своей смертности в своем одиночестве. Позитивное в этом – размыкание себя
себе самому. «...Всякое бытие при озаботившем, и всякое событие с другими
отказывает, когда речь идет о самой своей способности быть. Приняв смерть,
человек уже никуда не бежит и ни в ком не растворяется. Собственно через
решимость вернуться к себе возможность преодоления ужаса»52. Человечество
со всей страстью предается страху. Сартр пытался понять, что такое
человеческая реальность. Таким образом, экзистенциальный страх свойственен
только человеку, так как именно человек осознает свою конечность – смерть,
что является предметом изучения экзистенциальной философии. Страх в
экзистенциализме рассматривается как нечто, постоянно сопутствующее
человеческой жизни. Страх неотделим от человека, так как без этого глубинного
переживания немыслимо подлинное существование. Иначе можно говорить
лишь о растительном, бездумном пребывании в реальности. Метафизический
страх погружает человека в самые немыслимые состояния, он порождает образы
ужаса. Страх, как отмечает Ю.М. Лотман53, присущ не только человеку любой
культуры, но и животным, но кроме страха существуют и специфически
человеческие, сформированные культурой механизмы, гарантирующие
соблюдение нравственных норм. Страх возникает вместе с человеком. Это
удостоверяет наше сознание. Истоком человеческого страха, по мнению
Р. Декарта54,
является
свобода.
Люди
не
имеют
инстинктивной
предопределенности действий. Поэтому человек подвержен всем опасностям и
страхам. Человек отдает себе отчет в том, что он смертен, хотя и пытается это
отрицать. Феномен страха имеет место в мифе о сотворении Богом человека, о
50 Гуревич П.С. Философская антропология. – М., 1997. – С.372.
51 Хайдеггер М. Бытие и время. – М., 1997. – С.252-260.
52 Там же.
53 Лотман Ю.М. О семиотике понятий «стыд» и «страх» в механизме культуры // Тезисы
докладов IV Летней школы по вторичным моделирующим системам, 17-24 авг. 1970 г. –
Тарту, 1970. – С.98-101.
54 Декарт Р. Сочинения. В 2-х томах. – М., 1989.
46
происхождении человеческого рода от одной пары, об ангеле-искусителе и
грехопадении.
По мнению Э. Фромма55, в библейском мифе об изгнании из рая
отображена фундаментальная связь между человеком и свободой. Этот миф
отождествляет начало человеческой истории с актом выбора. Мужчина и
женщина живут в садах Эдема в полной гармонии друг с другом и с природой,
где не существует выбора, свободы, даже размышления ни к чему. Человеку
запрещено вкушать от древа познания добра и зла. Он нарушает этот запрет,
тем самым лишая себя гармонии с природой, частью которой он является.
Нарушив установленный Богом запрет, он освободился от принуждения,
возвысился от бессознательного предчеловеческого существования до
человеческого. Нарушение запрета является актом свободы. Таким образом, акт
неподчинения прямо связывается с началом мышления. Став индивидом,
человек превращается в разумное существо. Обособившись от природы,
отделившись от другого человеческого существования, человек видит себя
нагим, и испытывает стыд. Он одинок и свободен, но беспомощен и подвержен
страху.
В разных культурах чувство страха обретает различные формы.
О. Шпенглер писал: «Из души всего первобытного человечества, а,
следовательно, и раннего детства, возникает побуждение заклинать, понуждать,
смирять – «познавать» – элемент чуждых сил, которые неумолимо
присутствуют во всем протяженном, в пространстве и через пространство. В
конечном счете, это одно и то же. Познать Бога в мистике ранних эпох –
значит, его заклинать, расположить в себе, внутренне себе приобщить»56. По
мнению О. Шпенглера, начинает действовать чувство себя и чувство мира.
Всякая культура, внутренняя и внешняя – есть только усиление такого
человеческого бытия. Смысл всякой настоящей – и внутренне необходимой
символики коренится в феномене смерти. Всякая символика проистекает из
страха. Она выражает защиту и является выражением страха в двойном
значении слова: ее язык форм говорит одновременно о враждебности и
благоговении.
Ф. Ницше заметил, что во всех человеческих культурах обнаруживается
метафизика страха: «В конце концов, любовь к ближнему является всегда чем-
то второстепенным, отчасти условным, произвольно-фантастическим по
сравнению со страхом перед ближним. Когда форма общины твердо
установлена и ограждена от внешних опасностей, появляются новые моральные
перспективы, созданные уже страхом перед ближним. Вся современная
моральная перспектива сводится к той оценке опасности как целого, которую
представляет собою какое-либо мнение, состояние аффектов, желание,
дарование: страх является и здесь родоначальником морали. Самосознание
общин, остов ее разбивается о те высшие и сильные склонности, которые,
прорываясь внезапно, выносят индивида далеко за пределы золотой середины и
55 Фромм Э. Бегство от свободы. – М., 1990.
56 Шпенглер О. Закат Европы. – М., 1993. – С.105.
47
возносят его высоко над уровнем стадного сознания. Поэтому именно эти
склонности община клеймит и порочит особенно охотно. Высокая, независимая
интеллектуальность, жажда одиночества, кружит ум, внушает ей страх. Все, что
поднимает индивида над уровнем стада и внушает ближнему страх, называется
теперь злом, скромный, уживчивый, приспособляющийся нрав, средняя
интенсивность страстей находится в моральном почете. Существуют такие
моменты дряблости и изнеженности в истории общества, когда оно берет под
свою защиту даже вредящего ему преступника, и делает это совершенно
серьезно и искренно. Наказание кажется ему в чем-нибудь да несправедливым,
само представление о «наказании» и «необходимость наказывать» причиняет
ему боль и страх»57. Уже в патриархальных, языческих культурах
обнаруживаются культы страха. Древние мистерии предлагают людям изведать
ужас символических событий прошлого. Тяга к страху обнаруживается и в
христианстве. Понятие грехопадения вызвало к жизни многочисленные
варианты исторических описаний и всемирных перспектив от «Града Божия»
Августина Блаженного58 через Отто Фрейзинга до современных теологов.
Христианство стремилось разбудить в человеке страх перед собственными
прегрешениями, оно создало особую культуру покаяния. Христианин пытается
впустить в собственное сознание эсхатологические образы, так как рай
обретает смысл только на фоне ада. В эпоху романтизма также было приковано
внимание к «темной» стороне души. Целая эпоха тяготела к мучительным,
сатанинским образам, которые открывали человеку запретные зоны страха.
Романтизация страха пыталась уловить тончайшие оттенки данного
переживания, которое обретало самые различные формы. Борясь с чувством
страха, человек создает такие фантазии, которые помогают ему справиться с
тягостным переживанием. Страх – это мир бесчисленных, неисчерпаемых
допущений, предвкушений, которые помогают человеку пережить горести
бытия. К. Юнг59, считает, что образы зарождаются в глубинах человеческого
подсознания под влиянием чувства страха – телесного и иррационального. Сам
страх может выступить в роли первопричины видений, похожих на некую
реальность. Глубинный, возникающий в подсознании он может приобретать
вполне зримые очертания и преобразовываться в действительно существующие
материальные
объекты.
Подсознательные