– «Скорая помощь» уже в пути, – заметил Ник. В самом деле, вдалеке, у подножия холма, уже раздавался надрывный вой сирены.

– Отмени вызов, – попросила Марла и умоляюще прикоснулась к его руке. – Пожалуйста.

– Хорошо, я сама с ними поговорю, – вмешалась Юджиния. – И позвоню Алексу, чтобы он приехал за тобой в клинику. Я уверена, Фил возражать не станет. – Она покосилась на испачканный ковер. – А пока тебя не будет, мы здесь приберем.

Марла никак не ожидала, что свекровь встанет на ее сторону, но сейчас она была благодарна за любую поддержку.

Юджиния повернулась к сыну.

– Ник, ты отвезешь Марлу в клинику. Я позвоню Алексу, и он вас там встретит. Прошу тебя, раз в жизни обойдись без споров.

– Согласна? – обернулся Ник к Марле.

– Да.

– Отлично. Вот и договорились.

Юджиния бросила на Тома взгляд, словно говорящий: «Хочешь возразить – попробуй!» Том промолчал. Юджиния Достала из кармана связку ключей и отперла дверь в комнату сына. Через некоторое время из-за приоткрытой двери послышался ее голос.

– Видишь, все вышло по-твоему, – заметил Ник. Почудилось ли ей – или в самом деле в глазах у него мелькнул проблеск нежности и сострадания?

– Подожди секунду, я попробую привести себя в приличный вид.

«Если удастся. Господи, до чего же мне паршиво!»

На подгибающихся ногах Марла вернулась в спальню. Поморщилась при виде осколков стекла на ковре и прошла прямо в ванную. Морщась, плеснула себе в лицо холодной водой, прополоскала рот, затем разделась и торопливо обтерлась мокрой губкой.

Вой сирены сделался громче, затем стих. В животе еще чувствовалась тяжесть, и рот горел, но Марла чувствовала, что тошнить ее больше не будет. Натянув спортивный костюм, она взглянула на себя в зеркало. М-да... А, кому какое дело! Все, чего она хочет, – как можно скорее покончить с этим неприятным делом.

В холле ее ждал Ник. Один – слуги разошлись.

– А «Скорая»? – спросила она, с трудом двигая челюстью.

– Я ее отослал. Бригаде это не понравилось.

– А мне, думаешь, понравилось? – огрызнулась она.

– Поехали.

– Подожди секунду.

Марла заглянула к Сисси. Дочь лежала на кровати, уставившись в потолок и судорожно вцепившись в потрепанного плюшевого львенка.

– Как ты? – с трудом шевеля непослушным языком, спросила Марла.

– А ты как думаешь? Чудесно. Просто класс. – Она всхлипнула и часто-часто заморгала, борясь со слезами.

– Я серьезно.

– Плохо. Очень плохо. Довольна? Ты это хотела услышать?

Подбородок ее задрожал. Марла перевела взгляд на туалетный столик, где все еще краснели пятна лака.

– Почему ты не можешь быть такой, как раньше? До беременности. Как только ты забеременела, так сразу началась вся эта фигня! А до этого... – Она осеклась и захлопнула рот, словно сказала лишнее. – Я просто хочу, чтобы ты снова стала прежней.

У Марлы сжалось сердце, и на глаза навернулись слезы.

– Поверь, Сисси, я стараюсь.

– Да ладно! – Сисси всхлипнула и крепче прижала к себе львенка. Из-под зажмуренных век потекли слезы.

Марла двинулась было к кровати, но Сисси тут же открыла глаза и прошипела сердито:

– Мам, оставь меня в покое, а?

– Милая, прошу тебя...

– Не надо, мам. Просто... – Тыльной стороной ладони она смахнула слезы. На щеках остались потеки туши. – Просто уйди.

Но Марла не ушла. Не могла. Только не сейчас, когда трещина между ними с каждым мигом становится шире. Она села рядом, откинула со лба дочери растрепанные волосы. Сисси упрямо смотрела в окно, где гнулись под ветром темные силуэты елей. В ответ на ласку матери она упрямо и презрительно дернула плечом.

– Знаю, – тихо заговорила Марла, думая о Нике, который ждет ее на пороге, – тебе сейчас очень тяжело. Всем нам тяжело. И тебе. И мне. И папе. Но, милая, я очень стараюсь, и скоро мне обязательно станет лучше. Я уже кое-что вспоминаю. Сегодня, например, вспомнила, как рожала Джеймса.

Сисси застыла.

– Правда? – спросила она, сжимая львенка и упорно глядя в окно.

– Правда.

– А я? Меня ты не помнишь? Я ведь родилась первой! – Сердитые золотистые глаза уставились на нее, словно обвиняя во лжи.

Марла почувствовала укол вины и хотела солгать, но поняла, что не стоит. Только хуже будет. Сисси умеет распознавать ложь.

– Пока нет.

Сисси зло фыркнула. Губы ее скривились в едкой, горькой улыбке.

– Наверно, и не вспомнишь. Никогда.

– Конечно, вспомню. Дай мне время.

Марла погладила дочь по щеке, но девочка дернулась, словно обжегшись.

– Ты сегодня ко мне ворвалась, как ненормальная. Как будто привидение увидела. Напугала меняло смерти.

– Милая...

– А потом... – дрожащим голосом продолжала Сисси, – потом я выхожу и вижу, что ты катаешься по полу и кричишь не своим голосом и... – голос ее дрогнул и сломался.

У Марлы сердце кровью обливалось. Она хотела сжать дочь в объятиях, поклясться, что никогда ее не отпустит, но стоило ей дотронуться до ее руки, как Сисси вздрогнула и отодвинулась. Тяжело вздохнув, Марла поднялась на ноги. Так она ничего не добьется. Что бы она ни делала, становится только хуже.

Ник ждал ее, прислонившись к двери плечом. Увидев Марлу, он отступил на шаг.

– Она меня ненавидит, – прошептала Марла, входя вместе с ним в лифт.

– Многие подростки ведут себя с матерями так, словно их ненавидят.

Он нажал кнопку первого этажа.

– Нет, дело не только в этом.

– Сейчас тебе об этом беспокоиться не стоит.

Он приподнял ее голову за подбородок и заглянул ей в глаза.

– Думаешь, есть более важные проблемы?

– Прежде всего тебе надо все вспомнить.

– Поверь, ничего я так не хочу, как этого.

Он перевел взгляд на ее израненные губы, и Марле вдруг почудилось, что сейчас он ее поцелует. Воздух в кабине сгустился; стало трудно дышать. Но в следующий миг двери отворились, и Ник убрал руку.

В фойе, перебирая костлявыми пальцами жемчужное ожерелье, стояла Юджиния. Она перевела взгляд с невестки на сына, и уголки губ ее недовольно опустились.

– Я вызвала Ларса. Он вас отвезет.

– Я сам справлюсь, – ответил Ник, подавая Марле плащ из стенного шкафа.

– Но он уже разогрел машину и...

– Я сказал, сам справлюсь, – отрезал Ник.

Ник помог Марле надеть плащ, накинул свою потрепанную куртку и, держа Марлу под локоть, вывел ее из дома по кирпичной дорожке к подъезду, где стоял его старенький «Додж». Выглядел автомобиль так, словно находился при последнем издыхании: наверняка, подумала Марла, у него протекает бак – и хорошо, если только это!

– Почему ты так живешь? – спросила она. – Почему ты изгой?

Он криво усмехнулся в ответ:

– Потому что так хочу.

Он помог ей сесть на пассажирское сиденье и сам уселся за руль. Запыхтел изношенный мотор, и «Додж» тронулся с места.

– Тебе это нравится?

– Очень.

– Почему?

Он притормозил у кодового замка, нажал серию цифр, и электронные ворота бесшумно распахнулись.

– Не люблю проторенных путей.

– Паршивая овца? Волк-одиночка? Или медведь-шатун?

– Называй как хочешь, – пожал плечами Ник. – Я никогда об этом не думал. Просто поступал так, как хочу. – Он бросил на нее быстрый взгляд. – Почему-то людей это бесит.

– Представляю.

Ветровое стекло быстро затуманилось, отгородив тесную – слишком тесную – кабину от остального мира.

– Как ты себя чувствуешь?

– Как в аду. И не говори, что выгляжу еще хуже. Сама знаю.

Марла обернулась через плечо. У ярко освещенного окна гостиной виднелся темный силуэт Юджинии. Выше, в окне Сисси, тоже горел свет, но самой ее было не видно. Девочка не потрудилась встать и проводить мать взглядом. Неудивительно. Для их отношений затрепанное слово «натянутые» не подходит – слишком мягко. Что же она за мать? Почему не помнит ребенка, который четырнадцать лет был частью ее жизни?

Марла вздохнула, прислонившись головой к стеклу. Она устала, переволновалась, у нее все болело – сильнее всего, челюсти, – и еще она снова оказалась наедине с Ником. Близко к нему. Слишком близко. Бедро его, обтянутое джинсами, почти касалось ее бедра.