Поэтому я приказал остальным стоять на месте, а сам осторожно заглянул за угол громадного сооружения. Пригнувшись, уронил с высоты в фут кусачки на бетон. Они произвели именно тот шум, какой был мне нужен. Как будто кто-то пытался проникнуть на охраняемую территорию. Зажав дубинку в правой руке, я прижался к стене и стал ждать.
Финлей был прав. Охранник на улице был. Но и я был прав. Подкрепление не пришло. Охранником оказался сержант Бейкер. Он обходил ангар снаружи. Я его сначала услышал, и лишь потом увидел. Я услышал сдавленное дыхание и шаги по бетону. Бейкер обогнул угол ангара и остановился в ярде от меня. Застыл, увидев кусачки. В руке он держал полицейский револьвер 38-го калибра. Посмотрев на кусачки, он скользнул взглядом по забору, нашел вырезанную секцию. Побежал к ней.
И встретил свою смерть. Я, что есть силы, огрел его по затылку дубинкой. Но Бейкер не упал. Он выронил револьвер. Описал круг на ватных ногах. Ко мне подскочил Финлей. Поймал Бейкера за горло. Казалось, фермер сворачивает шею цыпленку. У Финлея это получилось замечательно. На груди форменной рубашки у Бейкера до сих пор была бирка с фамилией. Первое, что я заметил девять дней назад. Мы опустили тело на отмостку. Подождали пять минут, тщательно прислушиваясь. Больше на улице никого не было.
Мы вернулись к Хабблу. Я снова набрал полную грудь воздуха. Подошел к пожарной лестнице. Начал подниматься, бесшумно наступая на каждую ступеньку. Лестница была сварена из стальных прутьев. Одно неуклюжее движение — и она зазвонит как колокол. Финлей поднимался следом за мной, держась правой рукой за поручень, сжимая в левой револьвер. Последним был Хаббл, от страха даже не дышавший.
Мы медленно ползли вверх. Нам потребовалось несколько минут, чтобы преодолеть сорок футов. Мы двигались очень осторожно. Наконец оказались на маленькой площадке наверху. Я прижал ухо к двери. Тишина. Никаких звуков. Хаббл достал связку ключей. Стиснул в руке, чтобы они не звенели. Выбрал нужный. Медленно вставил его в замок. Мы затаили дыхание. Хаббл повернул ключ. Щелкнул язычок. Дверь приоткрылась. Мы затаили дыхание. Тишина. Ничего. Хаббл медленно, очень осторожно потянул дверь. Финлей принял ее у него, открывая дальше. Передал дверь мне. Я распахнул ее до конца, прижал к стене и припер бутылкой с бензином.
Из кабинета хлынул поток света, упавший на лестницу и отбросивший яркую полоску на ограду и землю. Изнутри ангар был освещен дуговыми лампами. Свет проникал в кабинет через большие окна. Я смог разглядеть все, что было внутри. От того, что я увидел, у меня остановилось сердце.
Я никогда не верил в везение. У меня не было на то причин. Никогда не полагался на везение. Но сейчас мне крупно повезло. Тридцать шесть лет невезения смылись одним прекрасным зрелищем. Боги сидели у меня на плече, радостными криками призывая идти вперед. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять — я одержал победу.
Потому что на полу кабинета спали дети. Дети Хаббла: Бен и Люси. Лежа на пустых мешках. Спали крепко, разметавшись во сне, как могут спать только невинные дети. Они были грязные. На них была одежда, в которой они ходили в понедельник в школу. Они напоминали маленьких беспризорных с выцветшей фотографии старого Нью-Йорка, крепко спящих на полу. Четыре часа утра. Мой счастливый час.
Больше всего меня беспокоили дети. Именно они делали операцию неосуществимой. Я мысленно прокручивал это тысячи раз. Перебирал тысячи вариантов, пытаясь найти хоть что-нибудь удовлетворительное. Но я так ничего и не нашел. Конец всегда получался плохим. В штабном колледже это называлось «неудовлетворительным результатом». Раз за разом у меня выходило, что дети валяются распростертые на полу, изрешеченные выстрелами из ружья. Дети и ружья несовместимы. Я всегда представлял себе всех четырех заложников и два ружья в одном месте. Я мысленно видел объятых ужасом детей, кричащую Чарли, грохочущие «Итаки». Все рядом, в одном месте. Я так и не нашел никакого выхода. Если бы я мог отдать что-нибудь — все равно что — за то, чтобы дети мирно спали где-то отдельно, я отдал бы не задумываясь. Моя мечта сбылась. Это случилось. Восторг ревел у меня в ушах торжествующими трибунами переполненного стадиона.
Я повернулся к Хабблу и Финлею. Обхватил их за головы, привлекая к себе. Заговорил неслышным шепотом.
— Хаббл, бери девочку. Финлей, бери мальчишку. Зажмите им рты ладонью, чтобы не было ни звука. Отнесите их к дереву. Хаббл, потом ты отведешь их в машину. Оставайся с ними и жди. Финлей, ты возвращаешься сюда. Итак, за дело. Действуйте быстро и бесшумно.
Достав «Дезерт Игл», я снял его с предохранителя. Прижал запястье к дверной раме, держа под прицелом дверь в кабинет. Финлей и Хаббл пробрались внутрь, делая все как нужно. Низко пригибаясь. Двигаясь неслышно. Они зажали ладонями маленькие рты. Подхватили детей на руки. Осторожно вернулись назад. Выпрямились и проскочили мимо дула моего огромного пистолета. Дети проснулись и начали вырываться. Уставились на меня широко открытыми глазами. Хаббл и Финлей вынесли их на площадку. Бесшумно спустились вниз. Я отступил от двери. Нашел точку, откуда мог прикрывать их. Они медленно спустились по пожарной лестнице вниз, подошли к отверстию в ограждении, выбрались наружу. Шагнули в яркое пятно света, выплеснувшееся на землю в сорока футах подо мной, и скрылись в темноте.
Я расслабился. Опустил пистолет. Прислушался. Услышал только слабый шелест, доносящийся из огромного металлического ангара. Я прокрался в кабинет. Прополз к окну. Медленно поднял голову и посмотрел вниз. Увидел зрелище, которое никогда не забуду.
Под крышей ангара горело не меньше сотни дуговых ламп. Внутри было светло как солнечным днем. Помещение было просторное. Футов сто в длину, футов восемьдесят в ширину. Высотой футов шестьдесят. Оно было завалено однодолларовыми купюрами. Огромный бархан бумажных денег занимал весь ангар. Банкноты были навалены у противоположной стены. Гора денег высотой пятьдесят футов. Огромный зеленый айсберг. У меня перехватило дыхание.
В дальнем конце ангара я увидел Тила. Он сидел на склоне бумажной горы, футах в десяти от основания, положив на колени ружье. На фоне зеленой горы Тил казался карликом. Ближе ко мне, футах в пятидесяти, я увидел старика Клине-ра, сидящего выше на склоне. Сидящего на сорока тоннах денег. Тоже с ружьем на коленях.
Ружья были направлены на Роско и Чарли. Две крошечные фигурки в сорока футах подо мной. Женщин заставили работать. Роско держала в руках большую лопату. Такую, какими на севере расчищают дорожки от снега. Роско подгребала кучи долларов к Чарли. Та насыпала их в картонные коробки и уминала граблями. Вдоль стены у женщин за спиной стоял ряд запечатанных коробок. Впереди возвышалась огромная куча. Женщины трудились далеко внизу подо мной, крошечные муравьи у подножия горы денег.
Я затаил дыхание, зачарованно глядя вниз. Зрелище было немыслимое. В дальней части ангара стоял черный пикап Клинера. Он въехал в ворота задом. Рядом стоял белый «Кадиллак» Тила. Обе машины немаленькие. Но рядом с горой денег они казались точками. Игрушками на песчаном берегу. Картина вызывала благоговейный трепет. Фантастическая сцена из сказки. Огромная подземная пещера с изумрудными копями, ярко освещенная сотней дуговых ламп. Далеко внизу крошечные человеческие фигурки. Я не мог поверить своим глазам. Хаббл сказал, что миллион однушками — впечатляющее зрелище. Сейчас передо мной были сорок миллионов. Меня добила высота кучи. Гора уходила вверх. Была в десять раз выше двух крохотных фигурок, копошащихся внизу. Выше дома. Выше двух домов, поставленных один на другой. Это было невероятно. Огромный ангар был наполнен массой денег. Сорока миллионами настоящих однодолларовых купюр.
В движениях обеих женщин чувствовалось безразличие от крайней степени усталости. Так ведут себя солдаты, измученные долгим тяжелым маршем. Спят стоя, двигаются автоматически, в то время как их рассудок вопиет, требуя отдыха. Женщины насыпали охапки банкнотов из огромной кучи в ящики. Работа эта была безнадежной. Внезапное отступление береговой охраны застигло Клинера врасплох. Он оказался не готов. Склад был доверху набит деньгами. Роско и Чарли работали как рабыни. Тил и Клинер равнодушно наблюдали за ними. Как будто знали, что это конец пути. Огромная груда денег похоронит их. Поглотит, задушит.
