Наконец мы добрались до ворот. Остановились за стеклянной перегородкой рядом с дверями, напротив выхода. Первые пассажиры уже сошли с самолета. Они выходили из ворот и направлялись за багажом или к выходу. С нашей стороны от перегородки встречающие проходили дальше по коридору. Нас то и дело толкали. Нас тащило по коридору. Это все равно, что плавать в шторм. Нам приходилось все время пятиться только для того, чтобы оставаться на месте.

За стеклом люди текли сплошным потоком. Я увидел женщину, которая могла быть Молли. Лет тридцати пяти, в изящном деловом костюме, с кейсом и сумкой. Я старался привлечь к себе ее внимание, надеясь, что она меня узнает, но вдруг она увидела кого-то другого, вскрикнула, указывая рукой, и послала воздушный поцелуй мужчине, стоявшему в десяти ярдах от меня. Тот начал проталкиваться ей навстречу.

Вдруг я понял, что любая женщина может оказаться Молли. Кандидаток было не меньше двух десятков. Светловолосые и темненькие, высокие и миниатюрные, красивые и не очень. Все в деловых костюмах, все с багажом, все идущие усталым решительным шагом деловой женщины в середине рабочего дня. Я смотрел на них. Они текли в людском потоке за стеклом; одни выискивали взглядами мужей, возлюбленных, шоферов, коллег по работе, другие смотрели прямо перед собой. Бурлящая толпа несла их вперед.

У одной из них были тяжелый портфель из бордовой кожи в одной руке и сумка на колесах в тон ему, которую она катила другой. Она была невысокая, светловолосая, чем-то возбужденная. Войдя в ворота, она задержалась, рассматривая через стекло толпу встречающих. Ее взгляд скользнул по мне. Вернулся назад. Она посмотрела прямо на меня. Остановилась. На нее напирали сзади. Ее несло вперед. Блондинка протолкалась к стеклу. Я шагнул ей навстречу. Она пристально посмотрела на меня. Улыбнулась. Беззвучно поздоровалась с братом своего погибшего возлюбленного.

— Молли? — произнес я губами через толстое стекло.

Она подняла портфель как трофей. Кивнула на него. Торжествующе улыбнулась. Ее толкали в спину. Увлекая к выходу. Она оглянулась, убеждаясь, что я иду следом. Я, Роско и Финлей стали проталкиваться вперед.

За перегородкой, с той стороны, где была Молли, толпа текла в нужную сторону. На нашей стороне нам приходилось двигаться против течения. На нас навалилась группа студентов, направлявшихся к следующим воротам. Крупные, откормленные ребята, с неуклюжим багажом. Нас протащило назад ярдов пять. Через стекло мы видели удаляющуюся Молли. Затем ее светловолосая голова исчезла. Протиснувшись вбок, я прыгнул на бегущую пешеходную дорожку. Она двигалась в противоположную сторону. Меня пронесло еще ярдов пять, прежде чем мне удалось ухватиться за движущийся поручень и перескочить на соседнюю дорожку.

Теперь я двигался в нужную сторону, но дорожка была заполнена сплошной массой народа, неподвижно стоявшего на ней и удовлетворенного черепашьей скоростью ползущей резиновой ленты. Люди стояли по трое в ряд. Протиснуться невозможно. Я забрался на узкий поручень и попытался идти по нему словно канатоходец. Не смог удержать равновесие, и вынужден был присесть. Грузно свалился вправо. Меня снова унесло ярдов на пять назад, прежде чем я смог подняться и испуганно оглядеться. Сквозь стекло я увидел, как толпа затягивает Молли в комнату выдачи багажа. Роско и Финлей отстали. А меня медленно уносило в противоположную сторону. Мне не нравилось, что Молли идет в комнату выдачи багажа. Она прилетела сюда в спешке. У нее важные новости. Вряд ли она взяла с собой большой чемодан. Вряд ли она сдавала вещи в багаж. Ей нечего делать в комнате выдачи багажа. Пригнув голову, я побежал. Отталкивая людей с дороги. Я бежал против движения пешеходной дорожки. Резиновая лента цеплялась за мои ботинки. Каждый шаг отнимал у меня лишнее время. На меня кричали. Мне было все равно. Проложив локтями себе дорогу, я спрыгнул с дорожки и прорвался к дверям.

Комната выдачи багажа представляла собой просторный зал с низким потолком, освещенный тусклым желтоватым светом. Я протиснулся через выход, ища Молли. Нигде не мог ее найти. Зал был набит битком. Не меньше сотни пассажиров стояли вокруг ленты, в три ряда. Транспортер скрипел под тяжестью сумок. Вдоль стены стояли грузовые тележки. Пассажиры бросали в автомат монеты и забирали тележки. Катили их через толпу. Тележки сталкивались, цеплялись друг за друга. Пассажиры толкались и ругались.

Я нырнул в людское море. Протискиваясь, толкаясь плечами, я искал Молли. Я видел, как она сюда вошла. Не видел, как она выходила. Но в зале ее не было. Я всматривался в каждое лицо. Я прочесал весь зал. Затем отдался на волю неумолимому потоку. Пробился к выходу. Роско держалась за дверь, борясь с толпой.

— Молли выходила? — спросил я.

— Нет. Финлей дежурит в конце коридора. Я жду здесь.

Мы стояли, глядя на протекающую мимо человеческую реку. Вдруг она быстро иссякла. Все пассажиры вышли в коридор. Последние, самые нерасторопные спешили к дверям. Замыкала шествие пожилая женщина в кресле-каталке. Ее катил сотрудник аэропорта. Ему пришлось остановиться, чтобы объехать какой-то предмет, лежащий на полу. Это была сумка на колесах из бордовой кожи, валяющаяся на боку. С вытянутой ручкой. Даже с пятнадцати футов я различил затейливую золотую монограмму: «МБГ».

Мы с Роско бросились в зал. За несколько минут помещение почти полностью очистилось от народу. Теперь здесь оставалось человек десять, не больше. Большинство уже сняло с транспортера свои вещи и направлялось к выходу. Еще через минуту в зале стало совсем пусто. Лента со скрежетом двигалась какое-то время, затем остановилась. В зале воцарилась тишина. Мы с Роско переглянулись.

Четыре стены, пол и потолок. Входная дверь и выходная дверь. Лента транспортера, выходящая через отверстие размером в квадратный ярд и уходящая через такое же отверстие. Оба отверстия были закрыты занавесом из толстой резины, разрезанной на полосы шириной несколько дюймов. Рядом с транспортером дверь. С нашей стороны ручки нет. Дверь заперта.

Роско схватила сумку Молли-Бет. Раскрыла ее. Внутри смена белья и сумочка с туалетными принадлежностями. И фотография. Восемь на десять дюймов, в бронзовой рамке. Это был Джо. Он был похож на меня, только более худой. Бритый загорелый череп. Хитрая, задорная улыбка.

Зал огласился пронзительной сиреной. Лента Транспортера снова со скрежетом пришла в движение. Мы посмотрели на нее. Посмотрели на занавешенное отверстие, через которое она входила. Резиновый занавес вспучился. Появился портфель. Из бордовой кожи. С перерезанными ремнями, вскрытый, пустой.

Покачиваясь на ленте, портфель полз к нам. Мы смотрели на него. Смотрели на перерезанные ремни. Перерезанные чем-то острым. Перерезанные человеком, очень торопившимся и не хотевшим возиться с замками.

Я шагнул на движущийся транспортер. Побежал против хода ленты и словно пловец нырнул головой вперед сквозь резиновый занавес, загораживающий отверстие. Я упал неудачно, и транспортер потянул меня обратно к отверстию. Я поднялся на четвереньки и пополз вперед словно ребенок. Спрыгнул с ленты. Я попал в грузовое отделение. Пустынное. На улице ослепительно сияло солнце. В воздухе пахло керосином и соляркой от грузовиков, перевозивших багаж от приземлившихся самолетов.

Повсюду громоздились высокие кучи забытого багажа, уложенного в отсеки, открытые с одной стороны. Резиновый пол был усеян багажными бирками. Я метался по этому грязному лабиринту, ища Молли. Обегал кучи, заглядывая за них. Подтягиваясь на металлических поручнях, я поднимался в темные углы. Лихорадочно озираясь по сторонам. Здесь никого. Там никого. Нигде никого. Я бегал и бегал, спотыкаясь на грязном полу.

Сначала я нашел левую туфлю. Она лежала у входа в один из темных отсеков. Я заглянул внутрь. Ничего. Я подбежал к соседнему отсеку. Ничего. Учащенно дыша, я остановился. Надо действовать по порядку. Я добежал до конца коридора. Стал последовательно заглядывать в каждый отсек. Налево и направо, налево и направо, как только мог быстро, продвигаясь вперед отчаянным запыхавшимся зигзагом.