По рукам!
Едва я миг отдельный возвеличу,
Вскричав: «Мгновение, повремени!»
Все кончено, и я твоя добыча,
И мне спасенья нет из западни.
Тогда вступает в силу наша сделка,
Тогда ты волен, — я закабален.
Тогда пусть станет часовая стрелка,
По мне раздастся похоронный звон.

Нам долго кажется, что Фауст заключил удачную сделку, ведь какие бы богатства, почет и власть ни предлагал дьявол, Фауст всегда умудряется найти их скучными и бессмысленными. Ничто не может заставить его воскликнуть: «Мгновение, повремени!» (В конце концов бедного Фауста все же настигает злой рок, однако эта часть истории для нас уже не имеет значения.)

Традиционно героя Гете принято истолковывать как воплощение архетипа современного человека. Однако импульс, заставляющий постоянно стремиться к новым и новым приобретениям, никогда не находя удовлетворения, по-видимому, существует гораздо дольше и более универсален, чем мы думаем. На деле он, возможно, является встроенной функцией нервной системы не только человека{18}, но и менее развитых животных. Вот что говорит невролог и антрополог Мелвин Коннер:

«Мотивационные участки нашего мозга, в частности гипоталамус, обладают функциональными характеристиками, по-видимому, связанными с постоянной человеческой неудовлетворенностью. Эксперименты с латеральным гипоталамусом животных показывают, что смесь беспокойства и желания — хроническое внутреннее состояние организма, пожалуй, лучше всего описываемое фразой “Я хочу”, в которой объект желания может быть назван или нет».

Если это так, подобный механизм был бы весьма полезен для выживания вида, обеспечивая нам постоянную бдительность и поиск новых возможностей для овладения большим числом вещей и контроля над большим количеством энергии, благодаря чему мы и наши потомки приобрели бы большую жизнеспособность. Но, видимо, нам приходится платить за этот прекрасный план ту же цену, что и Фаусту: мы никогда не удовлетворимся нашими достижениями, по крайней мере, пока не обнаружим, что эволюция поставила разум на бесконечную «беговую дорожку».

В повседневной жизни легко обнаружить фаустовскую неудовлетворенность. У желания нет естественного предела. Безработный может думать, что был бы счастлив, получая 30 000 в год. Однако тот, кто уже зарабатывает эту сумму, уверен, что его сделают счастливым только 60000 в год, а тот, кто имеет 60 000, думает, что для спокойствия души нужны 100 000. И так до бесконечности. То же верно и в отношении материальной собственности: дом, где мы живем, всегда недостаточно хорош, наша машина всегда недостаточно нова. Многочисленные исследования показывают, что эскалация ожиданий неизбежна в любом обществе, позволяющем человеку улучшить свою жизнь.

По-видимому, разум действует в соответствии с общей задачей постоянно отслеживать возможности улучшить положение человека, поскольку в противном случае подвернувшейся возможностью воспользуется кто-то другой. Рабочий принцип таков: человек должен всегда стремиться к большему просто для того, чтобы не проиграть. Такое мировоззрение отражает закон джунглей: эта врожденная паранойя, вероятно, была отчасти полезна, а может, и незаменима для выживания. Развитие цивилизации во многом проявлялось в создании небольших защищенных островков существования, где конкуренция и риск сводились к минимуму и где мы могли на какое-то время почувствовать себя в безопасности и ослабить бдительность. Племенные пляски, религиозные обряды, художественные представления, игры, спорт и сам по себе досуг создают эти блаженные оазисы. Но некоторые, даже играя в гольф, не могут перестать думать об умножении собственности и о конкуренции. Было бы идеально, если бы человек, становясь в нужный момент амбициозным перфекционистом, мог затем с чувством удовлетворения расслабляться. Однако начав понимать, на что мы запрограммированы, мы получаем возможность преодолевать предписания генов{19}, когда их требования становятся неприемлемыми, и таким образом в некоторой степени управлять древней силой эволюции.

ХАОС И СОЗНАНИЕ

Считается, что, даже если мы ничем больше не управляем, мы можем управлять хотя бы ходом своих мыслей. И пусть большинство из нас смирились с теорией Фрейда, утверждающей, что наш разум зачастую подвержен влиянию подавленных желаний, и, кроме того, все знают, как уязвима нервная система для воздействия наркотиков и физиологических процессов, мы все-таки продолжаем верить, что способны думать о чем захотим и когда захотим.

Тем не менее есть много свидетельств того, что мыслительные процессы не так упорядочены, как нам хотелось бы думать. Больше того — можно утверждать, что естественным состоянием ума{20} является не порядок, а хаос. В отсутствие привлекающего внимание внешнего стимула, например беседы или стоящей перед нами задачи, газеты, которую хочется почитать, или телевизионной программы, мысли начинают беспорядочно разбредаться. Вместо приятной логической цепочки сознательных ощущений вдруг возникают посторонние мысли, и, как ни старайся, едва ли удастся думать об одном и том же дольше нескольких минут.

Это подтверждают исследования сенсорной депривации. В одиночном заключении (в тюрьме или специальной депривационной камере для исследовательских экспериментов) люди, изолированные от звука, света и лишенные возможности действовать, вскоре теряют направление мысли и, по их описаниям, испытывают странные, неконтролируемые фантазии и галлюцинации. Чтобы оставаться в упорядоченном состоянии, мозгу нужна упорядоченная информация{21}. Имея ясные цели и получая обратную связь, сознание работает без сбоев. Именно поэтому игры, спорт и ритуальные церемонии являются одними из наиболее приятных видов деятельности — они упорядочивают внимание внутри узких границ при помощи ясных правил. Даже выполнению работы{22}, порой ненавистной, свойственны упорядоченность и непрерывность. Когда их нет — хаос возвращается.

Другое доказательство таково: в ходе опросов люди утверждают, что часто испытывают апатию и неудовлетворенность, когда находятся одни и им нечем заняться. Парадоксальным образом, когда мы наиболее свободны и можем делать все, что захотим, мы менее всего способны действовать. В таких ситуациях свободно блуждающий ум рано или поздно наталкивается на какую-нибудь болезненную мысль или неудовлетворенное желание. Большинство из нас не способны в подобных обстоятельствах просто собраться и начать думать о чем-то полезном или радостном. Неудивительно, что для многих людей в западном мире худшее время на неделе — это воскресное утро{23} с десяти до полудня. Для тех, кто не ходит в церковь, это наименее структурированный отрезок времени, когда нет ни каких-либо внешних требований, на которые необходимо отреагировать, ни привычных целей, привлекающих внимание. Человек завтракает, читает воскресную газету, а что потом? К полудню он решает посмотреть телепрограмму, прокатиться на машине или покрасить заднее крыльцо. Принятое решение задает мыслям новое направление, и то, что тревожило его, вновь скрывается на периферии сознания.

Как ни странно, на работе большинство людей пребывают в лучшем расположении духа, чем дома. На работе обычно понятно, что нужно делать, и человек может определить, насколько хорошо он работает. И все же мало кто хочет побольше работать и поменьше отдыхать. А тех, кто все-таки стремится к этому, называют «трудоголиками». И никто не замечает, что работа, которой мы хотим избежать, в действительности приносит нам больше удовлетворения, чем свободное времяпрепровождение.