Меган Силвер окончательно проснулась и поняла, что такую идею можно продать за миллион долларов.

Конечно, она осознала это не сразу, но ее охватило невероятное возбуждение. Порция адреналина, бросившаяся в кровь, была так велика, что Меган захотелось немедленно схватить ручку и бумагу, чтобы успеть записать, пока сон не растворился в свете утра. Со стоном она потянулась за потрепанным блокнотом и шариковой ручкой, которые всегда лежали подле кровати на всякий случай. Правда, еще ни разу ничего подобного не происходило.

Ручка покатилась по полу; Меган ладонью пошарила под кроватью, поднимая пыль, — было лень вставать. Похмелье билось болью в висках, но она пересилила себя.

Да она не могла обращать на это внимание, потому что ей приснилось невероятное и это надо было немедленно все записать.

Слава Богу, подумала Меган, найдя наконец ручку.

Она схватила блокнот и принялась писать. Длинные, очень длинные предложения, словно паутина, покрыли страницу.

За окном крохотной спальни появились первые красные полосы восхода. Над Сан-Франциско занималось утро.

— Он бросил меня, — объявил Деклан, через час входя к ней в спальню без стука. — Ты слышишь? Он бросил меня. — Весь его вид выражал невероятное горе. Дек смотрел на свою соседку по квартире, желая убедиться, насколько сильно его сообщение потрясло ее.

— Кто бросил тебя? — пробормотала Меган, не отрываясь от своих записей.

Помятые листы бумаги валялись на кровати поверх старых номеров журнала «Спин», которые она читала на ночь.

Меган писала без остановки, она даже не приняла душ, не сварила кофе. У нее не было времени на всякие глупости, в том числе и на драматические переживания Дека. Приснившийся сюжет нисколько не походил на другие. Она уверена. Непонятно почему, но она думала именно так.

— Джейсон, — произнес Деклан с безграничным отчаянием. — Вчера вечером мы были с ним вместе в «Коробке» и Джейсон ушел с кем-то. С каким-то негодяем, — злобно уточнил он. — У того парня стрижка ежиком и перстень с печаткой.

Меган невольно улыбнулась:

— Дек, ты с ним встречался ровно три раза.

— Но я думал, что он…

— Тот самый, единственный? Ты вообще в каждом парне видишь того самого, — заметила Меган, опустив блокнот. Она понимала: если Деклан настроен поговорить, то ей не отвертеться. — Ну давай, я знаю, что ты хочешь от меня услышать. Ты настолько хорош собой, что можешь завлечь любого, на кого положишь глаз. Так?

— Не правда. — Голос Деклана смягчился, он бросил томный взгляд на свое отражение в зеркале. — Слушай, в последнее время я поправился. Это заметно?

Меган вздохнула и внимательно посмотрела на прекрасную, словно изваянную скульптором, фигуру Деклана Хита.

Худое мускулистое тело танцора. Глаза Дека невероятного цвета — цвета ирландского тумана — были обрамлены густыми серебристо-серыми ресницами. Черные волосы локонами падали на плечи и шею, совершенно как у героя какой-нибудь романтической сказки. Собственно, таким героем он и хотел быть.

— Нет, — сказала Меган, — но выглядишь ты великолепно.

— А почему бы тебе не одеться? — поинтересовался Деклан. — Мы могли бы пойти и выпить кофе… Не смотри на меня так. Мне вчера заплатили. Я приглашаю. О'кей?

Он выплыл из ее спальни, и через несколько секунд звуки «Песни гор» заполнили маленькую квартирку.

Меган оделась, без всякого желания вступая в новый день. После вчерашнего вечера она чувствовала себя отвратительно и вдобавок боялась того, что ей принесет утренняя почта. Новые счета и кучу писем с отказами от нью-йоркских агентов. А может, и того хуже — ее рукописи с приклеенными к ним тонкими полосками. Отказы издателей. И это результат напряженной восьмимесячной работы. Иногда надежда почти оставляла Меган. Она так много трудилась над своим романом. Ночи, выходные, любую свободную минуту, которую удавалось выкроить в библиотеке, где она горбилась над столом за десять долларов в час. Иногда ей казалось, что количество отказов значительно превышает число разосланных экземпляров романа.

Однако волноваться по этому поводу было рано. Поколению бездельников следует наплевательски относиться к материальному успеху. Надо, конечно, работать, но только чтобы заплатить за самое необходимое, вроде кофе, музыки, клуба. Меган и Деклан пополам оплачивали квартиру, на еду тратили очень мало, одевались в самых недорогих магазинах Сан-Франциско. Они ходили в большинство клубов бесплатно — на вечеринки. Деклан, несостоявшийся артист, работал неполный день помощником продавца в магазине, а Меган, несостоявшаяся писательница, тоже работала неполный день в публичной библиотеке. Они нашли свой стиль.

Правда, Меган Силвер до чертиков надоел этот стиль.

Ей хотелось, чтобы наконец кто-то еще, а не один Дек прочитал ее книгу.

Она мигом влезла в джинсы «на вырост», которые валялись на полу со вчерашнего вечера, затянула их ремнем поверх рубашки и сунула ноги в тяжелые грубые бутсы.

Никакой косметики. Свой туалет она завершила двумя пригоршнями позвякивающих медных браслетов и тяжелым перстнем из горного хрусталя. У Меган было мало тряпок, и поэтому не надо было тратить время на мучительный выбор: что надеть. Все ее барахлишко валялось в комнате — на кровати, на индийском коврике, под ее любимыми плакатами «Нирваны» и «Дарк энджел»1. «Дарк энджел» была любимой музыкальной группой Меган Силвер, под их бешеные ритмы прошли годы учебы в колледже, под их оглушающие композиции она работала, под мрачные аккорды рыдала в депрессии, их музыка выворачивала ее наизнанку, когда она занималась любовью. Супергруппа конца девяностых, фонограмма ее поколения.

Но на прошлой неделе группа распалась. Меган до смешного расстроилась. И не только она. Саша Стоун, подруга Деклана, сидя перед ней в кафе «Подкова», рыдала, и тушь мрачными черными ручейками текла по нежным щекам.

— Слушай, кончай реветь, — сказала Меган, подсовывая Саше бумажный носовой платок. — Это же всего-навсего музыкальная группа.

— Не будь мещанкой! — резко бросил Деклан и обнял рыдающую девушку за плечи. — Это серьезно. Любое искусство — это серьезно.

— Зак, — дико рыдала Саша, — Зак Мэйсон предал всех, кто ему верил.

— Но он всего-навсего певец, а не мессия, — сказала довольно холодно Меган. — Знаешь, я думаю, он запишет сольники.

— Ты так думаешь? — судорожно всхлипнула Саша. В ее голосе послышалась надежда.

— О Господи! Сколько тебе лет?

— Меган! — одернул ее Деклан. — Саша страдает. Прояви хоть каплю сочувствия.

— Да в конце концов, никто не умер! — зло пробормотала Меган.

Сколько лет Саше? Может, вопрос в том, сколько ей самой? Двадцать четыре — и что она собой представляет?

Кто она такая? Что у нее есть, кроме степени по английскому языку, полученной в Беркли? И она сидит в кафе со взрослой женщиной, которая рыдает лишь потому, что какая-то рок-группа развалилась.

Именно в этот день Меган Силвер охватило внезапное беспокойство.

Меган повертелась перед зеркалом. Она выглядела хорошо. Не как-то особенно, а просто хорошо. Каштановые волосы мягкими волнами ниспадают на шею, умные карие глаза смотрят внимательно, чистая кожа — правда, со следами излишеств чрезмерного ночного веселья. Под скучной бесформенной одеждой скрывалась красивая фигура, хотя и несовременная. Округлые груди, женственные икры, слегка толстоватые бедра. Лишний вес, который Меган никак не могла сбросить. Она радовалась хипповской моде — как здорово, что можно натягивать на себя вещи «на вырост». Вообще-то она ненавидела свое тело, свою внешность.

Да, она не дурнушка, но в сравнении с золотистыми калифорнийскими бабочками Меган Силвер просто жалкая моль.

Совсем незаметная.

Такой она и родилась. Меган была самой младшей из шести детей в католической семье в Сакраменто, еще один лишний рот, который надо было прокормить отцу, измученному тяжелым трудом электромонтера, и нервной матери, едва справлявшейся с большой семьей. Нельзя сказать, что ее обижали, — на нее просто не обращали внимания.