Скалли состроила скептическую гримасу:

— Интересно! Значит, пришельцы преодолевают миллионы световых лет, добираются до Земли — и все только для того, чтобы поиграть «в доктора и пациента» с земными коровами?

— Ну, может быть, они это делают из тех ' же соображений, из которых мы режем лягушек на уроках в школе, — парировал Малдер. — И кроме того, похоже, что сфера их интересов сместилась. — Он кивнул в сторону экрана, где застыло изображение мертвого мужчины, замершего в противоестественной позе.

Центр по оказанию социальных услуг

Гринвич, штат Коннектикут

День второй

Если бы, заканчивая колледж по специальности «социальная педагогика», Мэри Джонсон знала, что ей придется играть роль гида и консультанта для агентов Федерального Бюро Расследований, собирающихся своими расспросами мучить маленькую девочку, только что потерявшую отца, она не пошла бы работать в городской Центр по оказанию социальных услуг. Вместо этого она подалась бы в большую политику, прошла на выборах в Конгресс и поставила вопрос об урезании бюджетного финансирования упомянутого Бюро, скажем, до нуля. Примерно в этом духе мисс Джонсон высказалась сегодня утром, когда советник мэра по культуре позвонил и сообщил, что к ней вот-вот должны подъехать двое федеральных агентов. Сказала — и повесила трубку. Через полчаса советник по культуре — маленький, вечно взъерошенный человечек — появился на пороге ее кабинета лично, чтобы напомнить, кому именно обязан своим существованием ее любимый Центр и из каких денег он, собственно, финансируется. В результате мисс Джонсон оказалась вынуждена уступить, для успокоения нервов высказав грустно кивающему человечку все, что она думает о моральных качествах мэра и всего персонала мэрии, начиная с него, советника.

В Гринвиче все уже привыкли к тому, что Мэри Джонсон готова драться за любого из детей, оказавшихся у нее под крылом, как раненая львица. Когда маленькой Мэри Джонсон исполнилось девять лет, ее крепко пьющий отец угодил под проезжавший грузовик, и девочка оказалась на руках у двоюродной тетки, которой не было никакого дела до чужого, по сути, ребенка. Собственно, на том и закончилось детство мисс Джонсон: вряд ли можно назвать счастливым детством годы, проведенные девочкой в чужом доме, среди чужих людей, не пошевеливших и пальцем, чтобы стать более родными. Именно смутное представление о детстве как о поре беззаботности, из которой сама она оказалась вырвана, толкнуло Мэри на педагогическое отделение колледжа, и именно оно заставило ее поступить на работу в Центр по оказанию социальных услуг. Детство требовало защиты, и Мэри делала все возможное, чтобы такой защитой стать. За последние годы через руки мисс Джонсон прошли десятки подростков — сыновья и дочери наркоманов, жертвы насилия, просто сбежавшие из дома мальчишки и девчонки, — короче, все те, кого она сегодня по праву называла «мои ребята». Но поступившая накануне утром Тина Симмонс вызвала у Мэри особые чувства. В этой девочке мисс Джонсон увидела саму себя — такую, какой она была семнадцать лет тому назад — и сразу люто возненавидела мерзавца, который вырвал эту девочку из безмятежности детства. Единственное, что примиряло мисс Джонсон с грубым вторжением федеральных агентов, так это мысль, что разговор с девочкой поможет поскорее найти эту мразь — и уничтожить.

— …Мать девочки скончалась от рака матки два года тому назад, — рассказывала Мэри федералам, поднимаясь по лестнице. — Других родственников у нее нет. Согласно нашим правилам, девочка пробудет здесь, пока мы не найдем людей, которые смогут стать ее приемными родителями.

— Вы с ней уже говорили об этом? — спросил высокий агент с рассеянным выражением лица.

— Пока нет.

— Снятся ли ей кошмары? — поинтересовалась женщина-агент.

— Нет. По крайней мере, мне ничего об этом не известно.

Комната, в которой поселили Тину, была светлой и просторной, но своей безликостью сразу напомнила Малдеру прибранный после отъезда постояльца, сохраняющий необжитой казенный вид номер недорогой гостиницы — уж в чем-чем, а в недорогих гостиницах Призрак толк знал. Девочка неподвижно сидела на кровати, крепко прижав к груди плюшевого зайчонка, и с тоской глядела в окно на осенний лес, окружающий здание. Некоторое время федеральные агенты и их провожатая смотрели на девочку через круглое, как иллюминатор, окошко, врезанное в дверь комнаты.

— Как вы думаете, мы сможем сейчас с ней поговорить? — наконец негромко спросила Скалли.

Мисс Джонсон поморщилась:

— Не думаю, что вас действительно интересует мое мнение. В конце концов, вы ведь именно для этого и приехали. Думаю, разговор ей не повредит…

…Тина обернулась на звук открывающейся двери. Она явно уже успела оправиться от первого шока, и сейчас только восковая бледность лица напоминала о том, что успел пережить ребенок.

— Вот те люди, о которых я тебе рассказывала, — с улыбкой проговорила Джонсон. — Ты ничего не имеешь против, если они зададут тебе несколько вопросов с глазу на глаз, а, Тина?

Девочка молча кивнула.

Подождав, пока дверь за воспитательницей захлопнется, Скалли опустилась на край детской кроватки.

— Привет. Я знаю, тебе сейчас очень грустно и ты чувствуешь себя очень испуганной. Я с удовольствием поговорила бы с тобой в иное время и в иных обстоятельствах. Но мы должны выяснить, что происходит, чтобы никто не посмел тронуть тебя и чтобы происшедшее с твоим папой больше никогда не повторилось. Поэтому нам придется задать тебе несколько вопросов, которые могут показаться тебе странными и неуместными. Хорошо?

Девочка потупилась и неопределенно повела плечом.

— Ладно. Ты когда-нибудь видела у вас в доме незнакомых людей? Случалось когда-нибудь, чтобы кто-либо кричал на твоего папу, угрожал ему, чтобы Он с кем-то ссорился?.. .

— Нет… — не поднимая глаз, чуть слышно выдохнула Тина. — Папа всегда был очень спокойным, никогда не кричал… Даже когда я насыпала хлорку в аквариум с рыбками…

— Ты можешь вспомнить кого-нибудь, кто мог бы причинить зло твоему папе? — продолжала Скалли.