— Да что вы телитесь? Засуньте ей уже в рот! Выкинь ты эту «детскую» ерунду, на вот, возьми эти, серенькие! — включился наконец и «бывалый», который словно сомневался до этого, хотя опыта, как видно, у него не меньше чем у прочих. — Эти — самые ядерные! Она под ними сама на кого хошь и на что угодно полезет. Только держите её крепче, а то и в окно может... полетать выйти.

— Не, это мы её потом... отпустим, — заржал оживившийся «рослый».

— Да не, мне нельзя сейчас, мать же под следствием. Так что просто повеселимся и отпустим, — озвучил причину своих прежних сомнений «бывалый».

— Фигня! Вон, у Пузырёва батя отмажет, — подсказал выход «подвижный».

— Тогда — семьсот завтра не принесу! — вскинулся упомянутый «страстный», со всем жаром не забывая исследовать девичьи прелести под не достаточно дорогой для данного учебного заведения юбкой.

— Идет! — отмахнулся «подвижный», который, будучи распаленным ситуацией, похоже позабыл, что он вроде как и «предприимчивый» ещё.

— Да что ты возишься? Разожми ей уже зубы и всунь эту гребаную пилюлю в рот! — взялся за дело заверенный в отсутствии последствий, а потому воодушевленный теперь «бывалый». — Если, конечно, хочешь что-то другое ей туда же совать, и чтоб она при этом зубами не сильно клацала.

— Готово! — довольно констатировал «рослый».

— Вот и ладненько. Ща, пять сек и подействует, — едва не потирал руки «бывалый», прекрасно знавший на что способны те самые «серенькие».

— Ого, зацени её трули! — наконец добрался до самого сладкого «страстный».

— Хренасе! Да у той, блин, эскортницы Мадлен, или как там ту шмару звали, ну которую мы в лесу скинули в том месяце, так и то стринги поскромнее были! — недоумевал видавший виды «бывалый». — Не, она, вообще, в школу или куда в таком вот пришла? Чёт малолетки совсем... какие-то пошли.

— Ага, развязные, — подсказал слово «страстный», оправдывая своё поименование, с соответствующими эмоциями стягивающий так взволновавшее его нижнее белье, не совсем в духе среднестатистических школьниц, так сазать.

— Я вам не сильно тут мешаю? — раздалось откуда-то со стороны, где случайный свидетель столь неприглядной ситуации уже некоторое время созерцал происходящее паскудство.

— О, как там тебя, Силин, хочешь разговеться? — предложил «бывалый», приподняв юбку своей уже не бьющейся жертвы.

— Да не, ему Сомова теперь даёт, — уточнил диспозицию, как видно, осведомлённый «подвижный».

— Да чёс! Что б такому обмылку и...

Договорить недоверчивый «бывалый» не сумел: и больно, без зубов-то, да и, когда у тебя разом сломаны обе руки — уже как-то не до того. И это, к слову, не самое серьезное, о чем, оказавшемуся не всегда, как видно, выдержанным, молодому человеку стоило бы переживать. Ведь следующим, кто подобно ему утратил возможность к деторождению, со всеми связанными с этим важным процессом удовольствиями, стал «рослый». А избран именно он был, как наиболее внушительный, если это уместно к школоте, противник едва ли не в воздухе размазавшегося и принявшегося скоренько действовать Силина.

Уроки, которые вот-вот начнутся, никто ведь не отменял, так что стоит поторопиться тут.

Когда же и этот, некогда гордый обладатель тестикул, а теперь несбыточная надежда своего папы на внуков, со страшным воем уже корчился на полу рядом с первым, к слову, более никак не напоминая тот несокрушимый и могучий дуб, что, благодаря хорошей наследственности, до сего момента имел все шансы передать далее, то обладавший повышенной подвижностью и некоторой предприимчивостью третий мажор попытался оправдать свои прозвища. Этот вот находчивый юноша резко швырнул всё ещё зажимаемые им в руке порошок и разноцветные таблетки прямо в лицо столь бескомпромиссно калечащему их сейчас нищеброду из параллельного класса. У которого мать — лишь черный бухгалтер, пусть и всего бизнеса региональной диаспоры одного, по их мнению богоизбранного, народа, а отец — и вовсе при жизни был... нет, не разбившимся летчиком, как рассказывала маленькому Славику мама, а вполне себе недожившим до благословенных времен криминальным авторитетом по крови из числа национального большинства, так сказать. Вот перед таким вот недостойным присутствия в одних стенах со славными отпрысками чиновничьих династий и была произведена постановка «дымовой» и вполне себе дурманящей завесы, после чего «подвижный», все же оправдывая имя, резво отскочил назад. Вот только по недосмотру уперся спиной в стену, а потому был вынужден принять бой, ибо пути к отступлению оказались перекрыты воющими «соратниками» и неуклонно надвигающимся Силиным. Который, тем временем, походя и безжалостно покончил с генофондом в лице оставшегося ещё на ногах порой излишне страстного «богатенького».

Тот, конечно, оправдывая имя может быть и откупился бы, папа, как-никак, ничего не жалел сыночку, и у чадушки на кармане завсегда был приличный пресс нала, дабы откупаться не отвлекая своими звонками по всяким пустякам важного прокуроского чина от его работы на благо... и Родины тоже. Да вот только потратился сегодня «страстный» на, будь он неладен, «артефакт» из Зоны, а потому немного запнулся с предложением выкупа за свои яйчишки, ну и, получается, опоздал.

Но это даже ничего, вон, как прогрессивно на западе-то, так что ему теперь обязательно найдется подходящее название из беспрестанно растущей номенклатуры меньшинств, ну и непременно — достойное место под радужным знаменем!

Тем временем, оставшийся единственным «подвижный», уповая на россыпь дури в лицо противнику, выхватил самый натуральный ствол. Папенька не одобрял, но закрывал глаза, как и на многое другое, впрочем. Ну а когда в дрожащей руке оказалась волына со спиленными номерами, однажды купленная за карманные у еще одного из множества знакомых, как он их называет, нужных людей, то «предприимчивый» предпринял самое закономерное и очевидное действие: нажал на спуск. Идиот. Предохранитель-то был в положении «сейфти», как сказал бы наш «ганшутер», посещай он тир с модным нынче инструктором, а не пали из тачки на полном ходу по... по кому придется. Вот потому-то ствол с, что характерно, высокой мушкой, видимо под коллиматор, и оказался стараниями, молниеносно увернувшегося от наркотического облака с россыпью таблеток, Силина прямо в ж... в не предназначенном для таких острогранных предметов с не самой милосердной геометрией месте, да ещё и сделав пару оборотов там. Для профилактики, как говорится. Про стандартную уже кару несостоявшихся сегодня насильников и говорить нечего. Тут Силин остался верен себе, а потому весь квартет теперь выл и ползал по полу, кто-то извиваясь да кувыркаясь, а кто-то исключительно на животе, мда.

— Вот честное слово, жалко, — пробубнел достающий телефон Силин. — Жалко, что одному уважаемому человеку, пусть и покойнику уже, я обещал никого не убивать без согласования. Не то, чтобы я был прям уж совсем-совсем человек слова, но в конкретной ситуации, считайте, что вам повезло. Ало, Рябов, слушай боевой приказ... Почему нет? Так я ж в кино такое видел. Не? Ну ладно-ладно. Тогда не боевой, а просто приказ... Да всё нормально у меня, не перебивай. Короче так, капитан, ты начштаба, сам сказал, и за язык тебя никто не тянул, вот и поручаю тебе: разработать операцию по скорейшему захвату группы глубокозаконспирированных агентов влияния иностранной разведки, а может и не одной, уже лет эм, пять как... хотя нет, три, не больше, занимающихся покрывательством отмороженной банды особо опасных малолетних преступников, старательно и планомерно дискредитирующих светлый образ отечественного чиновника! Данные по фигурантам сейчас вышлю. Захват осуществлять жестко, допрос — пристрастно! Если нужна силовая поддержка, то я к вашим услугам, Виктор Олегович, только скажите: где и когда быть — и со мной вам никакие маски-шоу более не понадобятся. Что спрашиваешь? Как это я так вовремя оказался под лестницей? Не поверишь: совершенно случайно! Стоп, а откуда ты знаешь, где всё произошло? Лена? Какая Лена? Куда-куда, ты говоришь, обернуться? А, вижу. Точно, что-то строчит в своем телефоне. Да быстро-то как! И когда только успела целый отчет накатать? Я-то думал, она под веществами и сейчас, не контролируя свою подстегнутую похоть, с непристойными предложениями кидаться начнет. Ты б видел, Вить, в каких она трусах в школу припёрлась. Даже я покраснел. А оно вона как. Ага, вот, кстати, и таблетка выплюнутая валяется. А как правдоподобно-то вырывалась и извивалась, трогательно мыча. Артистка! Да ты что? Щукинское? Не может быть. Прима Усть-Днестровского ТЮЗа? Школа балета Моисейченко ещё? Разряд по семиборью впридачу? Мастер баритсу? Черный пояс по бесконтактному ушу? Айкидо — три года стажировки на горе Фудзи? Мама мия, когда она успела-то ещё и доктором наук стать? Ты её видел вообще? Ей же на вид лет тринадцать, блин. Ну ладно-ладно, преувеличиваю, конечно, но восемнадцать я бы ей не дал. СКОКА? Тридцатник? Ё-моё... Ладно, капитан, об этом потом. Вернемся к нашим баранам, то есть крысёнышам и вырастившим их крысам. Поверь мне, Рябов, если родители этой вот гнили по-прежнему останутся без внимания Родины, то я либо сам уборку проведу, беспощадно зачищая от мерзких язв на её пораженном скверной теле, не брезгуя никакими ампутациями хоть на живую, хоть после заботливого удара по голове, либо мне с такой Родиной не по пути! Ты понял, Виктор? Вот и ладненько. Я верю тебе, Витя, главное теперь, чтобы те, кто над тобой, поверили и мне. Поверили, что я не шучу и не преувеличиваю. Всё, тогда до связи. Ах да, пришли кого-нибудь за этими вот. Выслал уже? Ну и хорошо, жду(завершая звонок). Что ж, ну здравствуйте, лейтенант Прекрасова. Прежде чем мы поспешим на уроки, вы не могли бы ответить мне на терзающий меня вопрос: почему красные?