Глава 4. Арест Ягоды

 1937-й начался как год А. С. Пушкина, и в этом обнаруживается некая мистическая символика. Подлый заговор, устроенный пришельцем из чужой земли - французским поручиком Дантесом, приемным сыном голландского посланника в Петербурге Геккерена, - оскорбил честь поэта. На письмо Пушкина от 26 января Геккерену француз Д'Аршиак принес ответ. Не читая его, поэт принял вызов, сделанный бароном от имени приемного сына. 27 января на дуэли Александр Сергеевич был ранен, пуля убийцы проникла в живот, и 29 января (10 февраля), в 14.45, скончался.

Дату гибели гения русской поэзии страна отмечала с почтительным благоговением. Торжественное заседание, посвященное 100-летию со дня смерти великого русского поэта, состоялось в Большом театре 10 февраля. На собрании выступали академики, писатели, артисты и даже специально приехавший из Америки знаменитый певец Поль Робсон. Памяти Александра Сергеевича была по­священа и сессия АН СССР, прошедшая с 13 по 15 февраля, а на следующий день в Государственном Историческом музее начала работу Всесоюзная пушкинская выставка. Еще накануне распахнул свои двери Дом актера, ставший центром Всесоюзного театрального общества. 100-летию со дня смерти поэта был посвящен и пленум правления Союза советских писателей, открывшийся в Москве 22 февраля.

Документы свидетельствуют, что в начале 1937 года Сталин не намеревался разворачивать в стране чистку. Он понимал: после принятия новой Конституции страна нуждалась в успокоении. Порядок, спокойствие и стабильность - вот что требовалось народу. О желании усмирить партийных радикалов свидетельствует шифрограмма № 185/ш от 13 февраля 1937 года, отправленная Сталиным «секретарям крайкомов, обкомов, ЦК нацкомпартий, начальникам УНКВД». В ней говорилось:

«По имеющимся в ЦК материалам некоторые секретари обкомов и крайкомов, видимо, желая освободиться от нареканий, очень охотно дают органам НКВД согласие на арест отдельных руководителей, директоров, технических директоров, инженеров и техников, конструкторов промышленности, транспорта и других отраслей. ЦК напоминает, что ни секретарь обкома или крайкома, ни секретарь ЦК нацкомпартии, ни тем более другие партийно-советские руководители на местах не имеют права давать согласие на такие аресты. ЦК ВКП(б) обязывает Вас руководствоваться давно установленным ЦК правилом, обязательным как для парт. сов. организаций на местах, так и для органов НКВД, в силу которого руководители, директора, технические директора, инженеры, техники и конструктора могут арестовываться лишь с согласия соответствующего наркома, причем, в случае несогласия сторон насчет ареста или не ареста того или иного лица, стороны могут обращаться в ЦК ВКП(б) за разрешением вопроса»[30].

В атмосфере общей приподнятой торжественности на следующий день после открытия съезда писателей начал работу Пленум ЦК ВКП(б), продолжавшийся по 5 марта. Одним из основных вопросов повестки дня стала тема о предстоявших выборах в партийных организациях страны, но значительно больше времени заняли дебаты о работе Наркомата внутренних дел. Николай Ежов, назначенный наркомом в ноябре 1936 года, сделал доклад о делах, расследованных органами госбезопасности в 1936 году.

Но только после рассекречивания в конце XX века материалов Пленума стало известно, что он сделал еще один доклад, в котором подверг критике работу аппарата сво­его предшественника. Все свидетельствовало о совершенно неудовлетворительной кадровой, агентурной и контрразведывательной деятельности системы госбезопасности. При обсуждении темы бывший глава НКВД Ягода в целом признал критику, но одновременно пытался переложить вину за провал работы руководимого им ведомства на обстоятельства. Однако это не нашло поддержки со стороны его сотрудников. Да и не только их.

С критики бывшего наркома начал выступление вы­шедший на трибуну на утреннем заседании 3 марта секретарь (с 1934 г.) Северо-Кавказского обкома ВКП(б) Ефим Евдокимов: «Здесь выступил Ягода. Как воспринимается его речь? Как гнилая, непартийная речь. Он говорит: «Я, видите ли, виноват, опоздал раскрыть эти дела - и вот жертвы». О каких жертвах говоришь? Эти люди, о которых говорили здесь по первому вопросу, - они жертвы, о них сожалеешь? Об одном надо жалеть, что поздно раскрыли их контрреволюционные дела и что потеряли С. М. Кирова. Вот о чем нам нужно жалеть. Не так нужно было выступать, т. Ягода. Нужно было сказать нам о том, как ты руководил органами НКВД, как и почему получились провалы в работе органов НКВД, а не изображать из себя ягненка. Знаем мы, что ты не ягненок. При чем тут разговоры об органах НКВД как о какой-то замкнутой организации и что они-де варились в собственном соку и прочее?»[31]

Чекистское ведомство Евдокимов знал не понаслышке. Он начал работу на руководящих постах в ГПУ-ОГПУ после Гражданской войны и даже был начальником Секретно-политического отдела. Поэтому он остановился на методах борьбы с диверсиями в предшествовавшие годы: «Вы помните 1926–27 годы. В нашей стране на ряде крупных предприятий прошла полоса пожаров и аварий. Естественно, что мы, чекисты, задумались, как, каким способом повести борьбу, как нащупать врага. В Москве в 1927 г. ... в ОГПУ было совещание полномочных представителей ОГПУ, на котором был поставлен доклад на тему «Борьба с диверсиями».

...Соображение, которое я выдвинул в то время, что в качестве действующих на нашей территории диверсантов являются ни только посланные из-за рубежа специальные агенты (как бы слабо тогда не охранялась граница, но мы много брали шпионов, и не так-то свободно было гулять через границу), очевидно, полагал я, основные кадры диверсантов имеются внутри страны и сидят у нас непосредственно на предприятиях.

...Они действуют, говорил я, не торпедами, не плавающими минами, а и фугасами. Так что диверсантов нужно искать среди людей, работающих на наших предприятиях. (...) К этому времени... мы произвели разоружение на Северном Кавказе, Чечне и Дагестане и добивали остатки бандитских шаек. В этот период в стране восстанавливалось хозяйство, промышленность. Враг вначале не верил, что мы с этим делом справимся, но потом видит, что дела у нас идут успешно, он все свое понимание в борьбе с Советами сейчас же переключает на хозяйство. Борьба с бандитизмом отвлекала наше внимание от охраны промышленности. (...)

Когда я вернулся на Северный Кавказ... из Москвы, я собрал чекистов и поставил задачу... Нам нужно покрепче заняться изучением всех наших промышленных предприятий, особенно тех, где аварии происходят. (...) Когда мы занялись предприятиями, натолкнулись первым делом на срыв работы на предприятиях цветной промышленности - Кавцинке, на Садонских рудниках. (...) В 1927 г. - это совпало как раз с нотой Керзона - начались неполадки...

Одновременно по Осетии пошел хабар, что скоро Советская власть падет, придут англичане и прочие. (Голоса с мест: Что такое «хабар»?) Слово «хабар» у горских народов Северного Кавказа означает то же, что и в Средней Азии «узун кулак» - слухи. Факты, имевшие место на предприятиях Кавцинка, в связи с осетинским хабаром говорили нам о наличии контрреволюционной организации. Среди работников этих предприятий обнаруживаем чуждых и враждебных людей, связанных с эмигрантскими кругами за границей, в том числе и в Польше. Провели аресты. Среди арестованных оказались бывшие офицеры, жены расстрелянных и прочие».

Таким образом, проблема диверсионной деятельности на Северном Кавказе, руководимой из-за границы, возникла в России не в 90-е годы XX века, но то, что она была менее эффективной, чем в наше время, объяснялось не ограниченностью врагов Советской власти, а несовершенством средств для осуществления диверсионных и террористических актов. Говоря о кадровой политике в НКВД, Евдокимов пояснял: «Именно он, Ягода, культивировал ведомственную замкнутость в аппарате. Именно он, Ягода, производил специфический подбор людей.