Кому-то это покажется совершенно незначительной деталью, а кому-то — вещью величайшей важности. Главнейшая составляющая данного очерка — указание на то, что знание восточных обычаев необходимо даже для самого примитивного понимания евангельских историй. Стыдно сказать, но хотелось бы, чтобы мистер Шоу для написания этого предисловия проконсультировался сперва у Редьярда Киплинга. Кроме того, данный эпизод у Матфея вполне себе «вызывает нарекания». По сути дела, их выражает Ирод четверовластник всеми своими поступками, и он вырезает всех младенцев в округе в надежде зацепить и того, кого нужно. Но мистер Шоу наверняка заметит, что это — не «честные нарекания», как истец на судебном процессе по клевете!
Шоу рассматривает этот случай, чтобы заметить в конце раздела: «Так что сейчас нас совершенно не интересует правдоподобие избиения невинных младенцев и путешествия в Египет». Шоу — секулярист, и его невозмутимость можно приписать тому, что он давно отверг все подобные моменты как несомненный вымысел. Но мы должны сосредоточиться на этом вопросе. Притязания у мистера Шоу ничуть не меньше, чем у папы Бенедикта: что Иисус был уникальным, значительно опередившим своё время персонажем, создавшим некое учение, в следовании которому мы должны преуспеть.
Дабы опровергнуть эти притязания, стоит рассмотреть репутацию документов, на которых он основывает свои построения. Если установлено, что заявленные факты — ложь, и доказано, что записанные изречения не оригинальны, а обычны для всего этого времени, что станется с такими притязаниями? Мистер Шоу перестанет быть мыслителем, если это так. Он станет ритором, предлагающим аргумент ad captandu обывателю, в точности как те люди, что извлекают за столом кости из цыплёнка без помощи вилки, оправдываясь тем, что так поступали королева Виктория и мистер Гладстон. Стоит привести имена этих знаменитых личностей, как всё становится подобающим, хотя в действительности таковы были их обычаи, а бесстыжий демократишка может поинтересоваться даже: пусть они и поступали именно так, но было ли такое поведение правильным? Допусти мы, что правильным оно не было, и привлечение их имён к аргументации становится неуместным. И тогда окажется, что «Веласкес тут ни при чём». Тема же правдоподобия евангелий будет обсуждаться более подробно в разделе с соответствующим заголовком.
Иоанн Креститель
В это время сальвационистский пророк, называемый Иоанном, будоражит сердца людей. Иоанн объявляет, что обряд обрезания недостаточен для посвящения человека Богу, и заменяет его обрядом крещения. Нам, кому крещение видится чем-то само собой разумеющимся, а обрезание — довольно нелепой, чуждой практикой, не несущей никакого смысла, сенсационный эффект подобной ереси, оказываемый на евреев, непонятен: нам кажется вполне естественным, что Иоанн должен перекрестить людей так, как это делает наш деревенский священник. Но, как позднее раскрыл значение этого святой Павел, отрицание обрезания ради крещения было для иудеев столь же чудовищной ересью, как устранение пресуществления из мессы — для католиков XVI столетия.
В данном разделе наша критика коснётся только того, что Иоанн ни единым словом не обмолвился о том, что обрезание должно быть отвергнуто. Нет указаний на то, что что-нибудь в учении Иоанна особенно раздражало фарисеев. Для жителей Востока ныне, как и прежде, вполне в порядке вещей позиционироваться как странствующий аскет. Ортодоксы обращают внимание на нарушения только тогда, когда нападкам подвергнута некая основная доктрина или практика. Всё это необходимо отметить в связи с тем, что поведает нам Шоу в следующем разделе.
Иисус присоединяется к крестильщикам
В возрасте тридцати лет (как сообщает Лука) Иисус входит в религиозную жизнь своей эпохи, явившись к Иоанну Крестителю и потребовав крестить его, почти так же, как некоторые состоятельные юные джентльмены сорок лет назад «присоединялись к социалистам». Как известно, евреи взволновались; своими действиями он сжигал мосты и удалял себя с путей богатства, респектабельности и традиционности. Затем он начинает проповедь Евангелия от Иоанна Крестителя, каковое (кроме ереси крещения, значение которой состоит во внесении «гоев» — то есть необрезанных — в списки подлежащих спасению) было призывом к людям покаяться в грехах, ибо царствие небесное уже близко. Лука добавляет, что ещё он проповедовал коммунизм подаяний; призывал мытарей не требовать с налогоплательщиков больше положенного; и советовал воинам довольствоваться своим жалованьем, никого не обижать и не клеветать. Других записей об учении Иоанна у нас нет.
Теперь мистер Шоу сообщает нам, как Иисус явился к Иоанну и потребовал крещения. «Как известно, евреи взволновались; своими действиями он сжигал мосты и удалял себя с путей богатства, респектабельности и традиционности». Это прямо противоречит словам Матфея (3:57): «Тогда Иерусалим и вся Иудея и вся окрестность Иорданская выходили к нему и крестились от него в Иордане, исповедуя грехи свои.Увидев же Иоанн многих фарисеев и саддукеев, идущих к нему креститься, сказал им: порождения ехиднины! кто внушил вам бежать от будущего гнева?» Из этого явственно следует, что учение Иоанна не считалось столь уж еретичным, как англиканская церковь сегодня не обязательно должна отлучать от церкви за заигрывания с теософией, или, словами самого Шоу, «как некоторые состоятельные юные джентльмены сорок лет назад “присоединялись к социалистам”».
Дикий Иоанн и цивилизованный Иисус
Согласно Евангелию от Матфея, Иисус очень быстро перерос это. Став, подобно Иоанну, бродячим проповедником, он, тем не менее, отбросил образ жизни Крестителя. Иоанн бродил в глуши, не в синагогах; и купелью его была река Иордан. Он был аскетом, облачённым в кожи и живущем на акридах и диком мёде, практикуя суровый аскетизм. Он избрал мученичество и принял его от рук Ирода. Иисус не видел пользы в аскетизме или мученичестве. В противовес Иоанну, он был, по сути, весьма цивилизованным, культурным мужчиной. По словам Луки, он сам отмечал этот контраст, подтрунивая над евреями, которые сетовали, что Иоанн, видно, одержим бесом, раз он трезвенник и вегетарианец, а Иисуса, который ни то и ни другое, честили как обжору и пьяницу, друга чиновников и их жён.
Он говорит своим нетерпимым в вопросах нравственности ученикам, что они должны беспокоиться о ближних как о себе самих и что следует избегать мученичества и любить себя, покуда у них есть такая возможность. «Когда же будут гнать вас в одном городе, — говорит он, — бегите в другой». Он одинаково проповедует в синагогах и на свежем воздухе, куда бы они ни приходили. Он неоднократно подчёркивает: «Милости хочу, а не жертвы», подразумевая, конечно же, избавление от глубоко укоренившегося предрассудка, что страдания угодны Богу. «Не будьте унылы, как фарисеи , учит он. Он веселится, пирует с римскими чиновниками и грешниками. Он не следит за собой, и его укоряют, что он не умывает рук перед тем, как сесть за стол. Ученики Иоанна Крестителя, постящиеся и ждущие, что христиане окажутся большими аскетами, чем они сами, быстро разочаровываются, узнав, что Иисус и двенадцать его товарищей не постятся; Иисус же отвечает им, что они должны возрадоваться ему, а не печалиться. Он шутит с ними и говорит, что очень скоро они смогут вволю напоститься, нравится им это или нет. Он не боится заразиться и обедает с прокажённым. Женщина (возможно, чтобы уберечь его от инфекции) возливает драгоценное миро ему на голову, за что ученики пожурили её, ибо миро можно было бы продать, а деньги отдать нищим. Он отмахивается от этих малодушных представлений и отвечает (как тогда, когда его упрекнули в несоблюдении поста), что нищие, которым можно помочь, всегда здесь, но возливать на него масло можно будет не вечно, имея в виду, что не следует упускать счастливой возможности, когда на свете и так полно несчастий. Он нарушает субботу; нетерпим к условностям, когда они неудобны или затруднительны; и оскорбляет этими непотребствами чувства иудеев. Он обличает людей, идущих путём лицемерия. Подобно Сэмюэлу Батлер , он относит болезнь к ведомству греха и при исцелении хромого произносит «прощаются тебе грехи твои», а не «встань и ходи», объяснив впоследствии (когда книжники упрекнули его в том, что он берёт на себя право прощать грехи и исцелять болезни), что эти два явления суть одно. Он не страдает ложной скромностью и заявляет, что больше Соломона или Ионы. Когда его упрекнули, как Баньян , в том, что он обращается к искусству вымысла, обучая притчами, он оправдывается тем, что искусство — единственный путь, которым можно учить людей. Иными словами, весь его образ жизни говорит о том, что его можно называть человеком творческим, богемным.
