Когда по прошествии двух недель Фамарь не увидела крови, она поняла, что забеременела. Она и возликовала, и ужаснулась одновременно. Она хранила свою тайну и вела себя обычным образом — рано вставала и работала целый день. Никто не замечал в ней никаких перемен. Труднее всего было сбить с толку Аксу.

Ночью, когда все спали, Фамарь накрывала руками живот. Иногда ею овладевал страх, и она удивлялась тому, что осмелилась обмануть Иуду. Что он сделает, когда узнает об этом? Ради того, чтобы родить ребенка, она рискнула всем, даже жизнью. И теперь она боялась за ребенка, которого носила под сердцем. Скоро ее беременность станет очевидной, если Акса уже не догадалась о ней. Если бы отец узнал об этой беременности, он убил бы Фамарь. Если умрет она, то умрет и ребенок и, значит, прервется линия Иуды.

Она старалась рассуждать ясно и не давала разыграться своим чувствам. Она все еще была членом семьи Иуды, признавал он это или нет. Решение о том, жить ей или умереть, должен принимать он, а не отец. Ее единственной защитой была истина, но она не хотела открывать ее так, чтобы навлечь позор на Иуду. Если бы она хотела опозорить его, то давно бы кричала о нем у городских ворот.

Она хранила свою тайну, отказываясь поверить ее даже Аксе, которая каждый день донимала ее вопросами: «Где ты была в тот день? Почему не разбудила меня? Я искала тебя в поле. Скажи, куда ты ходила и зачем?»

В конце концов она вызвала ее на разговор с глазу на глаз.

— Что ты сделала, Фамарь? От кого ты забеременела? Клянусь богами, мы обе погибли!

— Я сделала то, что должна была сделать, Акса. По закону народа Иуды и моего народа я имею право родить ребенка от Шелы либо от самого Иуды. Я должна была рискнуть всем, чтобы добиться от свекра справедливости. Я прибегла к обману и опозорила себя, чтобы родить этого ребенка, если только я не умру в бесчестии. — Она обняла свою кормилицу и крепко держала ее. — Ты должна верить мне.

— Тебе надо заявить об этом во всеуслышанье…

— Нет. Ничего нельзя говорить. Еще нельзя.

— Что будет, когда обо всем узнает твой отец? Он помилует тебя, если сочтет, что ты совершила прелюбодеяние?

— Это дело Иуды решать, что со мной делать.

— Тогда ты умрешь, и вместе с тобой твой ребенок. Иуда считает, что ты приносишь несчастье и виновна в смерти его сыновей. Этот случай даст ему повод избавиться от тебя!

— Не говори больше об этом.

— Твой отец убьет тебя, когда все узнает! — Акса закрыла руками лицо. — Ты должна была ждать.

— Я состарилась бы и умерла раньше, чем Иуда позвал бы меня.

— А так ты погубишь себя и своего ребенка. Ты предала Иуду и навлекла позор на его дом. Скажи мне, что произошло?

— Я ничего не скажу тебе.

Осторожность и надежда на более светлое будущее заставляли ее хранить молчание.

Это была ее с Иудой тайна, хотя тот еще не знал о ней. Фамарь будет хранить ее, ибо она драгоценна для нее. Посох Иуды лежал под ее постелью, а печать на перевязи до сих пор висела у нее на шее, спрятанная под вдовьей одеждой. Она не покажет их Аксе. Она не будет болтать об этом и никому не даст повода смеяться над Иудой. Она хотела исполнить свой долг перед его домом. Она хотела быть принятой его народом. Будет ли Иуда благодарен ей, если она выставит его на посмешище?

Фамарь думала об Иуде, о его гордости, его боли, его потерях. Она не хотела бы добавить к его скорби еще и унижение. Иуда бросил ее, но она не опозорит отца своего ребенка ни перед мужчиной, ни перед женщиной.

В то утро, когда она шла по отцовским полям и стояла на перекрестке, поджидая Иуду, у нее было достаточно времени серьезно подумать о том риске, которому она подвергала себя. Жизнь или смерть — это решит Иуда. Когда она стояла над спящим Иудой, она была охвачена гневом. Она едва не ударила его ногой, чтобы разбудить и поставить перед лицом совершенного им греха. Ей хотелось встряхнуть его и закричать: «Смотри, до чего ты довел меня, Иуда! Смотри, что ты наделал!» Когда-то он посоветовал ей сыграть перед Онаном роль блудницы. Вместо этого она сыграла эту роль для него.

Фамарь поборола свой гнев. Она не будет мстить. Она хочет справедливости. В надежде на нечто лучшее — значительное и постоянное — она рисковала всем. Дитя. Основание жить! Будущее и надежда! Она раздувала внутри себя крошечный огонек жизни, зная, что все в руках Иуды.

— Может быть, тебе повезет и ты выкинешь, — сказала Акса.

— Если это случится, то я умру вместе с ребенком.

— Ты можешь умереть раньше.

Акса закрыла руками лицо и расплакалась.

Фамарь грустно улыбнулась. Что заставляло ее надеяться на человека, который за все то время, что она знала его, никогда не поступал справедливо? Разве он защитил ее от жестокости Ира, разве он позаботился о том, чтобы Онан исполнил свой долг в отношении брата? Иуда сам нарушил свое обещание отдать ей Шелу. Как могла она надеяться, что выживет, если ее жизнь была в руках такого человека?

И все-таки она надеялась. Она предпочитала надеяться. Она не хотела поддаваться охватывавшему ее страху за ребенка, которого она носит, страху за ребенка Иуды, который был его надеждой и будущим.

Но захочет ли этот человек выслушать ее, когда придет время открыть ему истину?

Прошло еще два месяца, прежде чем для Фамари наступил день гнева и суда. Акса трясла ее, чтобы разбудить. Фамарь поднялась, ничего не соображая, но тут же поняла, что уснула возле каменной стены, где работала.

— Ты погибла, — произнесла Акса, и слезы бежали по ее лицу. — Погибла! Слуга увидел тебя спящей и пошел к отцу. Зимран позвал меня. Я все ему рассказала. — Она крепко стиснула руки Фамари. — Беги прочь, Фамарь. Ты должна скрыться!

Странное спокойствие овладело Фамарью. Ее ожидание закончилось.

— Нет, — спокойно сказала она и встала.

Через поле к ней шагали два брата. Пусть идут. Подойдя к ней, они бросили ей в лицо грязные обвинения. Она ничего не сказала им, когда они схватили ее за руки и повели к дому. Во дворе стоял отец, лицо его было красным, руки сжаты в кулаки.

— Ты беременна?

— Да.

Не спросив, кто отец ребенка, Зимран замахнулся на дочь. Первый же удар сбил ее с ног. Когда он начал бить ее ногами, она отползла в сторону и свернулась клубком, чтобы защитить ребенка.

— Ты не имеешь права судить меня! — закричала она ему в ярости, не уступавшей его собственной.

— Не имею права? Ты моя дочь!

Он снова ударил ее.

Задыхаясь, Фамарь стала подниматься на ноги, но отец, схватив ее за косу, дернул назад. Она царапала его руки, чтобы освободиться. Она носила в своем чреве детеныша льва, и боролась, как львица, чтобы спасти его. Она поднялась, твердо встала на ноги и подняла руки.

— Я принадлежу дому Иуды, а не твоему! Или ты забыл?

— Он будет благодарен мне, если я убью тебя!

— Иуда — вот кто должен судить меня! Не ты! Иуда и никто другой!

Тяжело дыша, Зимран пристально смотрел на нее.

— Ты у меня под носом вела себя, как блудница! Я убью тебя!

Фамарь увидела в его глазах слезы стыда и гнева, но она не хотела сдаваться.

— Отец, зачем ты избавляешь Иуду от трудностей? Почему на твоих руках должна быть моя кровь? Он оставил меня шесть лет назад! Пусть на его голову падет то, что случится со мной и моим ребенком.

Отец позвал слугу.

— Иди и скажи Иуде, что Фамарь забеременела в блуде! Спроси его, что он хочет сделать с ней!

Слуга побежал через поле. Зимран зло посмотрел на Фамарь.

— А ты, блудница, иди и жди.

Фамарь подчинилась. Она сильно дрожала. Ее ладони стали влажными от пота. Сердце трепетало.

Что, если Иуда не придет?

Новость о распутстве Фамари и ее беременности потрясла Иуду и привела его в ярость. Прошло шесть лет с тех пор, как он удалил ее из своего дома, и он ожидал, что она всю жизнь будет вести строгий образ жизни. Если он будет милостив к ней и позволит ей жить, то ребенок будет членом его семьи, кто бы ни был его отцом. Но он не мог допустить этого. И не хотел.