garde/»

Завершение схемы Лютером и Кальвином

Теперь мы видим нашу религию как причудливую, но вполне понятную эволюцию от грубых попыток умилостивить разрушительные силы природы у дикарей до тонкой теологии с дорогостоящим ритуалом жертвоприношения, возможного только для богачей, в качестве роскоши, и, наконец, до религии Лютера и Кальвина. Стоит также заметить, что более ранние формы предполагали совершенно реальные жертвоприношения. Жертва не всегда бывала искупительной, и это бывало далеко не везде. В Индии мужчины собственноручно сдирают с себя кожу, жестоко истязая себя, чтобы достичь святости. На западе святые изумляли мир своей строгостью, самобичеваниями, раскаяниями, бдениями. Но Лютер избавил нас от всего этого. Его реформация стала триумфом воображения и дешевизны. Она принесла тебе предельное спасение и не требовала от тебя ничего, кроме веры. Лютер не знал, что делает он для научного социологического пути, как знаем об этом мы; но его инстинкт послужил ему больше, чем могли бы знание; ибо именно инстинкт, а не теологическая казуистика, заставил его столь решительно ограничиться Оправданием Верой в качестве главного козыря, которым он должен был побить Папу, или, как определил это он сам, в качестве знака, под которым он должен был побеждать. Можно сказать, он отменил плату за небо. Павел настаивал на этом; но сделали это Лютер и Кальвин.

По этому разделу почти нечего сказать, но настораживает одна сентенция. Мы видим один из главных пороков в критическом инструментарии мистера Шоу. «В Индии мужчины собственноручно сдирают с себя кожу, жестоко истязая себя, чтобы достичь святости».

Это одна из тех полуистин, которые вводят в заблуждение хуже любой лжи. Ибо святость в Индии подразумевает контроль над телом и умом, чувствами, мыслями и страстями, а вознаграждение предполагает обретение владычества над природой, равно как и избавление от греха и воздаяния. На самом деле они действуют точно так же, как химик, рискующий жизнью и лишающий себя всех обычных человеческих удовольствий ради того, чтобы совершить открытие в своей науке.

Джон Ячменное Зерно

Есть ещё одна страница в истории религии, которая должна быть вызубрена и усвоена прежде, чем мы сможем полностью понять природу Иисуса. Те, кто способен читать длинные трактаты, найдут её во фрэзерской «Золотой ветви». Простой народ — в крестьянской песне о Джоне Ячменное Зерно, ставшей теперь доступной нашим салонным дилетантам благодаря прекрасному сборнику Сесила Шарпа «Народные песни Сомерсетшира». Из выдающегося труда Фрэзера вы узнаете, как та же нехитрая логика, что заставляет современного англичанина верить, будто, съев бифштекс, он может обрести силу и смелость быка, и сохранять свою веру в это, невзирая на позорнейшие поражения от вегетарианских борцов, или гонщиков, или велосипедистов, вела первых людей, придумавших Бога способным к воплощению, к вере в то, что они могут приобрести искру его божественности, отведав его плоти и испив его крови. А из песни о Джоне Ячменное Зерно вы можете узнать о чуде семени, прорастания и урожая, самом замечательном среди всех чудес и столь же необъяснимом, как прежде, но познанном простым хлебопашцем, и о том (как мы можем теперь заявить, изучив всё с должным тщанием), что Бог пребывает в семени, и что Бог бессмертен. И оно становится проверкой на божественность, поскольку, что бы ты с ним не делал, ты не сможешь его убить, и когда ты похоронишь его, оно поднимется вновь с новой жизнью и красотой и подарит человечеству вечную жизнь, чтобы быть съеденным и выпитым, и снова убитым и погребённым, чтобы подниматься снова и снова, ещё и ещё. Ты можешь и даже должен обращаться с Джоном Ячменное Зерно с «праведной свирепостью», опуская его «на колени» своей косой, бичуя его своим цепом, зарывая его в землю; и он не будет ни сопротивляться тебе, ни упрекать тебя, но восстанет вновь в золотой красе средь великого полыхания солнечного света и пения птиц, и спасёт тебя, и освежит твою жизнь. И, соединив эти две традиции с необходимостью Избавителя, вы получите, наконец, представления о том, что, когда Избавитель придёт, он будет бессмертен; он отдаст нам своё тело на съедение и кровь — на выпивание; и он докажет свою божественность, приняв мученическую смерть без сопротивления или осуждения, и воскреснет из мёртвых, и вернётся на землю во славе как даритель жизни вечной.

Далее в этом очерке найдётся немало ссылок, в которых будет упоминаться ритуал Джона Ячменное Зерно. Но здесь нужно сделать пару замечаний о богоедении. Вполне разумно полагать, что, взяв божественную субстанцию и сделав её частью себя через чудо усвоения, поедающий должен приобретать качества этой субстанции.

Эта теория, по сути, так и не была опровергнута. С позволения мистера Шоу, девять из десяти вегетарианцев должны рано или поздно бросить свою отвратительную привычку; и доводом в пользу существования в живой протоплазме некоего метафизического свойства, не исчезающего немедленно в случае смерти, является то, что свежее мясо, как показали опыты исследователей, более живительно, чем консервированное; да и само консервированное мясо заметно вырождается со временем, хотя явных изменений его пищевых свойств не наблюдается. В крайнем случае поедания живой пищи, как может убедиться каждый, сырые устрицы поглощаются быстрее, чем какие-либо иные. Это вопрос не только усвояемости, позволяющей заменять ткани, дабы восполнить их износ. На самом деле это вхождение в тело некой тонкой субстанции, или, как сказали бы древние, субстанции божественной, которая проявляется в поедающем в виде избытка жизни и радости. Нельзя сомневаться и в том, что католики находят в облатках настоящую духовную поддержку.

Мистер Шоу может, несомненно, возразить, что многие исцелялись гомеопатическими средствами и Христианской Наукой. Но этот аргумент легко принять и даже подтвердить, ибо факты неоспоримы. Эффективность обряда богоедения несомненна; и важно разве только для помощи воображению, что субстанция таинства должна быть высочайшей и возвышенной, что вещь всех вещей, в которую верят участвующие, должна быть самой драгоценной, и святой, и сильнейшей из вещей, сущих в небесах или на земле. Это, конечно же, основное доказательство пресуществления. Надо заметить, что съесть кусок хлеба просто для того, чтобы напомнить себе о том, что это происходит в церкви — дело чрезмерное, избыточное и совершенно излишнее.

В последнем высказывании Мистер Шоу ступает на исторически опасную почву. «Соединив эти две традиции (теорию богоедения и воскресение Джона Ячменное Зерно) вы получите, наконец, представления о том, что, когда Избавитель придёт, он будет бессмертен; он отдаст нам своё тело на съедение и кровь — на выпивание; и он докажет свою божественность, приняв мученическую смерть без сопротивления или осуждения, и воскреснет из мёртвых, и вернётся на землю во славе как даритель жизни вечной». Это ясно из того, что все три идеи изначально едины и представляют собой символическое выражение или, фактически, симпатическую магию, чья основа кроется в тех фактах из жизни Земли и её обитателей, которые очевидны как самым невежественным дикарям, так и просвещённейшим мужам науки.

В поисках Конца Света

Но ещё одна непреходящая вера стискивает воображение человека религиозного с тех самых пор, когда религия распространилась среди бедноты, или, иначе говоря, с тех самых пор, когда коммерческая цивилизация безнадёжно исключила класс бедняков из наслаждений мира сего. Это уверенность в том, что конец мира сего близок, и что он скоро прейдёт и сменится царством счастья, справедливости и блаженства, в котором богатеям, угнетателям и неправедным не будет места. Все мы сталкивались с подобными ожиданиями: чаще всего их лелеет всякая набожная родня, которая видит в каждом большом бедствии знамение приближающегося конца. Предостерегающие брошюры — в непрерывном обороте: объявления вкладываются в газеты и счета теми, кто убеждён (и кто ужасается безразличию к этому неверующих) в грядущей погибели. И проповедники воскрешения, теперь, как и во дни Иоанна Крестителя, непрестанно наставляют свои паствы молиться и смотреть, как великий день захватит их, словно тать ночью, и вскорости в мире не останется ничего нечестивого. Верование это также ассоциируется со вторым пришествием Ячменного Зерна; из-за чего оба события начинают, в конце концов, восприниматься как единое целое.