(Интересно, что предчувствие Измаила было верным. Хотя в ночь на 1 января 2000 года компьютеры во Фрации не взорвались, — всю страну в новогодние дни охватил величайший ураган, какого не было в уходящем столетии. Рушились здания и деревья, гибли люди… Так что если Измаилу удалось уговорить своих родителей покинуть Францию, они были ему, наверное, благодарны.)
Через некоторое время поезд остановился на безымянной станции, именуемой Станция Номер Шесть. Пассажиры, утомлённые ездой, высыпались на песок. «Станционный посёлок» включал несколько круглых кирпичных хижин (в таком же строении мы с Андреем ночевали в Хайе), колонку с непрозрачной, вкусной водой и нескольких продавцов чая и конфет.
Среди пассажиров оказалось немало иностранцев, ехавших отдельно от нас в первом классе. Целая команда белых мистеров перемещались таким маршрутом: Южная Африка — Намибия — Замбия — Малави — Танзания — Кения — Эфиопия — самолётом в Хартум. Далее они ехали в Египет, затем в Грецию и т. д. Интернациональная тусовка «трансафрикаторов» состояла примерно из десяти человек, происходивших из разных стран: Англии, Австралии, Канады, Японии. Все, как один, цивильные, бритые, в тёмных очках. По какому признаку они собрались вместе, я так и не спросил. Были среди них и две девушки.
Трансафриканское путешествие занимало у мистеров примерно по полгода.
Я расспрашивал их о разных странах; про Эфиопию они сказали, что страна бедная, но люди там, как и везде, не голодают.
Стоимость парома из Вади-Халфы до Асуана белые мистеры не знали, а это весьма занимало нас. Только один сделал предположение, что паром стоит 40.000 фунтов (шестнадцать долларов). Измаил рассчитывал примерно на столько же (в пароходном офисе в Хартуме ему назвали цену 42.000). Некоторые местные жители, однако, оценивали паром в 50–70 или даже 100 тысяч фунтов.
Пока мы стояли на песке станции и расспрашивали белых мистеров, приблизился какой-то суданец, чьё лицо было нам смутно знакомо.
— Здравствуйте! Вспомнили меня?
Оказалось — тот самый Абдурахман, машинист поезда, у которого мы вчера пили чай в Атбаре! Вот и встреча! Была бы у меня фотоплёнка — обязательно бы напросился к нему в кабину тепловоза, поснимал бы, как три года назад из кабины локомотива на БАМе. Абдурахман купил нам чая и печенья, пообщался с нами и потом пошёл обратно в тепловоз.
Поезд предупредительно свистнул. Пассажиры завершили свои чаи и стали протискиваться обратно в пыльные вагоны. Шулова, Шарлаева и Марутенкова нигде не было видно. Куда же они пропали? Как умудрились опоздать на поезд? Ведь следующий поезд и паром только через неделю! Удивляясь на их опоздание, мы тоже залезли в поезд. Он ещё раз засвистел и медленно тронулся, на долгое время оставляя пустынную Станцию Номер Шесть.
Вскоре после станции по поезду пошли контролёры-билетёры. Долго не могли разобраться с нашим «билетом», пытались прочесть текст его, но не могли. А было написано там по-английски, как вы помните, вот что:
«Посольство Российской Федерации в Республике Судан удостоверяет, что группа российских граждан, чьи данные приведены ниже, являются известными путешественниками-автостопщиками и не имеют политических, военных или криминальных намерений. Просим не создавать им препятствий на маршруте. Возможная помощь будет принята с благодарностью…»
Даже унесли его в тамбур и там, вероятно, обсуждали между собой, что же делать с нами, и что это за билет такой. Я испугался, что документ пропадёт, протиснулся в тамбур и вытянул из рук контролёров полезную бумагу.
— Сыр Бабыкер, Атбара, калям: тамам, мумкен, — произнёс я вновь волшебную фразу и растворился с бумагой в руках среди толпящихся пассажиров. Больше контролёры не беспокоили.
В час дня вдали показались строения Вади-Халфы. Многие пассажиры потащили свои вещи к выходу, среди них был и короб, упавший на меня утром, как оказалось, полный апельсинов. Я попросил один апельсин в качестве моральной компенсации, и мне подарили его.
Но это ещё была не конечная остановка, а то, что мы бы назвали Вади-Халфа-сортировочная. Высадив половину людей, поезд вновь тронулся и провёз нас ещё несколько километров до основного вокзала.
Это был тот самый пустынный вокзал, который мы рассматривали четыре недели назад, высадившись с парома. Но теперь здесь кипела жизнь. На «привокзальной площади» (песчано-пустом пространстве перед станцией) ожидали клиентов 15–20 грузовых такси, имеющих вид ослов с тележками. Кроме этих такси, стояло две или три «Тойоты» (это — для новых суданцев или иностранцев). Мы быстро покинули суетливую толпу приехавших и встречающих: пошли искать пароходную кассу.
Билет на паром из Вади-Халфы до Асуана стоил (о радость!) всего 41.000 фунтов (16$), почти вдвое дешевле, чем в обратном направлении. Но, к сожалению, билеты пока не продавались — приходите букра (завтра) с утра.
По заветам Андрея, любителя чая, постучались в одни из ближайших ворот. Открылась дверь во двор, и содержавшийся там парень лет семнадцати пригласил нас внутрь. Дом и двор напоминали локханду (деревенскую гостиницу): во дворе, и под навесом, стояло много кроватей, штук десять. Интересно, можно ли здесь помыться? Оказалось, есть и ванная комната в виде будки, где мы могли помыть себя, беря черпаком воду из ведра. Одного ведра воды не только хватило нам обоим на помывку, но я ещё и начерно постирался.
Пока я стирался, мне почти в ванную комнату принесли чай. Мы уже забеспокоились, не хотель ли это, но, оказалось, нет: просто живёт большая семья, десять человек, посему так много кроватей, а услужливое отношение к гостям и старшим воспитывается здесь с детства. В доме обнаружились вскоре и две женщины, принесшие нам угощение — варёную картошку, хлеб, оливки; они любопытствовали и расспрашивали нас о жизни.
Женщины в Судане вообще достаточно активны. Они имеют право разговаривать с незнакомыми мужчинами, здороваться с ними за руку, носить разноцветные наряды и кольца, ходить по городу без мужского сопровождения. Это отличает суданский закон-шариат от, например, иранского, где женщина носит лишь чёрные длинные свободные одежды, с чужими мужчинами не разговаривает, одна по улице не ходит и вообще старается не показываться на глаза.
Поблагодарили хозяев, отдохнули и решили искупаться в Ниле. Берега Нила-водохранилища были весьма пологими; по берегам зеленели поля. Влажность полей и наличие глиняных развалин на берегу говорили нам о том, что вода здесь порой поднимается. Пока шли к Нилу, некий крестьянин заметил нас и закричал нам с своего поля:
— Не купайтесь! Крокодилы!
Мы не знали ранее смысла этих слов, но крестьянин таким голосом их произнёс, что нам сразу расхотелось приближаться к воде. Хотя крокодилов там было не больше, чем в России медведей. Но что купаться в этом болоте: мелко и грязно. Вернулись обратно в деревню, и, пока мы шли мимо одного из дворов, нас зазвали на чай.
Двор, вероятно, когда-то пострадал от наводнения, и глиняные стены его по форме своей походили на подтаявшее мороженое. Никто не жил здесь постоянно, но, как мы догадались, двор сей использовался для тусовок, общения, питья чая и иного культурного досуга местных жителей из соседних дворов.
Да, Вади-Халфа, всего лишь пограничный посёлок в Судане, обладает всеми суданскими гостеприимными свойствами! Даже не хотелось ехать в Египет. Напились ещё раз чаю, рассказали всем о своём путешествии на ломаном арабском языке и перебрались на соседнюю улицу.
Вот мы сидим на завалинке у ворот какого-то дома, на одной из центральных песчаных улиц Вади-Халфы.
Вот мимо нас проходит старуха в цветастом, развевающемся платье и в шлёпанцах, неся на голове бревно. Кстати, в южных странах, даже в бедных, типа Судана или Индии, босиком почти не ходят: песок и земля слишком горячи.
Вот проходят девушки и, завидев нас, начинают с нами здороваться за руку. Относительно светлые, почти розовые ладони их покрыты чёрными узорами, сделанными не то краской, не то татуировкой.
