Уважаемые профессора недоуменно стреляли глазами друг в друга.

— Если поверить всему тому, что сообщил нам сейчас монсеньор Штир, — заикаясь от волнения, начал руководитель хирургической клиники Гамбурга профессор фон Гросс, — то придется предположить, что мы встречаемся здесь с крайне удивительным заболеванием.

— Коллега фон Гросс оказался чрезвычайно проницательным! — не удержался, чтобы не съязвить, хирург Миллер, у которого фон Гросс отбивал добрую половину пациентов.

— Если верить документу о Кроллициасе, то есть, простите, святом Кроллициасе, то медлить нельзя, — торопливо выговорил представительный дерматолог Криггер.

— Резать… — задумчиво сказал терапевт Брошке.

— Господин терапевт Брошке, очевидно, желает сказать “ампутировать”, — сухо заметил фон Гросс.

— Да, да, именно ампутировать! — поспешил согласиться тот.

— Пожалуй, так! — уверенно сказал Криггер.

— Так! — решился фон Гросс.

— Так! — согласился Миллер.

— Ваше преосвященство, — наклонился к уху епископа монсеньор Штир, — консилиум решил, что необходима ампутация.

— А-а-а-а… мне… все равно, — простонал епископ.

— Но резать надо немедленно, — быстро сказал фон Гросс, которому очень хотелось перебить этого знатного пациента у выскочки Миллера.

— Да, да, немедленно, — заявил Миллер, — вот мои инструменты, отправляюсь мыть руки.

— Коллега Миллер соглашается мне ассистировать? — с вызовом осведомился фон Гросс.

— Нет, коллега, я обойдусь без вас, — с нажимом ответил тот, направляясь к выходу.

Фон Гросс направился за ним, намереваясь в коридоре свести счеты с соперником. За ними последовали остальные врачи. Но тут консилиум был остановлен отчаянным криком его преосвященства:

— Не надо! Не надо!

— Что не надо? — подбежал к епископу монсеньор Штир.

— Не надо ампутировать.

— Но ведь это опасно, ваше преосвященство! — перебивая друг друга, заговорили профессора.

— Творец… отметил… печатью… нас… — выбрасывал слова епископ. — Мы… сопричислены… к сонму…

Как всегда, первым догадался монсеньор Штир.

— Стойте, господа! — закричал он. — Его преосвященство покрывается металлом так же, как святой Кроллициас. Это ли не признак святости! Его преосвященство считает, что он тоже заслужил честь быть святым. Девятьсот девяносто шестой католический святой! Боже правый, какая сенсация!

Врачи оторопело выбежали из гостиной…

История повторялась. Утро застало дом епископа В переполохе. Из спальни его преосвященства доносились громкие и пронзительные стоны. Можно было только удивляться, как удается тщедушному и слабосильному старикашке издавать такие вопли. Под дверьми спальни бегали взад и вперед врачи, не осмеливаясь, впрочем, переступить порог: у дверей с независимым и неприступным видом стоял монсеньор Штир.

— Но, может быть, вы разрешите один укол морфия его преосвященству? — каждые пять минут спрашивал сострадательный Брошке.

Штир отрицательно качал головой. Его преосвященство надрывался все больше. В половине десятого у дома раздался треск мотороллера. Монсеньор Штир подбежал к окну, радостно вскрикнул и кинулся к лестнице. У выхода из зала он столкнулся с монахом. который, тяжело дыша, вбежал в гостиную.

— Телеграмма от его святейшества из Ватикана! — заревел монах внушительным басом, перекрывая доносившиеся из спальни стоны.

Монсеньор Штир благоговейно развернул депешу и быстро пробежал ее глазами. Лицо его разочарованно вытянулось. Он небрежно бросил телеграмму на пол и, не оборачиваясь к врачам, сказал упавшим голосом:

— Можете ампутировать…

Фон Гросс и Миллер, отталкивая друг друга, двинулись к спальне. Любопытный терапевт Брошке склонился над брошенной депешой. Там значилось: “Не слишком ли много святых? Иоанн”.

— Да, да, господа, это удивительное открытие, — напевал своим студентам на очередной лекции профессор Дроббер. — Вы, конечно, многое знаете из газет. Но, господа, газеты так неточны, так неточны… Надеюсь, никто не будет упрекать меня, что я поначалу растерялся, узнав, что эта статуя или эти останки, вернее… мощи… Ну, словом, разумеется, потерял бы самообладание каждый. Триста сорок килограммов шестьдесят третьего элемента сразу! Да еще в таком страшном виде! Я поначалу решил, что мой радиоактивационный анализатор испортился. Но нет, все было в исправности… И я бы, конечно, господа, сошел с ума, потому что последующие три дня я не спал и не ел, я только думал. О, что я только не передумал! Ведь европий, из которого сделан Кроллициас, совершенно чистый! Мы не обнаружили даже ничтожных примесей других металлов. Это было совсем страшно! Да, господа, и тут пришел на помощь мой ассистент. Он занимался в прошлом на медицинском факультете. Он пришел ко мне и сказал: “Это бактерии, герр профессор”. И я его выгнал, потому что эти слова показались мне бредом. Но я стал думать и решил: “А почему бы нет?” Ну, а остальное вы знаете, господа, здесь газеты передавали все как будто бы точно. Да, если мы вдумаемся в эту проблему, то все это покажется не таким уж удивительным. В самом деле, большинство известных нам бактерий черпают необходимую им жизненную эгнергию так же, как и высшие животные, за счет тепла, выделяющегося при сгорании углеводородов в кислороде. Но ведь уже давно было известно, что существует много разновидностей микромира, которые прекрасно обходятся без кислорода. Есть бактерии, которые необходимую им жизненную энергию черпают из реакции соединения с серой или из реакции разложения сероводорода. В последние годы были открыты бактерии, которые возбуждают реакцию соединения кремния с кислородом, и в этой реакции — их источник существования.

Ну, а здесь просто новая разновидность бактерий. Мы с ассистентом Бреслером назвали их атомными бактериями. Они получают жизненную энергию, возбуждая ядерные реакции. Сначала они заставляют медленно, но неукротимо сливаться ядра водорода. При этом образуется кислород и за счет дефекта массы выделяется значительная энергия. Но бактерии на этом не останавливаются. Они ведут процесс ядерных превращений дальше: ядра кислорода сливаются в ядра титана. Это приводит к дополнительному выделению энергии.