— Дело в том, что эту идею высказал и предложил Павлу Николаевичу Сергей Малышев, — выпалил Кайменов.

— Вот как? — Пантелеев с интересом посмотрел на Малышева. Тот молчал, опустив голову. — Гм… Павел Николаевич, вы и товарищ Малышев работаете вместе, не так ли? Естественно, что вы обмениваетесь взглядами на работу; формулируете проблемы, высказываете идеи. Бывает, что идея приходит в голову сразу нескольким исследователям, бывает, что она носится в воздухе… Зачем же из всего этого устраивать драму? — Академик начал злиться и с нетерпением поглядывал на доску. — И потом, Владимир Михайлович, если вы знали, что не Шишкин, а э… э… товарищ Малышев является автором этой идеи, почему вы на семинаре не сказали об этом? Почему вы сочли более удобным… как это вы сами выражались? — “капать” мне об этом конфиденциальным образом?

Кайменов беспомощно взглянул на него: такого удара он не ждал.

— Извините, Валентин Георгиевич, — не выдержал Сергей. — Мы не хотели… лично я никаких претензий к Павлу Николаевичу не предъявляю. Пойдем, Володя!

— Одну секунду, — остановил инженеров Пантелеев. — Послушайте, вы, я вижу, затеяли какую-то игру… вероятно, с привлечением кибернетики. Я не считаю себя вправе вмешиваться, так как понимаю, что у вас могут возникать идеи и не по темплану института. Что ж, каждый исследователь имеет право на свободный поиск… Но коль скоро вы избрали меня… гм… посредником или, вернее сказать, “почтовым ящиком” в вашей игре, то я хотел бы надеяться, что она не сводится к интригам. Нет ничего отвратительнее интриг. Ничто так не иссушает мозг, как интриги… — И академик еще пять минут говорил на эту тему.

Когда Малышев и Кайменов выходили из кабинета, щеки их горели от унижения.

— Не унывай, Сережка, — Володька положил ему руку на плечо. — Мы с ним все равно рассчитаемся в самом прямом смысле слова. Давай сегодня вечером засядем, а?

Малышев двинул плечом, чтобы сбросить руку, но ничего не успел сказать: навстречу по лестнице поднимался Шишкин.

“…Хватит исканий, достаточно прекраснодушия! Вон оно как повернулось. Шишкина голой математикой не возьмешь… И Кайменов тоже — хорош товарищ! Видно, все останется, как есть, нечего играть в бирюльки с машиной…” Малышев сидел один в зале у пульта “Молнии”; сквозняк от воздуходувок шевелил пряди на его голове.

…Мчат поезда по блестящим рельсам, ревут автовозы на поворотах дорог, плывут пароходы по рекам и морям. Они везут грузы: пшеницу, уголь, станки, руду, ткани, игрушки, яблоки. На сортировочных горках и перевалочных базах электронные машины переводят стрелки, командуют автопогрузчиками, зажигают на диспетчерских табло схемы наилучших маршрутов: без заторов и простоев. Со временем автоматизируют транспорт: шоферы, машинисты, диспетчеры и кондукторы займутся другими делами.

Математические машины станут сердцем в кровеносной системе страны.

И это будет не его подвиг, если даже совершит его он. “Под руководством кандидата наук Павла Николаевича Шишкина в Институте вычислительной техники создан алгоритм… разрабо…” — взахлеб начнут писать газеты. А об исполнителях кто пишет!

Сергей представил себе монументально-самодовольное лицо Шишкина на газетной странице, и ему стало невыносимо тошно.

…В этот час Павел Николаевич Шишкин торопливо шел среди молчаливых домов и деревьев, облитых серо-зеленым лунным светом. Он допоздна задержался в институте, чтобы не встретиться с Малышевым и Кайменовым, и теперь клял себя. Тогда, на семинаре, Малышев смотрел на него тяжелым взглядом, а этот бандит Кайменов даже бросил выразительным движением губ беззвучное слово. Павел Николаевич убедил себя, что не понял этого слова.

Но в душу закрались сомнение и тоска. И потом на лестнице: “Мы с ним рассчитаемся… давай засядем сегодня…” Что они задумали?

В переулке застучали шаги. Шишкин теперь едва не бежал, и луна прыгала за ним над крышами.

Павел Николаевич давно, еще в вузе, смекнул, что наука — это такое занятие, где каждый разбирается лишь в том, что делает сам. Он быстро освоил нехитрый алгоритм получения степени: статьи, написанные руководимыми им дипломниками, диссертация, составленная из их работ, экзамены, сдаваемые хорошим знакомым, “двадцать минут позора” на защите… Оказавшись в институте, Павел Николаевич чутьем уловил круг тех дел и обязанностей, выполняя которые можно считаться крепким работником, даже преуспевать. С ним считались, его уважали — и он стал проникаться уважением к себе.

И все-таки страх не оставлял его никогда. Каждая новая идея, новый человек, новые дела заставляли его настораживаться. Он пугался всего непонятного и боялся, как бы другие не заметили, что он не понимает. Когда Валентин Георгиевич с увлечением рассказывал ему свои новые замыслы, он порой замирал от ужаса: а вдруг тот оборвет речь и гневно закричит: “Слушайте, что вы киваете? Я разыгрываю вас, плету чепуху!..” Он боялся выдвигать идеи: а вдруг идея окажется не такой? Он боялся и не выдвигать идей: а вдруг заметят, что у него их нет? И он уставал от этих страхов, как другие устают от непосильной работы…

А сейчас Павла Николаевича пугали непроницаемо черные тени домов и киосков, сырые запахи из подворотен. “Они ничем не докажут, все права на моей стороне, — горячо убеждал он себя весь день. — Но если они вправду где-то засядут… Их двое, они молоды и сильны, они злы. Особенно этот Кайменов, такой на все пойдет…” До дома оставалось еще несколько кварталов.

Улица была тиха и пустынна. “Неужели они хотят меня избить?!” — думал Павел Николаевич, обходя тени. Мысль о том, что его — интеллигентного, еще не старого и нравящегося женщинам — будут бить, была унизительна и ужасна.

Сергей Малышев стоял у окна, смотрел на луну.

“Что ж, видно, сам о себе не позаботишься — никто не станет стараться. Работу я, конечно, все равно выполнять буду: дело есть дело. Но и себя забывать не стоит, а то ходить мне всю жизнь в исполнителях при Шишкине… А что, если?.. Черт побери, как я раньше не догадался! Хожу около машин, всякие погрузки-перевозки решаю, Шишкина на утеху Володьке помогаю моделировать — а для себя?!” Малышев был инженер — свежая техническая идея сразу вернула ему ясность мысли и хорошее настроение. “Кто сказал, что на машине можно моделировать ситуации лишь для Шишкина? Почему бы не запрограммировать цели и стремления С. А. Малышева?” Он включил на прогрев “М-117”, нашел в столе Кайменова бумаги, по которым они кодировали информацию, сел к столу. “Итак, дополнение к ситуации: я согласен быть исполнителем при Шишкине, не буду вычитать его числа, но хочу… что я хочу? Первое: кандидатскую степень. Второе: квартиру… А что?” Он покосился на игру оранжевых огоньков на пульте машины. “Для тебя, сударыня, создан прекрасный зал с кондиционированием — надо же подумать и о себе!” Машина приобрела опыт и теперь не перебирала, как раньше, все варианты: лента с решением выскочила через минуту. Малышев пробежал глазами по числам, сгруппированным около адресов 01, 03 и 04, коротко усмехнулся: — Что ж, это можно было понять и так…