Приближался Пейсах. Все евреи запасались мацой, вином, мясом, овощами и прочей снедью, только у нашего бедняка не нашлось и гроша медного, чтобы приготовиться к празднику. Наступил канун Пейсаха. Во всех домах уже совершили уничтожение квасного. Только у ламед-вовника ничего не было готово к празднику.

Вышел бедняк из дома и стал в тоске бесцельно прохаживаться взад-вперед.

В это время на небе поднялся шум. Ангелы возроптали. Можно ли допустить, чтоб семья такого великого человека голодала? И когда? В великий праздник Пейсах! Господь Бог разгневался на людское бессердечие и уже решил было уничтожить весь город, но тут Илья-пророк вызвался спуститься на землю, чтобы выручить бедняка и его семью.

А бедный ламед-вовник продолжал прохаживаться взад-вперед по улице и тщетно ломал себе голову над тем, где и как достать денег для сейдера.

Вдруг навстречу бедняку идет богато одетый еврей, сразу видать — нездешний, и, поравнявшись с ним, спрашивает, не может ли тот указать ему приличный дом, чтобы снять квартиру. Он, дескать, купец, приехал в город по делам и не хочет проводить праздничные дни в заезжем доме. Наш бедняк и пригласил купца к себе на сейдер. Обрадовался купец, просиял, вынул из кармана кошелек с деньгами и отдал его бедняку с такими словами:

— Поспешите, у вас мало времени. Скоро праздник. Вам надо много чего купить. Завтра я приду к вам на сейдер.

Счастливый бедняк поспешил домой к жене и детям. Спустя два часа все необходимое для праздника было куплено. И семья бедняка стала с нетерпением ждать прихода гостя-купца. Но того все не было. Вечером все радостно сели к столу справлять сейдер, а купец так и не пришел.

Тут только все поняли, что купец этот был Илья-пророк.

В Люблине тяжело занемог главный раввин. Собрались у его постели лучшие люди города, ждут, что он им скажет, кого пригласить на должность раввина после его кончины.

— Мне нельзя открыть вам имя моего преемника, — сказал раввин. — Найдите того, кто смертельно заболеет вскоре после моей смерти. Этот человек и укажет вам, кто должен стать после меня раввином в Люблине.

Сказал так раввин и умер.

Стали узнавать и узнали, что внезапно заболел и, по всей видимости, скоро умрет старый портной — бедный, малообразованный еврей. Пришли к нему и стали спрашивать, кого назначить главным раввином вместо недавно скончавшегося. Портной вначале не хотел отвечать: мол, не его это дело. Стали его упрашивать. Молчит. Предложили: назовут несколько городов, пусть он хотя бы даст знак, из какого города пригласить раввина в Люблин. Стали перечислять города, и, когда назвали Острог, портной оживился: туда, дескать, езжайте, оттуда пригласите раввина. И помолчав, добавил:

— Я знаю, что острожский раввин не захочет ехать в Люблин, так скажите ему, мол, я велел.

Через несколько дней два посланца общины выехали из Люблина в Острог.

Приехали в Острог. Пришли к местному раввину, пригласили его занять раввинское кресло в Люблине. Жалованья от общины столько-то и столько-то. Но раввин и слышать о том не хочет. Здесь, мол, он родился, на здешнем кладбище покоятся его родители, деды и прадеды. Не поедет он в Люблин, и все тут. Посланцы стали набавлять жалованье. Не помогает. Тогда обратились к нему со следующими словами:

— Ребе! Нас послал к вам люблинский портной. Перед смертью он сказал нам: «Зовите в Люблин острожского раввина, скажите — я велел».

Услыхав, что портной умер, острожский раввин разорвал на себе одежду и сказал:

— Раз так — надо ехать. Надо ехать, раз он велел.

И потом долго-долго плакал навзрыд.

Вскоре после этого раввин вместе с посланцами выехал в Люблин. За несколько верст до города карету остановила толпа евреев. Они распрягли лошадей, сами впряглись в оглобли и торжественно ввезли в город нового раввина.

В первую же субботу после торжественной драши несколько знатных прихожан обратились к новому раввину и попросили рассказать о портном.

— Мы понимаем, — сказали они, — портной этот был великий человек. Наш покойный раввин знал об этом, но мы понятия не имели о его величии и святости, для нас он был обыкновенным портным, бедным и малограмотным.

Раввин долго отказывался говорить об этом, но, уступая настойчивым просьбам, наконец рассказал вот что:

— Да, это был великий человек. Я его видел только один раз и до самой смерти не забуду об этой встрече. Это было в Остроге. Я был тогда молод, день и ночь сидел в бес-медреше, изучал Тору. Днем, когда прихожане расходились, я, бывало, запирал бес-медреш и оставался наедине с книгами. Мне никто не мешал, меня ничто не отвлекало, и я наслаждался одиночеством и книгами. Однажды я сидел, углубившись в книгу, один в запертом бес-медреше и вдруг вздрогнул: около меня кто-то стоял. Я испугался: дверь была заперта, окна, как всегда зимой, закрыты ставнями — непонятно, как можно было попасть внутрь.

— Не пугайтесь, — сказал незнакомец, — я такой же человек, как и вы.

— Но кто вы? — спросил я.

— Я портной из Люблина, и меня прислал к вам Илья-пророк. Знайте: Острог погряз в грехах. Небо не может терпеть их дольше. Там принято решение: Острог должен исчезнуть. Илья-пророк спешно послал меня к вам: вы единственный праведник в этом греховном городе. Он велел вам заступиться за город: молиться, молиться и снова молиться до тех пор, пока не вымолите у Бога прощение и Он не сжалится над городом.

Я молча выслушал его и сказал:

— Я вам верю и сделаю все, что смогу, для того чтобы спасти родной город, но я хочу чтоб вы дали мне знамение — я хочу увидеть Илью-пророка.

— Его нельзя увидеть! — ответил портной. — Это опасно. Вы можете испугаться до смерти, и город будет под угрозой.

Но я заупрямился и настаивал на своем.

— Ну хорошо, — сказал он. — Вы увидите его.

Он вынул из кармана платок и завязал мне глаза. И тут сквозь повязку я увидел Илью-пророка. От него исходило такое сияние, что я испугался и упал в обморок. Когда я очнулся, оба они уже исчезли. Город, как вы знаете, был спасен. Но этим он обязан совсем не мне, я что, я ведь маленький человек, а ему, этому великому человеку. Вот каков он был — люблинский портной.

Одному еврею подбросили в погреб труп убитого христианского мальчика и затем обвинили его в ритуальном убийстве. Узнал об этом праведник Гурарье и стал поститься и молить Бога о спасении невиновного. И приснилось ему, что он должен поехать в некий город и отыскать там бедного чулочника. Надо было только уговорить того чулочника спасти еврея, а уж чулочник найдет способ это сделать.

Поехал Гурарье в тот город и отыскал там бедного чулочника. А чулочник оказался невеждой, двух слов связать не может. Но все это было только для виду, и, когда Гурарье начал его упрашивать, стал говорить, что от него зависит судьба многих евреев по всей стране, чулочник обещал все сделать.

А в это время в столице шли приготовления к суду над невинным евреем. На суд должны были приехать сам Папа Римский и король. Чулочник отправился пешком в столицу, и по дороге его нагнала папская карета, запряженная четверкой лошадей. Увидел Папа бедняка, шагающего пешком, и посадил его к себе в карету. Чулочник сказал, что он тоже идет на суд, и Папа стал его расспрашивать, какое он имеет отношение к этому суду. Чулочник ничего ему на это не ответил, только попросил без него, чулочника, суда не начинать. Папа пообещал ему это. На следующий день на суд прибыли Папа, король и все придворные, пришли обвинители, а бедный еврей сидел на скамье подсудимых и с тоской глядел на собравшуюся враждебную толпу. Папа, верный своему обещанию, не открывал заседания суда, ожидая появления чулочника. В это время на площади стали уже воздвигать эшафот для казни еврея.