– Так ты поговоришь с Алексом?

– Ладно.

– Вот и отлично. Спасибо тебе. Знаешь, пути господни неисповедимы.

– Да, слыхал, – уже не сдерживая иронию, отозвался Ник, коротко распрощался и повесил трубку.

Он взял со стола грязный стакан и отнес в раковину. Крутой потрусил за ним.

– Я вернусь, – еще раз пообещал Ник и, вскинув сумку на плечо, двинулся к черному ходу.

Проверив, что у пса есть еда, питье и подстилка в углу веранды, он запер дверь и спустился к машине. Крутой захромал следом, но Ник покачал головой.

– В другой раз, приятель.

Он почесал собаку за ушами. Одно ухо было разорвано: должно быть, этой отметиной наградил Крутого тот же, кто оторвал ему пол-лапы, искусал до полусмерти и бросил на дороге, по которой случилось проезжать Нику. «Видимо, подрался с енотом или с другой собакой», – сказал ветеринар. Крутой потерял лапу, сохранил ухо и обрел новый дом. Двое потрепанных жизнью одиночек прекрасно друг с другом поладили.

– Береги себя, – сказал собаке Ник, сел в машину и завел мотор. На горизонте клубились низкие тучи. Очень под стать его настроению.

Вспомнилась Чериз и ее новообретенная вера. Пожалуй, ему самому не помешала бы сейчас надежда на помощь всевышнего. В зеркале заднего вида Ник поймал отражение Крутого: пестрый пес сидел на крыльце и смотрел ему вслед. Сейчас Ник чувствовал, что покидает свою единственную настоящую семью.

—Черт! – выругался Ник сквозь зубы и прибавил скорость.

Проселок выведет его на шоссе, а шоссе – на федеральную дорогу. И вперед, на юг. В Сан-Франциско. К Марле.

Голоса. Несколько приглушенных голосов. Кажется, уже ей знакомых. Очень хотелось спать, в мозгу тяжело ворочались неповоротливые мысли, но Марла упрямо боролась с забытьем и заставляла себя бодрствовать.

– Да, обещал приехать. Но мне пришлось с ним повозиться! – говорил Алекс.

«Кто? Кто обещал приехать?»

Алекс рассмеялся каким-то натужным смешком.

– Как выглядит? Хреново. Этакое дитя природы: выцветшие джинсы, потертая куртка, всклокоченные волосы. Не брился, наверно, с неделю. Он как раз ловил рыбу или крабов – не знаю уж, кого; только шлялся по морю на лодке, в которой – по крайней мере, с виду – дыр не меньше, чем в решете.

– Но он все-таки приедет, – вернула сына к теме разговора Юджиния.

Значит, свекровь тоже здесь.

– Сказал, что приедет. А что будет – кто знает? На него никогда нельзя было положиться.

– Ты был у него дома?

– Заезжал, но его там не оказалось. Я поймал его в гавани – если эту дыру можно назвать гаванью.

Снова натянутый смешок.

– Зачем же ты его позвал? – поинтересовалась Сисси. Так Марла узнала, что здесь и ее дочь. – Зачем, если ты его терпеть не можешь?

– Терпеть не могу? Что ты, милая! Просто не одобряю.

– Тогда какая тебе разница, где он живет и что делает? «Хороший вопрос»

подумалось Марле.

Глубокий, сладкий, соблазнительный сон уже тянул ее к себе под крылышко... но что-то ее насторожило. Должно быть, напряженное молчание, которым отец и бабушка встретили вопрос девочки.

– Почему вы так не любите о нем говорить? – спросила наконец Сисси. – Как будто его имя – это слово из трех букв или что-нибудь в этом роде.

– Оно в самом деле из трех букв, – усмехнулся Алекс.

– А твое – из пяти, – пробормотала Сисси себе под мое, недостаточно громко.

– Здесь и говорить не о чем, – глубоко вздохнув, иступила Юджиния. – Просто... видишь ли, не во всех семьях братья ладят друг с другом.

– Как дедушка и его брат?

– Да, как Сэмюэл и Фентон, – сухо ответила Юджиния. – И их дети. Чериз и Монтгомери, или Монти, как он сам себя называет.

– Почему они больше не наша семья?

– Потому что сами не захотели принадлежать к семье.

Сисси недоверчиво хмыкнула, затем сказала:

– А дядя Монти звонил на днях. Спрашивал папу.

– И я с ним поговорил, – вставил Алекс.

В голосе его при упоминании о кузене послышались странные нотки – то ли сердитые, то ли тревожные – Марла не поняла. Впрочем, она пока очень многого не понимала... не помнила. Выслушивание чужих разговоров, размышление над ними и упорные попытки пошевелиться отнимали все силы; она почувствовала, что снова уплывает в страну сна.

– Так что же Ник?

Да, они говорят о Нике, брате, который не окончил колледж или что-то в этом роде, но, боже, отчего такая тяжесть в голове, откуда эта глухая стена, не пропускающая ни одного воспоминания?

– А дядя Ник тоже не хочет быть с нами одной семьей? – донесся откуда-то издалека голос Сисси. Как видно, девочка так легко не сдавалась.

– Милая моя, ты не поймешь. – заговорила Юджиния.

– А ты попробуй объяснить.

Молчание. Марла представила, как Алекс с Юджинией обмениваются взглядами, молчаливо решая, какая доля семейных «скелетов в шкафу» подлежит огласке.

– Хорошо, Сисси, – мягко заговорила Юджиния. – Я объясню, зачем мы пригласили дядю Ника. Во времена тяжелых испытаний – таких, как это несчастье с твоей мамой, – родные должны собираться вместе и поддерживать друг друга. Знаешь, как в старые времена, когда переселенцам в прериях угрожала какая-нибудь опасность, они собирались вместе, окружали кольцом свои фургоны и дружно защищались?

– А кто опасность?

– Опасность – это не «кто», а «что», – поправила бабушка. – Можно подумать, в школах отменили родной язык.

– Хорошо, – вздохнула девочка. – Что за опасность? Кто враг? О чем ты вообще говоришь? Ерунда какая-то! Я хочу одного: чтобы мама очнулась и стала такой, как раньше. И... и чтобы она выглядела так, как прежде. – Голос ее задрожал. – Вы посмотрите на нее, она же на себя не похожа!

Сисси шмыгнула носом. У Марлы сжалось сердце: если бы она могла сказать дочери хоть что-нибудь в утешение! Но язык ей не повинуется и она так устала.

– Бабушка, я ничего не понимаю! Мне кажется... такое впечатление, как будто вы с папой чего-то боитесь. Или кого-то.

Алекс понял, что пора вмешаться.

– Милая, мы просто беспокоимся о маме. Вот и все. Но с ней все будет хорошо. Я говорил с доктором Робертсоном, он сказал, что надо подождать.

До сих пор, что бы ни говорил Алекс, Марла слышала в его голосе жесткие, повелительные нотки; но теперь, обращаясь к дочери, он говорил удивительно мягко и ласково.

– И никаких врагов у нас нет. Бабушка просто привела сравнение. Послушай, внизу, кажется, стоит автомат с газированной водой. Сбегай купи себе колы или чего-нибудь еще.

Марла почувствовала симпатию к незнакомцу, называющему себя ее мужем. Но Сисси, как видно, не поддавалась на ласковый тон.

– Я же вижу, вы что-то от меня скрываете! Это из-за той погибшей женщины, правда? Этой Пэм, которая умерла, и теперь маму могут обвинить в убийстве? Поэтому здесь все время крутятся полицейские?

Тревога на миг прояснила рассудок Марлы. «Обвинить в убийстве? Господи, это еще что значит?»

– Не в убийстве. В преступной неосторожности, – пояснил Алекс.

Девочка, видимо, была не удовлетворена его ответом, н он продолжил:

– Милая, детектив Патерно просто хочет выяснить, что произошло. Это был несчастный случай. Памелу никто не убивал – она погибла по трагической случайности. Маме становится лучше. Она выздоровеет, вернется домой, полицейские ее расспросят, и, думаю, на этом все и кончится.

– Если ничего такого страшного не случилось, зачем же ехать за дядей Ником?

– Ты опять о нем? – рявкнул Алекс, но тут же взял себя в руки. – Ладно, а теперь... – Металлическое звяканье – ключи или монеты. – Сбегай-ка вниз, в кафетерий, и принеси нам с бабушкой по банке газированной воды. «Слайс», или «Спрайт», или что у них там есть. И себе возьми.

Снова звон мелочи.

Марла ожидала новых возражений, но на этот раз Сисси не стала упрямиться. Что-то недовольно проворчав, она поплелась к двери.

Марла ощутила глухой гул в голове – предвестник терзающей боли. Сердце билось как сумасшедшее. По шее стекали капли пота: казалось, температура в комнате повысилась градусов на двадцать.