— Вам расходиться не следует. Доктор Косторский проведет вас в аналитическую лабораторию. После работы с Корио мы пригласим вас к себе. А вы, девушка, не волнуйтесь. Просто не думайте об этом, — ласково обратился он к Олле. — Если же вам будет очень тяжело, приходите ко мне. Мы вам поможем…

“Тоже на операцию?” — подумал я и, взяв сестру за руку, буквально вытащил ее наружу.

В январе бушевала яростная, неистовая, зловещая весна.

Через два дня, после того как мы проводили Корио, я встретил Онкса Филитова. Несмотря на свой преклонный возраст, он шагал по улице бодро и стремительно. Он заметил меня первый.

— О, Авро, добрый день!

— Здравствуй, старик.

— Как погодка? — спросил он, лукаво кивнув на солнце.

— Будь она проклята, — процедил я.

— О мой дорогой, нехорошо, нехорошо. Ты сквернослов. Это запрещено.

— Послушай, Онкс. Честное слово, мне сейчас не до твоих критических замечаний. Сейчас я тороплюсь вытащить сестру из лаборатории. Она работает как исступленная. А по ночам совершенно не спит…

— Переутомление?

— Да.

— Хочешь, я помогу твоей сестре? — шепотом произнес Онкс.

— С каких это пор ты стал специалистом по человеческим душам?

— С сегодняшнего заседания критического Совета Нейтрального промышленного управления. Авро, ты даже не представляешь, что случилось!

Я с удивлением смотрел на Онкса, стараясь понять, что могло так изменить человека, превратить старого скептика в восторженного юнца. Он же, взяв меня за руку и отведя в сторону, доверительно прошептал:

— Найден гениальный способ приостановить все это…

Он показал на солнце.

— Найден?

— Да. И притом самый выдающийся, самый невероятный, самый…

Я схватил Онкса за плечи и тряхнул его изо всех сил.

— Кто нашел и что нашел?

— Ага! Совсем другие эмоции. Я уверен, что и твоя Олла поправится, как только узнает, что произошло.

— Рассказывай же, старик, скорее!

— Проблема решена физиком-теоретиком Корио, который стоит во главе группы…

— Корио! — прокричал я вне себя от радости.

— Да. И ты знаешь, что он предложил?

— Что?

— Выбрасывать на ракетах на высоту пятьсот километров над поверхностью Земли обыкновенную воду!

Я нахмурил лоб, усиленно соображая, что может дать такая операция.

— Только что закончилась дискуссия по проблеме, и решение принято. Через час или два первые тысячи тонн воды будут на орбите.

— Я ничего не понимаю, — пробормотал я.

Онкс расхохотался.

— Никто ничего не понимал. Все были загипнотизированы тысячами старых проектов. Предлагали выбрасывать порошкообразные вещества, металлы, графит, металлизированные пленки и еще черт знает что. Каждое предложение немедленно оценивалось с точки зрения промышленного и материального потенциала Земли, и все это пришлось отвергнуть. Не хватало либо требуемых материалов, либо производственных мощностей. Представляешь, сколько нужно выбросить в космос обыкновенного мела, чтобы уменьшить радиационный поток хотя бы вдвое? Миллион тонн! А Сколько нужно ракет! И каждая ракета будет создавать лишь ничтожное облачко, а из них нужно составить колоссальное покрывало для Земли. Кроме того, когда Солнце вернется к прежней активности, совершенно не ясно, как все это убрать с орбиты. И вот Корио предложил воду, обыкновенную воду!

Я все еще ничего не понимал.

— Он подошел к проблеме совершенно с неожиданной стороны. Он рассуждал так. Закрыть Землю нужно плотно, надежно и самыми дешевыми средствами, а главное — только на определенное время.

Конечно, вода — самый дешевый на Земле материал.

Но что с ней будет в космосе? Вся гениальность решения заключена в выяснении механизма поведения воды там, над первым радиационным поясом. Оказывается, и он это неопровержимо доказал, вода сама будет растекаться по огромным пространствам, как растекаются поверхностно-активные вещества по поверхности твердого тела. Тонна воды образует за несколько часов тончайшую пленку с фантастической площадью. А далее молекулы воды этой пленки под действием солнечной радиации будут диссоциировать на водород и кислород, которые, в свою очередь, подвергнутся ионизации, создавая области с повышениой концентрацией водородно-кислородной плазмы.

Корио и его товарищи вычислили работу, которая будет затрачиваться на эти процессы, и пришли к выводу, что она может по желанию составить до семидесяти процентов излучаемой Солнцем энергии. Представляешь!

Онкс хлопнул меня по плечу и, убегая, крикнул: — Пойди и расскажи обо всем своей сестре. В Промышленном управлении все знают, что она любит Корио, а он ее!

“А он ее… Любит ли?”

Мой взволнованный рассказ произвел на Оллу удивительное впечатление. Она улыбнулась и тихо сказала:

— Я знала, что Корио предложит что-нибудь необычное!

— Мы спасены, все люди Земли спасены, ты это понимаешь! — кричал я.

Олла смотрела на меня и улыбалась.

Окна нашей квартиры внезапно вздрогнули, потом еще и еще.

— Началось! — прошептал я. — Корабли с водой пошли в космос. Проект Корио осуществляется!

Окна продолжали вздрагивать до самого вечера и в течение всей ночи. Впервые за долгое время Олла, наконец, уснула, а я включил радио. За последними известиями последовала сводка погоды.

Я слушал ее с замиранием сердца. Да, рост температуры прекратился. В заключение диктор сказал:

— В ближайшие сутки ожидается резкое понижение температуры до двух—трех градусов мороза, а затем до десяти—пятнадцати…

Они даже и это рассчитали!

Рано утром я тихонько оделся и вышел на улицу.

С севера потянул непривычный холодный ветерок.

За ночь в парке комья сырой земли затвердели, лужи покрылись тонкой корочкой льда. Утреннее небо было безоблачным, черно-фиолетовым. Воздух внезапно вздрогнул от последовательных взрывов, и я заметил, как минут через пять высоко в небе появились тонкие яркие штрихи, как от метеоров.

Со всех концов Земли в космос выбрасывали воду.

Я неуверенно открыл дверь Института структурной нейрокибернетики и вошел в пустой полутемный холл.

— Вам что? — спросил молодой человек, быстро поднявшись с кресла.