Милиционеры брать деньги за пермит в долларах не хотели, смотря на валюту с подозрением и с опаской. Тогда мы аккуратно вырвали свои фотографии из уже заполненных нами анкет, взяли рюкзаки и пошли из отделения милиции вон. Сонные, медленные полицейские так и не поняли, что помешало нам зарегистрироваться, и удивлённо проводили нас взглядом.

«Ну не судьба зарегистрироваться, ну и не будем», — решили мы, и таким образом с делом номер один мы «разобрались». Вторым нашим делом было сообщить по Интернету о том, что мы достигли Судана. Однако вид Вади-Халфы говорил нам о том, что с Интернетом здесь плохо. Тогда мы взялись за третье и последнее дело — надо было достичь конца Вади-Халфы и занять позицию на выезде из неё.

Мы шли по песчаной улице. По обеим сторонам — одинаковые прямоугольные глиняные дома, огороженные двухметровыми заборами из такой же необожжённой глины. Некоторые дома и заборы были побелены, но большинство сохранили свой естественно коричневый цвет. В некоторых дворах росли пальмы и торчали над заборами и плоскими крышами домов. Прохожих почти не было. Но вот нас нагнала машина — легковушка «Тойота-хайлюкс» с кузовом, в котором размещались уже какие-то люди и доски — и затормозила.

— Скажите, где трасса на Донголу?

— Садитесь, подвезу! — отвечал водитель, и мы залезли в кузов.

Вади-Халфа оказалась необычно длинной. Вероятно, порт был лишь её предместьем. Мы впятером ехали в кузове и глазели по сторонам.

— Забыли про деньги сказать, — вспомнил кто-то.

— Ничего, пусть будет тест: первая машина в Судане!

Километра через полтора водитель свернул с основной улицы и высадил нас. Мы поблагодарили его (о деньгах речи не шло) и пошли пешком в указанном водителем направлении. Но тут возникла вторая локальная машина и довезла нас до самого выезда из Вади-Халфы.

Первая трассовая позиция на выезде из Вади-Халфы, на которой мы пребывали следующие двадцать два с половиной часа, выглядела так.

Справа от нас стоял дом, последний в деревне. Дом имел форму куба; его стены состояли из необожжённых глиняных кирпичей. В верхней части стены, обращенной к нам, имелось окно — незастеклённое отверстие. К дому была пристроена глиняная стена, окружавшая двор, в тени которой мы и сели, употребляя воду (у Вовки Шарлаева хранился в рюкзаке пятилитровый бурдюк с водой) и египетские лепёшки.

Напротив, через дорогу, виднелся ещё один дом такой же конструкции (глиняная коробка). Крыша у обоих состояла из соломы, подпираемой стропилами из пальмовых досок. Так же просто были построены все дома в Вади-Халфе: многоэтажек здесь не было вовсе.

Дорога, близ которой мы сидели, никогда не знала асфальта. Песок, а кое-где камни и глинистая земля, служили ей покрытием. Машин не было видно.

Откуда-то вышли два босоногих суданских ребёнка. Младшему была года три; у него была игрушка — колёсико на длинной проволоке-ручке. Ребёнок возил колёсико по песку и забавлялся этим. Ребёнок постарше считал, вероятно, что уже вышел из игрушечного возраста (ему было лет десять). Дети с интересом осматривали нас издали. Раз или два из ворот дома показывалась женщина и тут же исчезала.

Прошёл час, затем другой и третий. Машин не было. Тень от забора выросла — день склонился к вечеру. Мы просто балдели:

Где толпы любопытных, непременно собирающихся рассматривать всякого иностранца, как в Иране или Пакистане? Где продавцы папирусов, предлагатели хотеля и просто хэлперы, в соседнем Египте доводившие нас до белого каления своими: «Мистер! Что вы желаете?» Где обменщики денег, где таксисты, обильные в приграничных городах? Да, кстати, где, наконец, машины?

Вади-Халфа погрузилась в сумерки. Тут, вероятно, суданцы пробудились от дневной спячки, вытащили на улицу коврик-циновку, неспешно приготовили чай… Три или четыре суданца негритянского цвета (вероятно, жители ближайших домов), одетые в длинные белые халаты и белые шапочки, вынесли нам первую суданскую еду. Мы погрузились в ужин и беседу.

Наших познаний арабского языка хватило на то, чтобы понять следующее:

1. О потоке машин. Сегодня вечером в Вади-Халфу прибудет поезд из Хартума. После прибытия поезда, ранним утром, пойдут машины на юг.

2. О населённых пунктах. Дом, у которого мы сидим, является последним в Вади-Халфе. Дальше простирается пустыня, где нет ни одного дома более чем на сотню километров, до деревни Акаша.

Мы смотрели в чистое, звёздное небо, пили чай с жителями Судана и удивлялись.

Поздно вечером ветер прислал нам далёкий гудок поезда. Вдали, через темноту, поползло маленькое светящееся пятнышко. Это и был поезд; он запаздывал. Суданцы известили нас, что завтра пойдут машины, а сегодня пора спать.

Мы решили спать прямо рядом с трассой, чтобы не пропустить машину. Пока мы объясняли, что коврики, на которых мы сидим, неплохо бы подтащить поближе к дороге, — по трассе, пыля, промчалась перегруженная крытая «Тойота-хайлюкс», чуть не чиркая брюхом о песок. Такая машина (как мы уже поняли, самая распространённая в Судане) называется также у местных «Бокаси». Хоть по асфальту, хоть по песчаной целине, эта машина может развивать скорость до 80 километров в час, и везти при этом в своём кузове до десяти человек народу!

Шарлаев моментально среагировал на явление «Бокаси». и побежал наперерез, но было поздно. Утешая его мыслями, что это была рейсовая машина, мы всё же решили повысить бдительность и перенесли циновки поближе к дороге.

Поток машин не получил своего продолжения. Вскоре после того, как весь чай был выпит, фуль съеден, а слова сказаны, суданцы отправились по домам — спать. Мы остались на трассе проявлять бдительность, но вскоре, конечно же, заснули тоже.

Ночь выдалась прохладной; машин не было. В шесть утра взошло солнце, а к семи Вади-Халфа погрузилась в жару. Лежать под палящими лучами солнца стало неприятно, и мы перебрались в постепенно уменьшающуюся тень, порождаемую вчерашним глиняным забором.

Суданцы проявили благожелательный интерес к нам и угостили чаем. Чай выдавался небольшими порциями (наверное, его кипятили на огне в маленькой ёмкости), был очень густой и сладкий. Одна из женщин оказалась англоговорящей и использовала своё образование для того, чтобы, ссылаясь на бедность, выпросить у нас в подарок фотоаппарат. Вместо этого она получила килограмм риса и была весьма довольна.

Часов в десять утра в нашу сторону запылила вторая машина. Тут уже упустить её было невозможно, и она остановилась. В пассажирской (“рейсовой”) «Тойоте» тряслись по суданским ухабам уже восемь человек, в том числе наши двое буржуазных знакомых: лысый француз-пенсионер и молчаливый японец-дизайнер. Водитель, услышав про нашу бесплатность, отвечал, что машина уже перегружена.

Мы попрощались с буржуинами — как знать, встретимся ли ещё? Интересно, что с обоими мы ещё повстречаемся на просторах Судана… но об этом будет рассказано отдельно.

Машина укатила, а местные жители, издалека смотревшие за процессом автостопа, вероятно, посочувствовали нам.

Солнце вошло в зенит, когда на трассе образовалась третья машина. Огромный запылённый грузовик с металлическими бортами, с кузовом, полным мешков и циновок. Вероятно, это были те самые циновки и мешки, что приехали накануне с пароходом из Египта. Поверх грузов, подпрыгивая на ухабах и защищая от пыли нос и рот головными уборами, ехало человек двадцать пассажиров. Этот-то уже точно <MI>не рейсовый<D>! Застопился.

Но, о коварство судьбы! — водитель оказался, как и предыдущий, потенциальным деньгопросом. Узнав про нашу автостопную сущность, грузовик сказался перегруженным, улыбнулся и медленно укатил в Акашу, которая и была его пунктом назначения.

— Развели тут деньгопросов! Нам хотя бы до Акаши добраться, там уже будут нормальные локальные машины, — рассуждали мы. — Надо их заговаривать, более подробно объяснять нашу сущность! Открытки дарить!