Мужчина вдруг сглотнул и попытался усмехнуться. Но это у него не получилось. Видимо я попал в точку, припомнив женщину. Потому я не стал останавливаться и продолжил:

— Если это не поможет — поищу других призраков, которые обитают в вашем доме. Или на работе. В ваших любимых ресторанах или цирюльне. Повторюсь: я очень терпеливый человек. Но мое терпение небезгранично. Подумайте об этом, Анатолий Викторович.

— Вы мне угрожаете? — уточнил мужчина.

— Искупитель с вами. Я же не разбойник какой-то. И вовсе не душегуб, которым мог бы вам показаться. Я просто вас предупреждаю. Все знают, что нельзя играть с огнем. Нас с мальства учат не брать в руки спички. Но отчего-то многие взрослые забывают, что неспроста в детстве боялись темноты. Я могу вам напомнить, отчего порой вы сторонитесь неосвещенных углов. Почему порой всматриваетесь в темноту за окном и испытываете странное ощущение тревоги. Вы можете узнать, что тьма способна оживать, даже если она мертвая.

Судья оторопело смотрел на меня и не решался ответить. Кажется, никто прежде не говорил ему ничего подобного. Я улыбнулся и добродушно посоветовал:

— Можете даже обсудить мое предупреждение со своим другом из прокуратуры. Он показался мне толковым человеком. Доброго дня, Анатолий Викторович. Берегите себя.

С этими словами я встал на ноги и направился к дверям. Спину мне буравил полный злобы взгляд. Довольно улыбнулся: не стоило вам переходить дорогу некроманту. А если уж перешли, привыкайте проигрывать, Анатолий Викторович. Хотя мне отчего-то показалось, что наше противостояние с семьей судьи не завершено.

***

Я вышел из кафе, спустился по ступеням крыльца и подошел к машине. Открыл переднюю дверь и сел на прогретое солнцем сиденье.

— Куда едем? — обернулся ко мне Фома.

— Домой, — устало ответил я

Слуга кивнул и завел двигатель. И машина выкатилась с парковки.

Некоторое время мы ехали молча. А затем, Фома произнес:

— Кажется мне, вашество, что жандармы еще вернутся.

Я кивнул:

— Знаю. Жандармерия откроет новый отдел, который скорее всего будет плотно работать с Синодом. И набирать в ряды жрецов, которые ослабляют призраков. Может и шаманов к этому привлекут.

— Умно, — оценил Фома. — Одни смогут видеть в трансе призраков, а другие ослаблять их или даже убивать.

— Развоплощать, — поправил я слугу. — Хорошо, что мы решили вопрос с телами.

— А Виноградова? — обеспокоенно уточнил Питерский.

— Она придет в себя, — успокоил я парня, надеясь, что не ошибаюсь. — Вдави газ, Фома. Дорога пустая.

Водитель кивнул, исполнил мою просьбу, и машина понеслась по шоссе.

Я нервно осматривал в зеркале свое отражение. Выглядел я вполне прилично, но меня никак не покидало ощущение, что рядом вот-вот послышится ворчание Виноградовой.

С момента, когда в мой офис приходили жандармы, прошла пара дней. Зеркальщик пропал — во всяком случае, я так и не смог выйти на его след. Скорее всего, он узнал, что его ищет некромант, и предпочел залечь на дно. Поэтому я решил продолжить поиски после возвращения из Яблоневого Сада.

От Любовь Федоровны вестей тоже не было. Тело женщины по-прежнему находилось в соседней комнате, куда я по несколько раз на дню заглядывал, чтобы убедиться: душа ее так и не объявилась.

Лаврентий Лавович переехал в наш дом, заняв гостевую комнату, и практически жил у кровати своей пациентки. Лекарь был настолько одержим этим случаем, что даже терял счет времени. Фома присматривал за ним, и частенько слуге приходилось поднимать его, сонного, на ноги, отводить в комнату, и укладывать в постель. Лаврентий что-то бормотал о том, как боится пропустить важный момент, а меня же страшило то, что мы можем ожидать воскрешения хозяйки дома совершенно напрасно. Но я боялся признаваться в этом даже самому себе, а уж про то, чтобы поделиться с окружающими своими подозрениями — и речи не шло.

Я успокаивал себя тем, что после возвращения из «Пиратской Бухты» исследовал весь дом, но так и не нашел никаких следов, которые оставляют порталы в межмирье. Да и ловидуха в момент исчезновения Виноградовой я не заметил. По всему выходило, что Любовь Федоровна осталась в мире живых. Но страх ее потери все одно не отпускал. Я не мог себе представить дом без Виноградовой. Конечно, живая она стала бы еще той занозой, но я был бы счастлив, если бы она начала курить в гостиной по-настоящему…

Я еще раз взглянул на себя в зеркало. В отражении на меня смотрел немного хмурый высокий парень в темно-синем костюме. Вышитый на груди герб был безупречен. Как и галстук, который я предпочел шейному платку.

— В таком виде умереть не страшно… — пробурчал я, вспомнив о том, как по этому поводу беспокоилась моя соседка.

В дверном проеме тут же показался Фома.

— Что вы сказали, вашество? — осведомился он.

— Ничего особенного, — отмахнулся я.

Парень выглядел встревоженным. Он воровато оглянулся, словно беспокоясь, что нас могут подслушать и заговорил:

— Павел Филиппович, как вы думаете: лекарь не станет вредить нашей женщине?

— С чего ты это взял? — насторожился я.

— Он тут давеча сказал, что надо ей палец уколоть и проверить проснется или нет… Еще что-то про горошины под матрасом говорил…

— Может он от недосыпа бредит, — пожав плечами, предположил я.

— Может и так, — согласился слуга. — Но я бы оставил с ним Ярослава. На всякий случай. Парень он хоть и не самый добрый, но исполнительный. Да и Любовь Федоровну все еще побаивается. Пусть следит за Лаврентием Лавовичем, а ежели что — скрутит его в пододеяльник и засунет в кладовку!

— Какие-то странные у тебя методы предосторожности, — заметил я. — Зачем такие крайности?

— В кладовке есть маленькая скамеечка и матрас, который не даст лекаришке себе голову расколошматить. Я его так сложил…

От этой информации я едва не поперхнулся. Осторожно уточнил:

— Ты сделал в кладовке мягкие стены?

— Я ведь забочусь о том, чтобы все оставались целыми, — не стал отпираться парень.

— Лаврентий отдает много сил, чтобы вернуть Виноградову, — терпеливо принялся пояснять я. — После долгого стазиса в гробу…

— Сна в ящике, — важно поправил меня слуга.

— Все верно, — согласился я. — Так вот, после долгого сна тело достаточно истощено. И Лаврентий Лавович запускает в нем токи энергии.

— Супчиком было бы быстрее запустить, — возразил Фома. — Не дело это, что нашу женщину мы даже не пытаемся накормить!

— Поверь, сейчас ей полезнее помощь хорошего лекаря. Может быть, если тело будет готово к пробуждению, то и душа в ней встрепенется.

— Знамо дело, — часто закивал парень. — Но Иришка все равно каждый день будет суп готовить. Потому как, после такого долгого сна, нашей Людмиле Федоровне понадобиться еда для восстановления.

Он старательно, почти по слогам, выговорил новое имя соседки и вздохнул. Мне показалось, что его тоже беспокоят смутные сомнения относительно пропавшего призрака. Но мы оба не решались заговорить об этом вслух, словно не желали накликать этим беду.

В этот момент из своей комнаты вышел лекарь и, слегка пошатываясь, направился на кухню. Затем словно опомнился и развернулся, чтобы пойти в комнату Виноградовой.

— Зови Ярослава, — распорядился я.

— Вам тоже не внушает доверия этот Лавович? — осведомился парень.

— Он измотан, запросто может упасть и расшибиться, — пояснил я. — И будет у нас два болезных…

— Не то, чтобы мне он шибко нравился, но не хочется, чтобы расшибся, — согласился Фома. — Потом ищи нового, еще и деньги ему плати… А этот наотрез отказался от оплаты сверхурочных. Наша женщина будет довольна…

Мы оба вздохнули и вновь не стали озвучивать мрачные подозрения. В комнате на несколько секунд повисло молчание. И Питерский нарушил его первым: