когда рукой проводят по обоям.

Саша вздрогнула. Это уже было похоже на сумасшествие.

– И тебе – советую, – авторитетно заявила Светка.

– Что? – испугалась Саша. Если Варчук берется за дело, то одними советами не отделаешься.

Светка захихикала, вздергивая плечи и клоня голову. Она хихикала долго, с удовольствием, явно что-то себе представляя. Упавшая на глаза челка мешала. Она взбивала ее пальцами. Саше пришлось вспоминать, о чем они только что говорили. Про любовь, про мишку, про родителей. Светка посоветовала ее маме завести любовника. И ей тоже.

– Парня завести. Хватит портить свою репутацию Велесом!

Саша неожиданно для себя покраснела. Сразу стало жарко. Прикасаться к щеке страшно – обожжешься. А в голове так и крутилось – кто? В кого влюбиться? Свои – все маленькие и глупые. Может, взять из старшаков? Вон они какие там все… большие. То есть – взрослые. В прошлом году нынешний десятый, прошлый девятый, шумел. У них как раз были всякие влюбленности. Говорят, из окон прыгали и раковины взрывали. А еще дрались. Одного парня потом в больницу положили. А другого выгнали. Горячий был год у тогдашних девятых. А они живут тихо. Учатся. Как будто и не девятый совсем.